Его и доктор Родди в этом убеждал. Но надо же ее спрятать!
Его глаза зловеще сверкнули от пришедшей ему в голову чудовищной мысли. Он знал одно место, где можно было без риска утаить тело.
Бросившись в свою спальню, он вытащил куклу из гроба и затолкал ее под кровать.
Глава XXXI
Шурупы
Дженнифер лежала в гробу.
Постепенно и с трудом возвращаясь из беспамятства, она начала понимать, что вокруг нее темнота, а все тело ужасно стеснено. Она не могла ни двинуться, ни закричать. Ее рот был чем-то набит, так что она едва умудрялась дышать. Лицо покрывал какой-то мягкий материал.
Она решила, что ее похоронили заживо и провела несколько страшных мгновений с этой мыслью.
Безграничный ужас навалился на нее и чуть не лишил ее разума, но, когда сознание уже находилось на волоске от безумия, ее слух различил приглушенный шум уличного движения. Окончательно ее разуверил громкий автомобильный выхлоп, донесшийся с Шафтсбери-Авеню.
«Где я?—мучительно пыталась понять она.— Что со мной стряслось?»
Ответ стал медленно проступать в ее затуманенном мозгу. Сначала она поняла, что во рту у нее кляп и она связана, хотя может сгибать пальцы и чуть-чуть поворачивать голову. Затем, шаг за шагом, она вспомнила, что была в квартире Бивербрука и что он — безо всякой причины — внезапно на нее набросился.
«Какая же я была дура, веря ему,—с горечью подумала она.— Элан был прав».
Мысль об Элане была как якорь спасения, за который она могла ухватиться в водовороте этого кошмарного бреда. Все происшедшее выглядело так загадочно и необъяснимо, что она засомневалась, не грезит ли она. У нее осталось туманное воспоминание о том, как Би-вербрук предложил ей попробовать какое-то лекарство.
«Все это мне снится,—сказала она себе.— Через минуту я по-настоящему проснусь на том же диване. Наверное, Ч. Б. просто ждет, чтобы посмеяться надо мной».
Пытаясь вырваться из тьмы и сна в явь, к свету дня, она расслышала неясные, будто доносившиеся откуда-то снаружи, голоса; но слова разобрать было невозможно. Вдруг ее барабанные перепонки потряс какой-то оглушительный грохот, подобный реву поезда в туннеле, а затем она услышала, как какой-то мужчина сказал:
Это был Пагги Уильяме, тупо уставившийся на гроб своими налитыми кровью глазами.
— Да,— Чарли не переставая трясло, он едва мог выговаривать слова, так у него дрожали губы.— Это... это произошло случайно. Я не виноват. Клянусь, не виноват!
— Как?
— Хлороформ. Я... я не сделал ей больно. Я только хотел, чтобы она ненадолго затихла. А она стала драться, как дикая кошка. Она сама виновата, что получила слишком большую дозу.
— Ты что, совсем одурел, кретин?! Это же, по меньшей мере, убийство! Все, я сматываюсь — живенько!
— Нет, Пагги, помоги мне! Ну, правда же, все будет нормально! Никто и не узнает никогда.
— В это я не верю. Завтра твое имя уже будет в газетах.
— Но ты, что, не понимаешь? Люди уже пришли! Они же рядом—в гостиной... Я так торопился, чтобы успеть, пока ты их еще не отослал.
Хотя голос Чарли еще был высок и пронзителен, к нему понемногу уже возвращалась уверенность. Но шепот Пагги был полон ужаса.
— Так в о т в чем твой гениальный замысел! Ну, ты и человек! Тебе необходим был настоящий труп!.. Что ж, можешь сообщить об этом присяжным.
Он стряхнул с себя руку Чарли и поспешил к двери. Но, не дойдя до нее, он остановился, пораженный новой догадкой.
— А ты уверен, что она мертва?
— Абсолютно.
— Что ж, кому это знать, как не тебе. Ты ведь был когда-то врачом, да?
Как и предвидела Вера, в критической ситуации на Пагги нельзя было положиться. Он слишком был пьян, чтобы осознать всю важность своего вопроса. Ему оставалось только приподнять крышку гроба, но он бросил дело на полпути.
Он решил, что, раз Чарли пытается его впутать, надо как можно быстрее скрыться.
Дженнифер в гробу слышала каждое слово. Пока она слушала, страх окончательно прогнал туман из ее мозга. Наконец, она все увидела в истинном и жутком свете.
Ее собирались похоронить — связанную, стиснутую, с кляпом во рту, не способную ни двинуться, ни позвать на помощь. Скоро ее куда-то отнесут и там закопают в землю. Она ведь так хотела набраться опыта— вот, пожалуйста, живые впечатления, кошмарнее которых не выдумаешь. Ах, если бы все это происходило в кино, там уж спасение было бы неминуемо. Ее хватились бы в конторе и благодаря какому-нибудь пустяку — случайной фразе, сказанной сегодня утром, или чему-либо в этом роде — напали бы на ее след и разыскали бы в этой квартире.
