Люди недоуменно переглядывались — кто бы это мог быть? У Михкеля из Ватла был сильный каурый жеребец. Да и барышник гонит быстро, когда едет порожняком. Бродячий торговец и тряпичник ездили медленно. Не барон же это, в самом деле,— барон разъезжал в рессорной коляске, да и что ему поутру трястись здесь, по каменистому берегу? Ренненкампф в эту пору еще мирно спал рядом с пухлой экономкой (барыня, слыхать, у него болеет ревматизмом, и от нее уже проку нет). Господин пастор Гиргенсон, усердно причащавший умирающих, ездил тоже на рессорах, к тому же не слышно было, чтобы кто-нибудь поблизости собирался отдать богу душу. Грохот, возникший за перелеском, усилился на повороте дороги. Глянь-ка, сюда сворачивает. Кто бы это мог быть?
— Кубьяс, стерва!— проворчал Михкель.
— Да, и впрямь Юугу. Спешит арендную долю требовать,— решил Матис.
Так оно и было. Едва придержав за оградой лошадь, юугуский Сийм (кубьяс рууснаской мызы, лесник и церковный староста в Каугатома — все в одном лице) прогнусавил своим странно тихим голосом, который все находившиеся на берегу если и не слышали, то обязаны были услышать:
— Ну, молодцы-рыбаки, каковы дела с морской арендой? Все корзины, кадушки, клетушки полны рыбы, а мызу совсем забыли.
— Что это мызе с рыбой приспичило? Первая неделя, как в море вышли,— отрезал Лаэс, хвативший лишку от щедрот папаши Пуумана.
— Вот дьяволы!— ругался Кусти, который тоже быстро хмелел от пива.— Что у самого есть, то и мызе даю, а чего нет, того и дать не могу. Нынче утром сети были
полнехоньки ила, этого добра барин может получить сколько ему угодно, а рыбы — нет!
— Если у тебя рыбы нет, с чего же ты пылу набрался?— прогнусавил Сийм.
— Об этом позаботился будущий волостной старшина. Послушай, Яан, угости-ка и Юугу пивом, раз он мужичок вроде меня и не по карману ему штоф пива,— задорно ответил Кусти.
Женщины прыснули со смеху. Но когда Юугу вытянул, осматриваясь, свою длинную шею, смех затих. Даже Кусти перестал смеяться над кубьясом, когда, сам папаша Пууман предостерегающе ткнул его кулаком в ребра.
«Теперь-то уж придется корзины назад нести,— подумал Каарли, когда услышал, как окуни кийратсиского Михкеля шлепаются о дно телеги Сийма.— Господин барон свое получит, торговцы выручат свое за пиво и муку. А кому какое дело до корзин, сплетенных руками старого инвалида войны?!»
Как на грех, явился еще и новый богатый покупатель рыбы, на сей раз не с суши, а с моря.
— Шлюпка! Хольмановская шлюпка из Весилоо! — вскричал Йоосеп, прежде других разглядевший ее в заливе.
Сообщение Йоосепа подтвердил Сандер, а потом и сам Матис.
С часу на час крепчавший зюйд-вест быстро пригнал шлюпку от Кургураху к Урве, от Урве к Лаури, и ловкий капитан Тынис Тиху, брат Матиса, не убавляя скорости, под всеми парусами направил шлюпку к причалу.
— Гляди, на вешала в сети не угоди!— гаркнул Лаэс вновь прибывшим.
— А мы и это можем. Ходили по морю, можно и по земле проехаться,— бросил Тынис в ответ, встав с задней скамьи и сворачивая парус.
Матис из Кюласоо пошел в мать: смуглый, худощавый, скорее низкого, чем высокого роста, из породы «рууснаских черных», как называли в окрестных деревнях жителей Руусна из-за распространенного у них черного цвета волос и темных глаз. Тыниса же — он был лет на двадцать моложе брата,— казалось, родила другая мать. Это был блондин, исполин, около шести футов роста, с львиной гривой, напоминавшей знаменитого прадеда кюласооского рода — давно умершего старого Рейна из Рейнуыуэ. Двенадцатилетним мальчуганом ушел Тынис в море, обошел все земли и страны, года три жил в Америке и дотянулся до капитанского мостика. Теперь, уже пятый или шестой год, он плавал на «Эмилии» старого Хольмана и, как говорили, делал хорошие деньги и хозяевам, и себе.
