От него он перенял главные навыки: как нужным образом с первого раза оценить характер почвы, как ориентироваться в хитросплетении туннелей и тотчас «прочитывать» происходящие там перемены, от чего зависел не только успех предприятия, но и сама жизнь; я на собственном опыте мог удостовериться, что система столь же непредсказуема и коварна, как морская стихия.
Гордясь своими познаниями, мистер Дигвид все же нередко сетовал – в особенности по возвращении из паба, что нынешнее его занятие недостойно талантов ремесленника, которыми он некогда славился.
Когда спустя три недели стало ясно, что Джоуи почти совсем поправился, я задался вопросом, сочтет ли мистер Дигвид нужным по-прежнему брать меня с собой в подземные экспедиции. Мысль до конца жизни заниматься этой работой меня отвращала, но другого способа добывать себе кусок хлеба я не видел: образование я получил самое скудное, а без капитала и в отсутствие влиятельных друзей нечего было и надеяться получить профессию, приличествующую джентльмену. Однако, подумалось мне, те неизвестные мне лица, оплатившие Дигвидам мое спасение и мое содержание, рано или поздно – на беду или на счастье – наверняка объявятся, а до тех пор мне следует воспользоваться этим занятием как временной мерой. Оно имело и свои привлекательные стороны: конечно, я питал отвращение к грязи и запустению клоаки, но меня странным образом увлекала работа под землей, подлаживание своего времени к таинственным набегам приливов, ночные труды и дневной сон, знакомство с убежищами самых несчастных и обездоленных. В потаенных подземельях я чувствовал себя в полной безопасности, не страшась врагов, а кроме того, сам зарабатывал себе на жизнь; однако мною двигало и еще одно соображение, о котором тогда я имел лишь смутное понятие.
Однажды вечером в середине мая Джоуи объявил, что намерен завтра же отправиться в поход, и, невзирая на протесты миссис Дигвид, его отец дал на это согласие.
– Это означает, что я уже не нужен? – спросил я.
– А разве вы не против? – возразил мистер Дигвид.
Я слегка заколебался с ответом, и Джоуи это подметил.
– По мне, так это вам не больно подходит! – съязвил он.
– Придержи язык, – прикрикнула на него миссис Дигвид.
– Пусть не навсегда, но пока что меня это устраивает, – ответил я.
Мистер Дигвид одобрительно кивнул:
– Втроем куда надежнее.
– Все же, – осторожно вставила миссис Дигвид, – не очень-то правильно таким, как вы, зарабатывать на жизнь этим способом.
Джоуи взглянул на меня с усмешкой, в которой мне почудилась издевка.
– Как мы решим с деньгами? – спросил я.
Мистер Дигвид посмотрел на жену:
– Вот как мы подсчитали. Разделим наш заработок на пять частей. Вам с Джоуи причитается по одной, а я забираю остаток. С вас – восемь шиллингов за жилье и питание, вместе со стиркой.
Условия показались мне подозрительно щедрыми. По сути, это было признанием того, что деньги поступают им из другого источника. В лице Джоуи я уловил недовольство тем, что его уравняли со мной.
Так и постановили. Отныне моя жизнь потекла по этому странному руслу. И как бы часто я ни спускался под землю, испытанное в первый раз чувство ужаса до конца никогда меня не покидало. Это выглядело тем удивительней, что, невзирая на все опасности, данный образ жизни представлялся мне наименее рискованным. Я, по крайней мере, перестал быть игрушкой в руках слепой судьбы или несведущей жертвой тайного заговора; достигнув низшей точки человеческого существования, я тем не менее обнаружил, что способен выжить – и не посредством унизительного выпрашивания милостыни на городских улицах, но благодаря делу, которое требовало храбрости, умения и выносливости. Там, внизу, прихоти случая имели надо мной мало власти, и я не обольщался обманчивой свободой (так, как я ее понимал), поскольку не сомневался, что моей жизнью кто-то манипулирует – хотя и не знал в точности, кто именно. Пребывание в клоаке, конечно, задевало чувства, однако там я сталкивался с простыми физическими угрозами, мою гордость и независимость нимало не задевавшими; кроме ранения, болезни или смерти, других страхов они мне не внушали. Главное, чего я боялся – и вместе с тем страстно желал, – это обнаружения скрытой руки, направившей Дигвидов в мою сторону.