Кроме того, об опасности обязательно знал бы Элан. В самый последний момент он ворвался бы в комнату и сбросил бы крышку с гроба. И опять прижал бы ее к себе.
Она почувствовала, как при мысли о нем по щекам потекли слезы. Никогда он не казался ей так дорог.
В этот самый момент, будто в подтверждение существования телепатии, Элан думал о ней. Он закончил свое дело и сейчас закусывал хлебом с сыром и пивом в небольшой деревенской гостинице. За окном солнечные лучи только что прорвались сквозь тучи, и на голой ветви каштана запела птаха. «Интересно, получила ли она мое письмо», — подумал он.
Как раз в эту минуту Дженнифер потеряла последнюю надежду. «Он не может знать,— сказала она себе.— Он за много миль отсюда. Никто не знает, где я».
Ее воображение с безжалостной ясностью нарисовало ей то, что ожидало ее в ближайшем будущем, которого, как она понимала, у нее оставалось слишком мало.
«Если меня не спасут сразу, я задохнусь. Долго это не протянется. Только вот — каждая минута покажется длиной в годы».
Ее телесные муки уже приближались к пределу, до которого она еще могла их выносить. Каждый вдох становился пыткой. Сердце то спотыкалось и замирало, то опять начинало слабо трепыхаться. В ушах звенело.
Вдруг она поняла, что в комнате, кроме Честера Бивербрука, еще есть люди. Она слышала их движения, приглушенные ковром шаги. Затем Чарли скомандовал резким голосом:
— Скорее, скорее! Мы уже опаздываем.
— Хорошо, хорошо, сэр,— ответил один из людей. После этого послышался какой-то вкрадчиво-мерзкий звук, который был прерван на время звонком в дверь. Сначала Дженнифер не поняла, что это, но когда звук повторился, до нее дошел его зловещий смысл.
Это привинчивали крышку гроба.
Казалось, каждая клеточка ее тела восстала против безжалостного насилия над ее личностью. Странно, но главное, что в тот момент было в ней ущемлено, так это ее чувство справедливости — одна из основных черт английского характера.
«Я ничем не заслужила этого! — в отчаянии подумала она.— Не может это со мной произойти! Этого не допустят!»
И тем не менее, это происходило. Она терпела еще несколько секунд, которые показались ей вечностью.
В тот момент, когда Дженнифер потеряла сознание, один из людей обратился к Чарли:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Его глаза зловеще сверкнули от пришедшей ему в голову чудовищной мысли. Он знал одно место, где можно было без риска утаить тело.
Бросившись в свою спальню, он вытащил куклу из гроба и затолкал ее под кровать.
Глава XXXI
Шурупы
Дженнифер лежала в гробу.
Постепенно и с трудом возвращаясь из беспамятства, она начала понимать, что вокруг нее темнота, а все тело ужасно стеснено. Она не могла ни двинуться, ни закричать. Ее рот был чем-то набит, так что она едва умудрялась дышать. Лицо покрывал какой-то мягкий материал.
Она решила, что ее похоронили заживо и провела несколько страшных мгновений с этой мыслью.
Безграничный ужас навалился на нее и чуть не лишил ее разума, но, когда сознание уже находилось на волоске от безумия, ее слух различил приглушенный шум уличного движения. Окончательно ее разуверил громкий автомобильный выхлоп, донесшийся с Шафтсбери-Авеню.
«Где я?—мучительно пыталась понять она.— Что со мной стряслось?»
Ответ стал медленно проступать в ее затуманенном мозгу. Сначала она поняла, что во рту у нее кляп и она связана, хотя может сгибать пальцы и чуть-чуть поворачивать голову. Затем, шаг за шагом, она вспомнила, что была в квартире Бивербрука и что он — безо всякой причины — внезапно на нее набросился.
«Какая же я была дура, веря ему,—с горечью подумала она.— Элан был прав».
Мысль об Элане была как якорь спасения, за который она могла ухватиться в водовороте этого кошмарного бреда. Все происшедшее выглядело так загадочно и необъяснимо, что она засомневалась, не грезит ли она. У нее осталось туманное воспоминание о том, как Би-вербрук предложил ей попробовать какое-то лекарство.
«Все это мне снится,—сказала она себе.— Через минуту я по-настоящему проснусь на том же диване. Наверное, Ч. Б. просто ждет, чтобы посмеяться надо мной».
Пытаясь вырваться из тьмы и сна в явь, к свету дня, она расслышала неясные, будто доносившиеся откуда-то снаружи, голоса; но слова разобрать было невозможно. Вдруг ее барабанные перепонки потряс какой-то оглушительный грохот, подобный реву поезда в туннеле, а затем она услышала, как какой-то мужчина сказал:
Это был Пагги Уильяме, тупо уставившийся на гроб своими налитыми кровью глазами.
