Чем чаще они целовались, тем сильнее загорался Аннес. Иной раз девушке приходилось силой вырываться из его объятий, но и тогда она сердилась недолго.
А потом Аннес не видел Милли несколько дней. От ее соседки по палате он узнал, что у Милли поднялась температура и врач уложил ее в постель. Обострение болезни Милли встревожило Аннеса. Из разговоров он знал, что у туберкулезных больных иногда неожиданно скачет температура, что это вовсе не означает резкого ухудшения, что ничего особенно опасного тут нет. И все же он рисовал себе самое худшее. Он охотно навестил
бы Милли, но мужчинам запрещалось входить в женское отделение. Аннес бранил себя трусом за то, что не осмеливался ни нарушить правило, ни попросить разрешения, называл себя бесчувственным чурбаном, которого ничуть не трогает несчастье друга. В мыслях Аннес называл Милли своим другом, а оставаясь один в тихий час, задавал себе вопрос: может ли вообще женщина быть другом мужчины? Целует ли она своих друзей? Когда женщина становится близка с мужчиной, происходит что-то совсем другое. Или же они окончательно ссорятся. С Тийей они поссорились после того, как стали настолько близки, насколько это вообще возможно между мужчиной и женщиной. Вначале они были так влюблены друг в друга, что забывали все вокруг. Они потихоньку забирались на чердак — больше им негде было встречаться. И вдруг Тийя резко отшатнулась от него. Аннес не мог понять, за что Тийя его возненавидела: казалось, она его даже презирает. А ему Тийя стала бесконечно дорога. Так Аннес ни к чему и не пришел в своих раздумьях.
И еще Аннесу казалось, что у него холодное сердце, что он бессердечен. Он, правда, скучал по Милли, по их прогулкам, но, если ему случалось чем-нибудь заинтересоваться, Милли отходила на задний план. После тихого часа он теперь играл в карты, чаще всего в бридж: бриджем увлекался главный кондуктор Брант и вечно искал четвертого партнера. Аннес играл не хуже, чем обычно, а должен был бы, по его собственному мнению, играть хуже, если бы Милли для него что-нибудь значила. Между тем каждый его ход был продуманным, игра — точной, все пятьдесят две карты великолепно запоминались. В шахматы Аннес проигрывал Бранту, но проигрывал он и раньше, до Милли; от Бранта все получали мат.
Аннес подружился с новым больным, который выглядел даже более здоровым, чем он сам. Это был подмастерье пекаря, звали его Харальд Пую. Жизнерадостному парню не сиделось на месте. На следующий же день он позвал Аннеса с собой в Нымме выпить по стопке. Аннес был равнодушен к водке, никогда еще пьяным не напивался, но, если приглашают, неудобно в первый же раз отказываться. Пую держал себя в ресторане свободно, подошел к стойке как свой человек, попросил налить две по двадцать пять и пододвинул Аннесу одну из них. Пую, наверное, опрокинул бы рюмку просто так, но Аннес захотел показать, что знает по-рядок, и попросил два бутерброда с килькой. Вместе о бутербродами им подали ножи и вилки, и хотя Аннесу, показалось странным есть бутерброд ножом и вилкой он храбро за них взялся. В санатории он усвоил и кое-что новое по части застольного этикета.
После двух посещений ресторана карман у Аннеса опустел и пропала всякая охота ходить в Нымме. Раз в неделю Пую исчезал на ночь, возвратясь, говорил о женщинах и удивлялся, как это Аннес может так спокойно обходиться без женщин.
— А может, у тебя с Милли что-то есть? — допытывался Пую.— Милли — девчонка что надо, больная, правда, а так ничего, подходящая. Если еще не начал, не зевай.
Аннес покраснел.
— Ты, видимо, еще ее и не трогал,— болтал Пую.—-Я в твоем возрасте тоже был дураком. Бабы не терпят, когда только вздыхаешь, их надо сразу хватать руками. Хоть сначала и упираются — иная целую ночь фокусы строит, — в конце концов сдаются как миленькие.
Аннесу не нравились разговоры Пую, но как-то неудобно было сказать, чтобы он перестал.
— А уж если разок ее заполучил, дальше пойдет как по маслу. Бабы страшные сластены. Девушки — те, конечно, стыдятся и боятся, с ними больше возни, чем удовольствия.
Тут Аннес не выдержал:
— Иди ты ко всем чертям!
Пую оказался покладистым парнем.
— Извини, я не знал. Я уважаю порядочных людей. Пошли сыграем в крокет.
Крокетная площадка была свободна, и они начали играть.
Выяснилось, что Пую вообще не умеет обращаться с крокетным молотком. Аннес еще мальчишкой в летней колонии гонял крокетные шары, он знал правила игры, и иногда его удары получались очень меткими. Но сегодня он играл из рук вон плохо, Пую не был достойным противником, да и возбуждение у Аннеса еще не улеглось.