Мистер Дигвид так ловко управлялся со своими орудиями – с моей помощью и с помощью более опытного Джоуи, – что нам удавалось прочесать обширные пространства, имея довольно приличный улов. Мой доход после выплаты восьми шиллингов обычно составлял два-три шиллинга в неделю. Я пытался скопить сумму, занятую у Сьюки, однако мне это никак не удавалось, и я, не желая послать ей меньше требуемого, прекратил ей писать.
Со временем я начал понимать, почему мистер Дигвид столь часто посещает близлежащий паб.
– Необходимо себя прочистить, – говаривал он. – Работенка там очень уж высушивает нутро.
Я-то считал, что, наоборот, слишком увлажняет, но вполне сочувствовал его потребности после тьмы и тесноты подземелий оказаться в ярко освещенном и шумном «Борове и свистке». Миссис Дигвид тоже находила свои занятия стиркой «иссушающими», а потому и она нуждалась в частых посещениях паба; остаток денег они тратили на пиво и джин; именно по этой причине, мне казалось, им и приходилось трудиться в поте лица. Они всегда зазывали меня с собой, но я поначалу уклонялся.
Когда же уступил, то выяснил, что мистера Дигвид а к этим частым визитам побуждали еще и профессиональные интересы: кабачок «Боров и свисток» на Петтикоут-лейн служил для членов Общества подземных старателей местом собраний. Здесь они обменивались сведениями относительно рабочих условий и здесь же учредили кассу взаимопомощи» куда делали взносы на случай несчастного происшествия или внезапной болезни.
Джоуи частенько отправлялся в паб вместе с родителями, однако большую часть времени проводил с ватагой мальчишек в поисках утиля или железного лома, который они сдавали старьевщикам. Он нередко попадал в ту или иную переделку, и родители не на шутку тревожились, что его затянут в какую-нибудь преступную компанию. Свои деньги он тратил в основном на одежду понаряднее и на табак, поскольку обзавелся с недавних пор трубкой. Повадки его изменились мало: со мной он держался по-прежнему холодно и даже враждебно, хотя под землей мы слаженно работали рука об руку. Как-то раз он позвал меня «потешиться с ребятами», но я отказался, полагая необходимым выдерживать между нами дистанцию.
Было легче всего уступить подобным искушениям и мало-помалу втянуться в тот образ жизни, какой вели эти добросердечные, радушные люди: они пользовались моментом и мало задумывались о будущем. Моя судьба, однако, должна была разительно отличаться от их судьбы ввиду моего происхождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
Гордясь своими познаниями, мистер Дигвид все же нередко сетовал – в особенности по возвращении из паба, что нынешнее его занятие недостойно талантов ремесленника, которыми он некогда славился.
Когда спустя три недели стало ясно, что Джоуи почти совсем поправился, я задался вопросом, сочтет ли мистер Дигвид нужным по-прежнему брать меня с собой в подземные экспедиции. Мысль до конца жизни заниматься этой работой меня отвращала, но другого способа добывать себе кусок хлеба я не видел: образование я получил самое скудное, а без капитала и в отсутствие влиятельных друзей нечего было и надеяться получить профессию, приличествующую джентльмену. Однако, подумалось мне, те неизвестные мне лица, оплатившие Дигвидам мое спасение и мое содержание, рано или поздно – на беду или на счастье – наверняка объявятся, а до тех пор мне следует воспользоваться этим занятием как временной мерой. Оно имело и свои привлекательные стороны: конечно, я питал отвращение к грязи и запустению клоаки, но меня странным образом увлекала работа под землей, подлаживание своего времени к таинственным набегам приливов, ночные труды и дневной сон, знакомство с убежищами самых несчастных и обездоленных. В потаенных подземельях я чувствовал себя в полной безопасности, не страшась врагов, а кроме того, сам зарабатывал себе на жизнь; однако мною двигало и еще одно соображение, о котором тогда я имел лишь смутное понятие.
Однажды вечером в середине мая Джоуи объявил, что намерен завтра же отправиться в поход, и, невзирая на протесты миссис Дигвид, его отец дал на это согласие.
– Это означает, что я уже не нужен? – спросил я.
– А разве вы не против? – возразил мистер Дигвид.
Я слегка заколебался с ответом, и Джоуи это подметил.
– По мне, так это вам не больно подходит! – съязвил он.
– Придержи язык, – прикрикнула на него миссис Дигвид.
– Пусть не навсегда, но пока что меня это устраивает, – ответил я.
Мистер Дигвид одобрительно кивнул:
– Втроем куда надежнее.