— Да,— Чарли не переставая трясло, он едва мог выговаривать слова, так у него дрожали губы.— Это... это произошло случайно. Я не виноват. Клянусь, не виноват!
— Как?
— Хлороформ. Я... я не сделал ей больно. Я только хотел, чтобы она ненадолго затихла. А она стала драться, как дикая кошка. Она сама виновата, что получила слишком большую дозу.
— Ты что, совсем одурел, кретин?! Это же, по меньшей мере, убийство! Все, я сматываюсь — живенько!
— Нет, Пагги, помоги мне! Ну, правда же, все будет нормально! Никто и не узнает никогда.
— В это я не верю. Завтра твое имя уже будет в газетах.
— Но ты, что, не понимаешь? Люди уже пришли! Они же рядом—в гостиной... Я так торопился, чтобы успеть, пока ты их еще не отослал.
Хотя голос Чарли еще был высок и пронзителен, к нему понемногу уже возвращалась уверенность. Но шепот Пагги был полон ужаса.
— Так в о т в чем твой гениальный замысел! Ну, ты и человек! Тебе необходим был настоящий труп!.. Что ж, можешь сообщить об этом присяжным.
Он стряхнул с себя руку Чарли и поспешил к двери. Но, не дойдя до нее, он остановился, пораженный новой догадкой.
— А ты уверен, что она мертва?
— Абсолютно.
— Что ж, кому это знать, как не тебе. Ты ведь был когда-то врачом, да?
Как и предвидела Вера, в критической ситуации на Пагги нельзя было положиться. Он слишком был пьян, чтобы осознать всю важность своего вопроса. Ему оставалось только приподнять крышку гроба, но он бросил дело на полпути.
Он решил, что, раз Чарли пытается его впутать, надо как можно быстрее скрыться.
Дженнифер в гробу слышала каждое слово. Пока она слушала, страх окончательно прогнал туман из ее мозга. Наконец, она все увидела в истинном и жутком свете.
Ее собирались похоронить — связанную, стиснутую, с кляпом во рту, не способную ни двинуться, ни позвать на помощь. Скоро ее куда-то отнесут и там закопают в землю. Она ведь так хотела набраться опыта— вот, пожалуйста, живые впечатления, кошмарнее которых не выдумаешь. Ах, если бы все это происходило в кино, там уж спасение было бы неминуемо. Ее хватились бы в конторе и благодаря какому-нибудь пустяку — случайной фразе, сказанной сегодня утром, или чему-либо в этом роде — напали бы на ее след и разыскали бы в этой квартире.
Кроме того, об опасности обязательно знал бы Элан. В самый последний момент он ворвался бы в комнату и сбросил бы крышку с гроба. И опять прижал бы ее к себе.
Она почувствовала, как при мысли о нем по щекам потекли слезы. Никогда он не казался ей так дорог.
В этот самый момент, будто в подтверждение существования телепатии, Элан думал о ней. Он закончил свое дело и сейчас закусывал хлебом с сыром и пивом в небольшой деревенской гостинице. За окном солнечные лучи только что прорвались сквозь тучи, и на голой ветви каштана запела птаха. «Интересно, получила ли она мое письмо», — подумал он.
Как раз в эту минуту Дженнифер потеряла последнюю надежду. «Он не может знать,— сказала она себе.— Он за много миль отсюда. Никто не знает, где я».
Ее воображение с безжалостной ясностью нарисовало ей то, что ожидало ее в ближайшем будущем, которого, как она понимала, у нее оставалось слишком мало.
«Если меня не спасут сразу, я задохнусь. Долго это не протянется. Только вот — каждая минута покажется длиной в годы».
Ее телесные муки уже приближались к пределу, до которого она еще могла их выносить. Каждый вдох становился пыткой. Сердце то спотыкалось и замирало, то опять начинало слабо трепыхаться. В ушах звенело.
Вдруг она поняла, что в комнате, кроме Честера Бивербрука, еще есть люди. Она слышала их движения, приглушенные ковром шаги. Затем Чарли скомандовал резким голосом:
— Скорее, скорее! Мы уже опаздываем.
— Хорошо, хорошо, сэр,— ответил один из людей. После этого послышался какой-то вкрадчиво-мерзкий звук, который был прерван на время звонком в дверь. Сначала Дженнифер не поняла, что это, но когда звук повторился, до нее дошел его зловещий смысл.
Это привинчивали крышку гроба.
Казалось, каждая клеточка ее тела восстала против безжалостного насилия над ее личностью. Странно, но главное, что в тот момент было в ней ущемлено, так это ее чувство справедливости — одна из основных черт английского характера.
«Я ничем не заслужила этого! — в отчаянии подумала она.— Не может это со мной произойти! Этого не допустят!»
И тем не менее, это происходило. Она терпела еще несколько секунд, которые показались ей вечностью.
В тот момент, когда Дженнифер потеряла сознание, один из людей обратился к Чарли:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54