Вместе с Тынисом из Весилоо на шлюпке приехала и Лийзу из Катку, которая управляла скотным двором в усадьбе Тенга, принадлежащей Хольману, и была во всех прочих делах первой помощницей хозяйки. Лийзу — уроженка этих мест, дочь батрака Юхана из Катку. Лет десять назад она, четырнадцатилетней девочкой, нанялась работницей в большую усадьбу капитана Хольмана (которого звали также папашей Хольманом). Как ни странно, но слово Лийзу обрело на хуторе Тенга особую силу и вес после того, как старый хрыч капитан взял себе молодую красивую жену, про которую поговаривали, что она немного легкого нрава и даже на батраков поглядывает краешком глаз. С той поры, говорят, папаша Хольман и видеть не хочет молодых батраков, все больше обходится женской прислугой. Забота о хозяйстве большой — почти в сто десятин — усадьбы лежит на плечах Лийзу, которой, поговаривают, старик доверяет, как родной дочери. Старику, прожившему три четверти века, уже не под силу хлопотать по хозяйству. Достаточно и того, что у папаши Хольмана хватало пороха, чтобы лично нанимать капитанов на парусники и в качестве главного хозяина-распорядителя фрахтовать суда. Его родная дочь от первой жены умерла. С новой женой у Хольмана детей не было. Не удивительно, что он стал доверять чужому человеку. И общее мнение было таково, что, когда старик станет снаряжаться в самый последний рейс, уж он-то, надо полагать, в завещании наряду с барыней как-нибудь помянет и Лийзу.
Каарли никогда не видел Лийзу, но люди говорили, что она недурна собой: крепко сложенная женщина, с большими ясными глазами и с хорошими, работящими руками. Верно, это так и есть, потому что у Лийзу красивый звонкий голос. Ведь голос немало говорит о человеке. И заядлый холостяк, такой, как Тынис, просоленный водами всех морей, тоже не всякую и захочет (в Америке Тынис, говорят, был даже хоть и недолго, а по-настоящему женат)! Да, да, уж если они рядышком в одном шлюпе катаются и дела у них пойдут и дальше на лад, то, может, и он, Каарли, в один из славных деньков попирует на богатой свадьбе, потому что плохонькой свадьбой Тынис не обойдется — и какая ж это свадьба без песельника?! К тому же Каарли дальний родственник Тыниса. А родственников Тынис уважает. Вот и сейчас на берегу сразу подошел
к брату Матису и первым делом осведомился о здоровье отца. А потом сунул руку и ему, Каарли.
— Ну вот,— говорит,— мы сегодня с Каарли по одному делу здесь — оба рыбу встречаем.
— Неужто правда?— спросил Матис.— Что ж ты с этой рыбой делать станешь? Разве у Хольмана своей не хватает?
— Для еды хватает. Но старик хочет вывезти рыбу подальше. Завтра иду на «Эмилии» в Ригу — так разве он может видеть, что судно не груженым идет?! Сегодня разослал лодки по всему берегу и на острова — закупать рыбу. В Риге придется пару дней поиграть в рыботорговца.
— Пока люди не сдадут рыбу в счет аренды, ничего ты здесь не получишь,— прогнусавил Сийм из-за ограды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
— Кубьяс, стерва!— проворчал Михкель.
— Да, и впрямь Юугу. Спешит арендную долю требовать,— решил Матис.
Так оно и было. Едва придержав за оградой лошадь, юугуский Сийм (кубьяс рууснаской мызы, лесник и церковный староста в Каугатома — все в одном лице) прогнусавил своим странно тихим голосом, который все находившиеся на берегу если и не слышали, то обязаны были услышать:
— Ну, молодцы-рыбаки, каковы дела с морской арендой? Все корзины, кадушки, клетушки полны рыбы, а мызу совсем забыли.
— Что это мызе с рыбой приспичило? Первая неделя, как в море вышли,— отрезал Лаэс, хвативший лишку от щедрот папаши Пуумана.
— Вот дьяволы!— ругался Кусти, который тоже быстро хмелел от пива.— Что у самого есть, то и мызе даю, а чего нет, того и дать не могу. Нынче утром сети были
полнехоньки ила, этого добра барин может получить сколько ему угодно, а рыбы — нет!
— Если у тебя рыбы нет, с чего же ты пылу набрался?— прогнусавил Сийм.
— Об этом позаботился будущий волостной старшина. Послушай, Яан, угости-ка и Юугу пивом, раз он мужичок вроде меня и не по карману ему штоф пива,— задорно ответил Кусти.
Женщины прыснули со смеху. Но когда Юугу вытянул, осматриваясь, свою длинную шею, смех затих. Даже Кусти перестал смеяться над кубьясом, когда, сам папаша Пууман предостерегающе ткнул его кулаком в ребра.
«Теперь-то уж придется корзины назад нести,— подумал Каарли, когда услышал, как окуни кийратсиского Михкеля шлепаются о дно телеги Сийма.— Господин барон свое получит, торговцы выручат свое за пиво и муку. А кому какое дело до корзин, сплетенных руками старого инвалида войны?!»
Как на грех, явился еще и новый богатый покупатель рыбы, на сей раз не с суши, а с моря.