Милли застала их за игрой.
Аннес заметил, как Пую следил за ним и Милли, но решил не обращать внимания. Даже не стараясь скрыть свою радость, он подошел к девушке:
— Привет освобожденной узнице!
— За те дни, что сидели в кутузке, вы стали еще красивее,— проговорил Пую, кланяясь Милли.
Аннес не поверил своим глазам: банальный комплимент Пую явно понравился Милли.
На этот раз с прогулкой ничего не получилось. Милли сказала, что должна быть очень осторожна. Только на третий день она решила, что может немного пройтись.
На холме, где виднелась оставшаяся со времен мировой войны железобетонная площадка для дальнобойной пушки, Милли остановилась и повернулась к Ан-несу. Обняв девушку, Аннес почувствовал что-то совсем новое. Никогда еще он не ощущал к Милли такой нежности, она стала ему вдруг во сто крат дороже. Аннес медленно склонился к ее лицу. Он не успел еще прижаться губами к губам девушки, как она открыла глаза и шепнула:
— Что с тобой?
Аннес молча поцеловал ее. Потом он взял Милли на руки. Милли, как ребенок, обхватила руками его шею и прислонилась головой к его щеке.
Аннес уловил легкий запах табачного дыма.
— Ты куришь? — спросил он с изумлением.
— Да, изредка,— призналась Милли.— Сегодня курила с твоим приятелем.
Аннес встревожился.
— С кем?
— С Пую.
Аннес опустил Милли на землю. — Тебе тяжело?
— Нет.
— Почему же ты опустил меня?
Аннес промолчал: не мог же он сказать, что из-за Пую.
— Ты не хочешь, чтобы я курила?
— Те, кто курят, с другими не считаются.
— Ты мне так и не ответил.
— Я не могу тебе ни разрешать, ни запрещать.
— Тебе неприятен запах дыма?
— Раньше ты не курила.
— Не курила, если знала, что пойду с тобой.
— А сегодня не знала?
— Когда курила, не знала. Думала — пойдем только завтра.
— Почему же ты все-таки пошла?
— Ты так мило пригласил.
— Лучше, если б ты меня не послушала.
— В другой раз после курения не пойду. На это Аннес ничего не смог ответить. Несколько минут шли молча.
Потом Милли опять остановилась.
— Возьми меня снова на руки. Аннес повиновался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
А потом Аннес не видел Милли несколько дней. От ее соседки по палате он узнал, что у Милли поднялась температура и врач уложил ее в постель. Обострение болезни Милли встревожило Аннеса. Из разговоров он знал, что у туберкулезных больных иногда неожиданно скачет температура, что это вовсе не означает резкого ухудшения, что ничего особенно опасного тут нет. И все же он рисовал себе самое худшее. Он охотно навестил
бы Милли, но мужчинам запрещалось входить в женское отделение. Аннес бранил себя трусом за то, что не осмеливался ни нарушить правило, ни попросить разрешения, называл себя бесчувственным чурбаном, которого ничуть не трогает несчастье друга. В мыслях Аннес называл Милли своим другом, а оставаясь один в тихий час, задавал себе вопрос: может ли вообще женщина быть другом мужчины? Целует ли она своих друзей? Когда женщина становится близка с мужчиной, происходит что-то совсем другое. Или же они окончательно ссорятся. С Тийей они поссорились после того, как стали настолько близки, насколько это вообще возможно между мужчиной и женщиной. Вначале они были так влюблены друг в друга, что забывали все вокруг. Они потихоньку забирались на чердак — больше им негде было встречаться. И вдруг Тийя резко отшатнулась от него. Аннес не мог понять, за что Тийя его возненавидела: казалось, она его даже презирает. А ему Тийя стала бесконечно дорога. Так Аннес ни к чему и не пришел в своих раздумьях.
И еще Аннесу казалось, что у него холодное сердце, что он бессердечен. Он, правда, скучал по Милли, по их прогулкам, но, если ему случалось чем-нибудь заинтересоваться, Милли отходила на задний план. После тихого часа он теперь играл в карты, чаще всего в бридж: бриджем увлекался главный кондуктор Брант и вечно искал четвертого партнера. Аннес играл не хуже, чем обычно, а должен был бы, по его собственному мнению, играть хуже, если бы Милли для него что-нибудь значила. Между тем каждый его ход был продуманным, игра — точной, все пятьдесят две карты великолепно запоминались. В шахматы Аннес проигрывал Бранту, но проигрывал он и раньше, до Милли; от Бранта все получали мат.
