Раньше оно светило со стороны озера, теперь сильно склонилось вправо. Сейчас было, наверное, часа четыре или пять.
Аннесу лень было встать и определить время, измерив длину собственной тени. Он умел это делать и обычно ошибался лишь на какие-нибудь полчаса. А вставать не хотелось потому, что он чувствовал себя разбитым. Человеком, потерпевшим поражение.
Он начал вяло строить планы — как ему идти домой. Какой дорогой? Вначале — риска никакого. До узкоколейки все просто. Здесь на песчаных холмах и пустошах людей встречаешь редко, никто из прохожих не обратит на него особого внимания. Подумают — загорает человек, и все. До Пярнуского шоссе можно шагать спокойно. И даже дальше. По Пярнускому шоссе он, конечно, шествовать не будет, а пойдет по линии железной дороги и через покосы. В конце концов, и до Луговой улицы — ничего страшного. По сенокосам и огородам не обязательно ходить в наглухо застегнутом пиджаке. Хуже будет обстоять дело за Лютеровской канавой, когда он дойдет до первых домов. Счастье еще, что они не живут в центре города, прямо-таки счастье. Будь он помоложе хоть на два-три года, никакой беды не было бы. Пацан — и все, ходи хоть совсем без штанов. А сейчас он ростом почти с отца, сейчас засмеют.
Карапузам, пускавшим кораблики, это занятие надоело, и они ушли.
Аннес остался на склоне дюны совсем один.
Надо идти, подумал он.
Но продолжал лежать. Им овладело странное безразличие. Он и раньше иногда испытывал такую вялость. Бывало, решит сделать то или другое, но и с места не двинется, сидит понуро, в каком-то каменном оцепенении. Он точно и не хозяин самому себе. Его мысль и его тело как бы разобщены. Тело не повинуется воле. А мысли — будто и не его, а чьи-то чужие, будто его и не касаются. Он словно и существует, и словно нет его...
Порой Аннесу казалось, что он когда-нибудь сойдет с ума.
Аппес не слышал приближающихся шагов, не заметил, что к нему кто-то подошел,— настолько он был далек от всего окружающего. Он не видел, как появилась Тийя, не видел радости, сверкнувшей в ее глазах.
Только когда Тийя спросила, не стукнул ли его кто по голове, Аннес как будто очнулся от сна. Но теперь глаза у Тийи уже были обыкновенные — они смотрели чуть насмешливо, чуть дружески, чуть высокомерно. И все-таки даже такая Тийя мгновенно изменила все вокруг. Аннесу сразу стало легко, совсем легко, прямо невероятно легко. Солнце засияло ярче, дюны засверкали. Аннеса охватило удивительное чувство. Он не просто радовался тому, что его все-таки ждали и что ждала именно Тийя, нет, это чувство было гораздо сильнее. В душе Аннеса словно зазвенели чудесные напевы. Вот как необычно подействовало на него открытие, что Тийя никуда не ушла, что она тут, стоит около него.
— Куда ты пропал? — спросила Тийя,
Аннес, в душе которого все еще звучала музыка, вскочил на ноги и крикнул почти ликующе!
— А сторож мои манатки упер!
Девочка онемела от удивления. Во всяком случае, так понял Аннес ее молчание и оторопелый вид и начал с жаром рассказывать, что с ним случилось. Он вошел в азарт, его вдохновляло изумление, с которым Тийя его слушала, фантазия его воспламенилась. Он утверждал, что еле-еле вырвался из когтей сторожа. Некогда было даже захватить штаны и рубашку, он все время ощущал у себя на затылке палящее дыхание сторожа, этой гориллы! Позже, когда преследователь устал и с бранью побрел прочь, он, Аннес, снова сбегал к озеру, но было уже поздно: сторож утащил одежду.
— Сторож за тобой гнался?
— Я, как только вышел из воды, почувствовал, что кто-то кинулся за мной вдогонку.— Слова Аннеса вполне отвечали истине, он действительно это чувствовал.
— Сторож был молодой или старый?
— Старый. Лет сорока.— Аннес помолчал в раздумье и добавил:—Может, я и ошибаюсь. Я ведь сразу удрал.
.— Высокий он или низенький?
— Огромный! Ноги ужас какие длинные. Удирать было трудно.
— Бранился?
— Ругался — страх! Только и слышно было — дьявол, мерзавец! Грозился отправить в полицию. Будь земля потверже, догнал бы меня. Старый человек тяжелее, больше увязает в песке. Да еще в сапогах. Это меня и спасло.
— Тебе страшно было?
— Вначале — да. Даже очень. А когда он начал отставать, стало смешно. Знаешь, я потом еще раз ходил на озеро купаться.
— Не ври!
— Честное слово. Чего я буду врать.
Аннес выдержал взгляд Тийи, не отводя глаз. Он ведь ходил второй раз купаться. Ходил.
— Врешь! У тебя изо рта прямо дым валит.
