Я понимающе кивнул, поскольку уже давно знал про чертов кодицилл, но Генриетта опять казалась озадаченной.
– Однако мои родственники никогда не были уверены, что он действительно существует и что это не просто жестокая шутка Патерностера. На самом деле, думаю, они окончательно убедились в существовании кодицилла, только когда твоя бедная матушка, Джон, прислала копию документа моему племяннику, в подтверждение своего права на ежегодный доход.
– Но я по-прежнему не понимаю, каким образом завещание может спасти их! – воскликнул я.
– Чтобы объяснить это, – продолжала старая леди, – мне нужно рассказать тебе многое о делах давно минувших дней.
Однако этому не суждено было случиться, ибо Генриетта бросила взгляд на часы на каминной полке и вскричала:
– Боже милостивый! Посмотрите на время! Джон, вы должны уйти сию же минуту!
С этим было не поспорить, и потому, условившись встретиться с ними обеими в этот же час в следующее воскресенье, коли получится, я покинул комнату и вернулся к себе.
Глава 98
В течение последующих дней я думал о Генриетте снова и снова. Почему меня так волнует, что она не одобрит предпринятую мной попытку ограбления и дело, задуманное сейчас? Меня мучило сознание, что я не открыл девушке всю правду, и я положил признаться ей во всем, в чем только мне хватит духа признаться. Почему мне так важно мнение Генриетты? Почему я так обиделся и рассердился, когда она как будто не поверила мне, что Клоудиры со своими пособниками пытались убить меня? Наверное, я влюблен в нее. Неужели это и есть любовь?
Явившись в комнату мисс Лидии в следующее воскресенье, я застал там одну только Генриетту. Мы оба смутились, оказавшись наедине друг с другом.
– Бабушка скоро придет, – сказала она. – Тетя Изабелла изъявила желание увидеться с ней.
Я сел. Мне представился случай объясниться, и я хотел признаться в участии в попытке ограбления.
– Генриетта, вы хотели знать, почему я нахожусь в этом доме. Теперь вам известно, что завещание было незаконно изъято и мой дед стал жертвой обмана. Я его наследник. Вы не находите, что я имею право на поместье?
– Разве вы не путаете законность со справедливостью? – спросила она. – Разве не впадаете в ошибку, полагая, что можете основывать моральное право на вывертах и случайностях юридического закона? Поступая так, вы делаете то же самое, что, по вашим словам, сделали Момпессоны и Клоудиры, хотя я признаю, что вы имеете больше юридического и морального права, чем они.
– Нас нельзя сравнивать! Джеффри Хаффам хотел закрепить имущество за своим внуком, и его намерение было расстроено противозаконным и аморальным образом!
Теперь я поведал Генриетте многое из того, что узнал от мистера Эскрита, но результат оказался не таким, какого я ожидал.
– Насколько я понимаю, – упрямо сказала она, – составляя последнее завещание, Джеффри Хаффам нарушал свои обязательства перед отцом Сайласа Клоудира, лишая наследства собственного сына и отмщая родственникам, с которыми поссорился. Неужто вы и вправду полагаете, что последнее завещание такого человека имеет моральную силу?
Я промолчал, и она продолжала:
– И, в конце концов, сэр Хьюго купил поместье с чистой совестью – так есть ли у вас моральное право лишать его наследников собственности, даже если у вас есть право юридическое?
– Но когда он узнал о похищенном завещании, он ничего не сделал. И сэр Персевал продолжал утаивать документ, таким образом обманывая мою семью.
– Но чего еще можно было ожидать? Признать правду значило бы разориться: потерять имущество и покупные деньги.
– Конечно, вы защищаете сэра Персевала и леди Момпессон! – воскликнул я.
А что, если Генриетта руководствуется личными интересами? Что, если она не может забыть, что благосостояние опекунов ей выгодно? Может даже, у нее есть виды на Дейвида?
Она покраснела.
– Мне нет до них дела. Они никогда не были добры ко мне. Я никогда не понимала, почему они взяли надо мной опеку.
– Разве вы не испытываете к ним хотя бы благодарности?
– Благодарность? За милосердие, проявленное единственно из чувства долга и заботы о внешних приличиях?
– Но тогда почему вы их защищаете?
– У них есть свои права.
Она заняла непреклонную позицию.
– Но как же я? – запротестовал я. – Вот он я перед вами, без денег, без сколько-либо приличного образования, без друзей. Есть ли у меня надежда вести существование не просто достойное джентльмена, но хотя бы сносное? Вдобавок теперь, когда кодицилл введен в силу, моей жизни будет угрожать опасность, покуда Сайлас Клоудир жив. Только вернув завещание и отменив кодицилл, я смогу чувствовать себя спокойно. Неужели вы действительно отказываете мне в праве сделать это?
– Теперь понятно! – воскликнула Генриетта. – Так вот зачем вы здесь! Вы хотите выкрасть завещание!
Итак, секрет раскрылся. Отрицать не имело смысла.
– Вернуть завещание! – вскричал я. – Представить его суду, как и надлежит сделать.
– Так прибегните к помощи закона!
– На это потребуются деньги, – возразил я. – Ив любом случае сэр Персевал скорее уничтожит документ, чем откажется от него, поскольку, как мы с вашей бабушкой объяснили вам, если о нем станет известно, ваш опекун лишится поместья.
– Вы уверены? Ибо в таком случае я не понимаю, почему он сохранил завещание.
– Я тоже не понимаю. Ваша бабушка собиралась объяснить это в последнюю нашу встречу.
Наступила пауза, Генриетта пытливо всматривалась в мое лицо.
– Почему вы так рветесь заполучить завещание? – внезапно осведомилась она.
– Я же вам объяснил!
– Нет, я имею в виду, каковы ваши истинные мотивы? Вы говорите о правах, но мне кажется, вы жаждете мести.
– Мести? – изумленно повторил я. – Нет. Я просто хочу Справедливости. Я хочу найти логику и смысл в произволе и несправедливости, которые видел всю свою жизнь. Если Момпессоны могут лгать и мошенничать, чтобы приобрести и сохранить богатство, почему надо осуждать любого другого преступника? Все несчастья, выпавшие на долю моей семьи – убийство, сумасшедший дом, страшная судьба моей матери, – все они окажутся напрасными, если я не верну завещание.
– Это язык мести, – горячо сказала Генриетта. – Я понимаю вас, ибо у меня тоже есть причины ненавидеть своих опекунов. О, не такие веские, как у вас, далеко не такие.
– О чем вы говорите? – резко спросил я.
– О, сейчас это уже не имеет значения. И все же вы сами видели, как Том мучил меня в Хафеме тем летом. Хотя в некоторых отношениях он наименее жестокий из них. Но желать мести значит отплачивать за несправедливость той же монетой.
– Но в моем случае меня побуждают к действию обиды, причиненные не мне, но людям, которых я любил.
– Тогда, коли это не месть, – печально промолвила Генриетта, – значит, возмездие, а оно гораздо коварнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177