Аннес подружился с новым больным, который выглядел даже более здоровым, чем он сам. Это был подмастерье пекаря, звали его Харальд Пую. Жизнерадостному парню не сиделось на месте. На следующий же день он позвал Аннеса с собой в Нымме выпить по стопке. Аннес был равнодушен к водке, никогда еще пьяным не напивался, но, если приглашают, неудобно в первый же раз отказываться. Пую держал себя в ресторане свободно, подошел к стойке как свой человек, попросил налить две по двадцать пять и пододвинул Аннесу одну из них. Пую, наверное, опрокинул бы рюмку просто так, но Аннес захотел показать, что знает по-рядок, и попросил два бутерброда с килькой. Вместе о бутербродами им подали ножи и вилки, и хотя Аннесу, показалось странным есть бутерброд ножом и вилкой он храбро за них взялся. В санатории он усвоил и кое-что новое по части застольного этикета.
После двух посещений ресторана карман у Аннеса опустел и пропала всякая охота ходить в Нымме. Раз в неделю Пую исчезал на ночь, возвратясь, говорил о женщинах и удивлялся, как это Аннес может так спокойно обходиться без женщин.
— А может, у тебя с Милли что-то есть? — допытывался Пую.— Милли — девчонка что надо, больная, правда, а так ничего, подходящая. Если еще не начал, не зевай.
Аннес покраснел.
— Ты, видимо, еще ее и не трогал,— болтал Пую.—-Я в твоем возрасте тоже был дураком. Бабы не терпят, когда только вздыхаешь, их надо сразу хватать руками. Хоть сначала и упираются — иная целую ночь фокусы строит, — в конце концов сдаются как миленькие.
Аннесу не нравились разговоры Пую, но как-то неудобно было сказать, чтобы он перестал.
— А уж если разок ее заполучил, дальше пойдет как по маслу. Бабы страшные сластены. Девушки — те, конечно, стыдятся и боятся, с ними больше возни, чем удовольствия.
Тут Аннес не выдержал:
— Иди ты ко всем чертям!
Пую оказался покладистым парнем.
— Извини, я не знал. Я уважаю порядочных людей. Пошли сыграем в крокет.
Крокетная площадка была свободна, и они начали играть.
Выяснилось, что Пую вообще не умеет обращаться с крокетным молотком. Аннес еще мальчишкой в летней колонии гонял крокетные шары, он знал правила игры, и иногда его удары получались очень меткими. Но сегодня он играл из рук вон плохо, Пую не был достойным противником, да и возбуждение у Аннеса еще не улеглось.
Милли застала их за игрой.
Аннес заметил, как Пую следил за ним и Милли, но решил не обращать внимания. Даже не стараясь скрыть свою радость, он подошел к девушке:
— Привет освобожденной узнице!
— За те дни, что сидели в кутузке, вы стали еще красивее,— проговорил Пую, кланяясь Милли.
Аннес не поверил своим глазам: банальный комплимент Пую явно понравился Милли.
На этот раз с прогулкой ничего не получилось. Милли сказала, что должна быть очень осторожна. Только на третий день она решила, что может немного пройтись.
На холме, где виднелась оставшаяся со времен мировой войны железобетонная площадка для дальнобойной пушки, Милли остановилась и повернулась к Ан-несу. Обняв девушку, Аннес почувствовал что-то совсем новое. Никогда еще он не ощущал к Милли такой нежности, она стала ему вдруг во сто крат дороже. Аннес медленно склонился к ее лицу. Он не успел еще прижаться губами к губам девушки, как она открыла глаза и шепнула:
— Что с тобой?
Аннес молча поцеловал ее. Потом он взял Милли на руки. Милли, как ребенок, обхватила руками его шею и прислонилась головой к его щеке.
Аннес уловил легкий запах табачного дыма.
— Ты куришь? — спросил он с изумлением.
— Да, изредка,— призналась Милли.— Сегодня курила с твоим приятелем.
Аннес встревожился.
— С кем?
— С Пую.
Аннес опустил Милли на землю. — Тебе тяжело?
— Нет.
— Почему же ты опустил меня?
Аннес промолчал: не мог же он сказать, что из-за Пую.
— Ты не хочешь, чтобы я курила?
— Те, кто курят, с другими не считаются.
— Ты мне так и не ответил.
— Я не могу тебе ни разрешать, ни запрещать.
— Тебе неприятен запах дыма?
— Раньше ты не курила.
— Не курила, если знала, что пойду с тобой.
— А сегодня не знала?
— Когда курила, не знала. Думала — пойдем только завтра.
— Почему же ты все-таки пошла?
— Ты так мило пригласил.
— Лучше, если б ты меня не послушала.
— В другой раз после курения не пойду. На это Аннес ничего не смог ответить. Несколько минут шли молча.
Потом Милли опять остановилась.
— Возьми меня снова на руки. Аннес повиновался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52