– Все же, – осторожно вставила миссис Дигвид, – не очень-то правильно таким, как вы, зарабатывать на жизнь этим способом.
Джоуи взглянул на меня с усмешкой, в которой мне почудилась издевка.
– Как мы решим с деньгами? – спросил я.
Мистер Дигвид посмотрел на жену:
– Вот как мы подсчитали. Разделим наш заработок на пять частей. Вам с Джоуи причитается по одной, а я забираю остаток. С вас – восемь шиллингов за жилье и питание, вместе со стиркой.
Условия показались мне подозрительно щедрыми. По сути, это было признанием того, что деньги поступают им из другого источника. В лице Джоуи я уловил недовольство тем, что его уравняли со мной.
Так и постановили. Отныне моя жизнь потекла по этому странному руслу. И как бы часто я ни спускался под землю, испытанное в первый раз чувство ужаса до конца никогда меня не покидало. Это выглядело тем удивительней, что, невзирая на все опасности, данный образ жизни представлялся мне наименее рискованным. Я, по крайней мере, перестал быть игрушкой в руках слепой судьбы или несведущей жертвой тайного заговора; достигнув низшей точки человеческого существования, я тем не менее обнаружил, что способен выжить – и не посредством унизительного выпрашивания милостыни на городских улицах, но благодаря делу, которое требовало храбрости, умения и выносливости. Там, внизу, прихоти случая имели надо мной мало власти, и я не обольщался обманчивой свободой (так, как я ее понимал), поскольку не сомневался, что моей жизнью кто-то манипулирует – хотя и не знал в точности, кто именно. Пребывание в клоаке, конечно, задевало чувства, однако там я сталкивался с простыми физическими угрозами, мою гордость и независимость нимало не задевавшими; кроме ранения, болезни или смерти, других страхов они мне не внушали. Главное, чего я боялся – и вместе с тем страстно желал, – это обнаружения скрытой руки, направившей Дигвидов в мою сторону.
Мистер Дигвид так ловко управлялся со своими орудиями – с моей помощью и с помощью более опытного Джоуи, – что нам удавалось прочесать обширные пространства, имея довольно приличный улов. Мой доход после выплаты восьми шиллингов обычно составлял два-три шиллинга в неделю. Я пытался скопить сумму, занятую у Сьюки, однако мне это никак не удавалось, и я, не желая послать ей меньше требуемого, прекратил ей писать.
Со временем я начал понимать, почему мистер Дигвид столь часто посещает близлежащий паб.
– Необходимо себя прочистить, – говаривал он. – Работенка там очень уж высушивает нутро.
Я-то считал, что, наоборот, слишком увлажняет, но вполне сочувствовал его потребности после тьмы и тесноты подземелий оказаться в ярко освещенном и шумном «Борове и свистке». Миссис Дигвид тоже находила свои занятия стиркой «иссушающими», а потому и она нуждалась в частых посещениях паба; остаток денег они тратили на пиво и джин; именно по этой причине, мне казалось, им и приходилось трудиться в поте лица. Они всегда зазывали меня с собой, но я поначалу уклонялся.
Когда же уступил, то выяснил, что мистера Дигвид а к этим частым визитам побуждали еще и профессиональные интересы: кабачок «Боров и свисток» на Петтикоут-лейн служил для членов Общества подземных старателей местом собраний. Здесь они обменивались сведениями относительно рабочих условий и здесь же учредили кассу взаимопомощи» куда делали взносы на случай несчастного происшествия или внезапной болезни.
Джоуи частенько отправлялся в паб вместе с родителями, однако большую часть времени проводил с ватагой мальчишек в поисках утиля или железного лома, который они сдавали старьевщикам. Он нередко попадал в ту или иную переделку, и родители не на шутку тревожились, что его затянут в какую-нибудь преступную компанию. Свои деньги он тратил в основном на одежду понаряднее и на табак, поскольку обзавелся с недавних пор трубкой. Повадки его изменились мало: со мной он держался по-прежнему холодно и даже враждебно, хотя под землей мы слаженно работали рука об руку. Как-то раз он позвал меня «потешиться с ребятами», но я отказался, полагая необходимым выдерживать между нами дистанцию.
Было легче всего уступить подобным искушениям и мало-помалу втянуться в тот образ жизни, какой вели эти добросердечные, радушные люди: они пользовались моментом и мало задумывались о будущем. Моя судьба, однако, должна была разительно отличаться от их судьбы ввиду моего происхождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177