Такая у Тийи была манера выражать недоверие к чьим-либо словам. Аннеса это сейчас не смутило. Он сам верил, что все было именно так, как он рассказывает. Он засмеялся и спросил:
— Где ребята?
Тийя пропустила его вопрос мимо ушей.
— Я и не знала, что ты такое трепло,— продолжала она.
Аннес опять засмеялся. У него было чертовски веселое настроение.
— Ребята ушли домой?
— Врун! Ну и врун же ты!
— Спасибо, что ты меня подождала.
Аннес не мог поступить иначе — он должен был это сказать.
Лицо у Тийи залилось пунцовым румянцем. Она отвернулась и стала пристально смотреть в сторону озера, как будто над верхушками молодых сосен происходило что-то необычное.
— Я не ждала тебя,— произнесла она быстро, не глядя на Аннеса.— Когда я вернулась сюда, ребят уже не было. Свиньи этакие.
Аннес не понял, почему Тийя покраснела. Тийя вообще странная девчонка. Никогда не знаешь, что она скажет и что сделает. И обидеться может ни с того ни с сего. Вот как сейчас. Аннес совсем не хотел обижать Тийю и все-таки обидел. Иначе почему она покраснела. А что касается ребят, то они, конечно, свиньи. Хотя и предупреждали, что уйдут, если он и Тийя долго задержатся на берегу. Он сегодня же их отругает как следует.
— Пойдем и мы,— сказал Аннес Тийе. Она обернулась к нему.
— Ты что, думаешь в таком виде идти в город? «Чего она издевается? — подумал Аннес.— Ей-богу,
как будто дразнится».
С Тийей иногда невероятно сложно. И все-таки она — славный кореш, компанейский.
— А что же мне, по-твоему, делать? — растерянно спросил Аннес.
— Одеваться! — фыркнула Тийя и звонко расхохоталась.
Теперь Аннес уже совсем ее не понимал.
— Ну да, одевайся! — по-прежнему заливалась Тийя. У Аннеса возникла смутная догадка, что ее смех,
наверное, что-то означает. Иначе бы она так над ним ке потешалась. Из осторожности Аннес промолчал.
— Сторож принес твои штаны сюда,— произнесла Тийя с невинным видом.— Да, да, принес. Посмотри у себя за спиной. Чего ты вытаращился? Разве это не твои вещи?
И Тийя снова залилась смехом. Она смеялась так, слезы выступили на глазах.
Когда Аннес увидел тут же, в каком-нибудь метре от себя, синие штаны из чертовой кожи, из-под которых выглядывал полосатый рукав рубашки, ему все стало ясно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Аннесу лень было встать и определить время, измерив длину собственной тени. Он умел это делать и обычно ошибался лишь на какие-нибудь полчаса. А вставать не хотелось потому, что он чувствовал себя разбитым. Человеком, потерпевшим поражение.
Он начал вяло строить планы — как ему идти домой. Какой дорогой? Вначале — риска никакого. До узкоколейки все просто. Здесь на песчаных холмах и пустошах людей встречаешь редко, никто из прохожих не обратит на него особого внимания. Подумают — загорает человек, и все. До Пярнуского шоссе можно шагать спокойно. И даже дальше. По Пярнускому шоссе он, конечно, шествовать не будет, а пойдет по линии железной дороги и через покосы. В конце концов, и до Луговой улицы — ничего страшного. По сенокосам и огородам не обязательно ходить в наглухо застегнутом пиджаке. Хуже будет обстоять дело за Лютеровской канавой, когда он дойдет до первых домов. Счастье еще, что они не живут в центре города, прямо-таки счастье. Будь он помоложе хоть на два-три года, никакой беды не было бы. Пацан — и все, ходи хоть совсем без штанов. А сейчас он ростом почти с отца, сейчас засмеют.
Карапузам, пускавшим кораблики, это занятие надоело, и они ушли.
Аннес остался на склоне дюны совсем один.
Надо идти, подумал он.
Но продолжал лежать. Им овладело странное безразличие. Он и раньше иногда испытывал такую вялость. Бывало, решит сделать то или другое, но и с места не двинется, сидит понуро, в каком-то каменном оцепенении. Он точно и не хозяин самому себе. Его мысль и его тело как бы разобщены. Тело не повинуется воле. А мысли — будто и не его, а чьи-то чужие, будто его и не касаются. Он словно и существует, и словно нет его...
Порой Аннесу казалось, что он когда-нибудь сойдет с ума.
Аппес не слышал приближающихся шагов, не заметил, что к нему кто-то подошел,— настолько он был далек от всего окружающего. Он не видел, как появилась Тийя, не видел радости, сверкнувшей в ее глазах.