— Шлюпка! Хольмановская шлюпка из Весилоо! — вскричал Йоосеп, прежде других разглядевший ее в заливе.
Сообщение Йоосепа подтвердил Сандер, а потом и сам Матис.
С часу на час крепчавший зюйд-вест быстро пригнал шлюпку от Кургураху к Урве, от Урве к Лаури, и ловкий капитан Тынис Тиху, брат Матиса, не убавляя скорости, под всеми парусами направил шлюпку к причалу.
— Гляди, на вешала в сети не угоди!— гаркнул Лаэс вновь прибывшим.
— А мы и это можем. Ходили по морю, можно и по земле проехаться,— бросил Тынис в ответ, встав с задней скамьи и сворачивая парус.
Матис из Кюласоо пошел в мать: смуглый, худощавый, скорее низкого, чем высокого роста, из породы «рууснаских черных», как называли в окрестных деревнях жителей Руусна из-за распространенного у них черного цвета волос и темных глаз. Тыниса же — он был лет на двадцать моложе брата,— казалось, родила другая мать. Это был блондин, исполин, около шести футов роста, с львиной гривой, напоминавшей знаменитого прадеда кюласооского рода — давно умершего старого Рейна из Рейнуыуэ. Двенадцатилетним мальчуганом ушел Тынис в море, обошел все земли и страны, года три жил в Америке и дотянулся до капитанского мостика. Теперь, уже пятый или шестой год, он плавал на «Эмилии» старого Хольмана и, как говорили, делал хорошие деньги и хозяевам, и себе.
Вместе с Тынисом из Весилоо на шлюпке приехала и Лийзу из Катку, которая управляла скотным двором в усадьбе Тенга, принадлежащей Хольману, и была во всех прочих делах первой помощницей хозяйки. Лийзу — уроженка этих мест, дочь батрака Юхана из Катку. Лет десять назад она, четырнадцатилетней девочкой, нанялась работницей в большую усадьбу капитана Хольмана (которого звали также папашей Хольманом). Как ни странно, но слово Лийзу обрело на хуторе Тенга особую силу и вес после того, как старый хрыч капитан взял себе молодую красивую жену, про которую поговаривали, что она немного легкого нрава и даже на батраков поглядывает краешком глаз. С той поры, говорят, папаша Хольман и видеть не хочет молодых батраков, все больше обходится женской прислугой. Забота о хозяйстве большой — почти в сто десятин — усадьбы лежит на плечах Лийзу, которой, поговаривают, старик доверяет, как родной дочери. Старику, прожившему три четверти века, уже не под силу хлопотать по хозяйству. Достаточно и того, что у папаши Хольмана хватало пороха, чтобы лично нанимать капитанов на парусники и в качестве главного хозяина-распорядителя фрахтовать суда. Его родная дочь от первой жены умерла. С новой женой у Хольмана детей не было. Не удивительно, что он стал доверять чужому человеку. И общее мнение было таково, что, когда старик станет снаряжаться в самый последний рейс, уж он-то, надо полагать, в завещании наряду с барыней как-нибудь помянет и Лийзу.
Каарли никогда не видел Лийзу, но люди говорили, что она недурна собой: крепко сложенная женщина, с большими ясными глазами и с хорошими, работящими руками. Верно, это так и есть, потому что у Лийзу красивый звонкий голос. Ведь голос немало говорит о человеке. И заядлый холостяк, такой, как Тынис, просоленный водами всех морей, тоже не всякую и захочет (в Америке Тынис, говорят, был даже хоть и недолго, а по-настоящему женат)! Да, да, уж если они рядышком в одном шлюпе катаются и дела у них пойдут и дальше на лад, то, может, и он, Каарли, в один из славных деньков попирует на богатой свадьбе, потому что плохонькой свадьбой Тынис не обойдется — и какая ж это свадьба без песельника?! К тому же Каарли дальний родственник Тыниса. А родственников Тынис уважает. Вот и сейчас на берегу сразу подошел
к брату Матису и первым делом осведомился о здоровье отца. А потом сунул руку и ему, Каарли.
— Ну вот,— говорит,— мы сегодня с Каарли по одному делу здесь — оба рыбу встречаем.
— Неужто правда?— спросил Матис.— Что ж ты с этой рыбой делать станешь? Разве у Хольмана своей не хватает?
— Для еды хватает. Но старик хочет вывезти рыбу подальше. Завтра иду на «Эмилии» в Ригу — так разве он может видеть, что судно не груженым идет?! Сегодня разослал лодки по всему берегу и на острова — закупать рыбу. В Риге придется пару дней поиграть в рыботорговца.
— Пока люди не сдадут рыбу в счет аренды, ничего ты здесь не получишь,— прогнусавил Сийм из-за ограды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113