Только когда Тийя спросила, не стукнул ли его кто по голове, Аннес как будто очнулся от сна. Но теперь глаза у Тийи уже были обыкновенные — они смотрели чуть насмешливо, чуть дружески, чуть высокомерно. И все-таки даже такая Тийя мгновенно изменила все вокруг. Аннесу сразу стало легко, совсем легко, прямо невероятно легко. Солнце засияло ярче, дюны засверкали. Аннеса охватило удивительное чувство. Он не просто радовался тому, что его все-таки ждали и что ждала именно Тийя, нет, это чувство было гораздо сильнее. В душе Аннеса словно зазвенели чудесные напевы. Вот как необычно подействовало на него открытие, что Тийя никуда не ушла, что она тут, стоит около него.
— Куда ты пропал? — спросила Тийя,
Аннес, в душе которого все еще звучала музыка, вскочил на ноги и крикнул почти ликующе!
— А сторож мои манатки упер!
Девочка онемела от удивления. Во всяком случае, так понял Аннес ее молчание и оторопелый вид и начал с жаром рассказывать, что с ним случилось. Он вошел в азарт, его вдохновляло изумление, с которым Тийя его слушала, фантазия его воспламенилась. Он утверждал, что еле-еле вырвался из когтей сторожа. Некогда было даже захватить штаны и рубашку, он все время ощущал у себя на затылке палящее дыхание сторожа, этой гориллы! Позже, когда преследователь устал и с бранью побрел прочь, он, Аннес, снова сбегал к озеру, но было уже поздно: сторож утащил одежду.
— Сторож за тобой гнался?
— Я, как только вышел из воды, почувствовал, что кто-то кинулся за мной вдогонку.— Слова Аннеса вполне отвечали истине, он действительно это чувствовал.
— Сторож был молодой или старый?
— Старый. Лет сорока.— Аннес помолчал в раздумье и добавил:—Может, я и ошибаюсь. Я ведь сразу удрал.
.— Высокий он или низенький?
— Огромный! Ноги ужас какие длинные. Удирать было трудно.
— Бранился?
— Ругался — страх! Только и слышно было — дьявол, мерзавец! Грозился отправить в полицию. Будь земля потверже, догнал бы меня. Старый человек тяжелее, больше увязает в песке. Да еще в сапогах. Это меня и спасло.
— Тебе страшно было?
— Вначале — да. Даже очень. А когда он начал отставать, стало смешно. Знаешь, я потом еще раз ходил на озеро купаться.
— Не ври!
— Честное слово. Чего я буду врать.
Аннес выдержал взгляд Тийи, не отводя глаз. Он ведь ходил второй раз купаться. Ходил.
— Врешь! У тебя изо рта прямо дым валит.
Такая у Тийи была манера выражать недоверие к чьим-либо словам. Аннеса это сейчас не смутило. Он сам верил, что все было именно так, как он рассказывает. Он засмеялся и спросил:
— Где ребята?
Тийя пропустила его вопрос мимо ушей.
— Я и не знала, что ты такое трепло,— продолжала она.
Аннес опять засмеялся. У него было чертовски веселое настроение.
— Ребята ушли домой?
— Врун! Ну и врун же ты!
— Спасибо, что ты меня подождала.
Аннес не мог поступить иначе — он должен был это сказать.
Лицо у Тийи залилось пунцовым румянцем. Она отвернулась и стала пристально смотреть в сторону озера, как будто над верхушками молодых сосен происходило что-то необычное.
— Я не ждала тебя,— произнесла она быстро, не глядя на Аннеса.— Когда я вернулась сюда, ребят уже не было. Свиньи этакие.
Аннес не понял, почему Тийя покраснела. Тийя вообще странная девчонка. Никогда не знаешь, что она скажет и что сделает. И обидеться может ни с того ни с сего. Вот как сейчас. Аннес совсем не хотел обижать Тийю и все-таки обидел. Иначе почему она покраснела. А что касается ребят, то они, конечно, свиньи. Хотя и предупреждали, что уйдут, если он и Тийя долго задержатся на берегу. Он сегодня же их отругает как следует.
— Пойдем и мы,— сказал Аннес Тийе. Она обернулась к нему.
— Ты что, думаешь в таком виде идти в город? «Чего она издевается? — подумал Аннес.— Ей-богу,
как будто дразнится».
С Тийей иногда невероятно сложно. И все-таки она — славный кореш, компанейский.
— А что же мне, по-твоему, делать? — растерянно спросил Аннес.
— Одеваться! — фыркнула Тийя и звонко расхохоталась.
Теперь Аннес уже совсем ее не понимал.
— Ну да, одевайся! — по-прежнему заливалась Тийя. У Аннеса возникла смутная догадка, что ее смех,
наверное, что-то означает. Иначе бы она так над ним ке потешалась. Из осторожности Аннес промолчал.
— Сторож принес твои штаны сюда,— произнесла Тийя с невинным видом.— Да, да, принес. Посмотри у себя за спиной. Чего ты вытаращился? Разве это не твои вещи?
И Тийя снова залилась смехом. Она смеялась так, слезы выступили на глазах.
Когда Аннес увидел тут же, в каком-нибудь метре от себя, синие штаны из чертовой кожи, из-под которых выглядывал полосатый рукав рубашки, ему все стало ясно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52