В первое лето, когда его знания мастера никому не понадобились, он не пошел никуда искать работу, а копошился в хозяйстве при лодке и сетях и заменил несколько
старых, прогнивших венцов в южной стене своего дома. «Они меня еще не похоронили, корабли пока ходят по морю, подождем»,— думал он, пересчитывая сбереженные копейки. Но их было мало. В хорошие годы он, к сожалению, думал больше о кораблях, чем о заработке. Мудрено было скопить много там, где мастеру набавляли лишь пять копеек к часовой оплате опытного рабочего.
Следующей весной ему уже не оставалось ничего другого, как отправиться вместе с Матисом, Кусти из Ватла и старым Лаэсом в Таллин, на улицу Вееренни, рубить двухэтажный бревенчатый дом пекарю Вейдерпасу. Старый варпеский Ааду, закладывавший как раз в эту пору на берегу Поотси киль четырехмачтового корабля, взял бы его на работу, может быть, даже помощником, но ведь у каждого мастера есть в сердце хоть чуточку гордости.
Так и пришлось ему в то лето и еще два года подряд орудовать токмарем и топтать пыльный городской булыжник. В праздники, когда многие рабочие шли в кабак, его туда не тянуло; он нашел себя в другом месте — в таллинской гавани, где подолгу любовался кораблями, мысленно хвалил одни, восхищаясь их мореходными качествами, и разбирал недостатки других. Даже ночью, в сновидениях, мечты его то и дело возвращались к судам. К наступлению весны у Михкеля всякий раз оказывались в запасе одна-две новые корабельные модели.
Росли сыновья, их влекло на рыбалку в море, и в одну из осеней Михкель смастерил им маленькую лодку для мережей. Лодка вышла как отлитая (невелика хитрость смастерить лодку) и для своего размера прекрасно держала паруса и легко ходила по морю. Каждый, у кого было на уме обзавестись новой лодкой и кто видел лодку парней из Ванаыуэ, мечтал заполучить именно такую. Так и вышел из мастера кораблей лодочный мастер, и с каждым летом он все меньше времени проводил на пыльных городских мостовых. Но и корабли не забывались, тем более что сыновья вскоре оставили свою рыбачью лодку сохнуть на берегу, а сами ушли в дальние моря.
Шли годы — Карла писал из Канады, что нашел себе место на суше, на лесопильном заводе, и думает надолго забросить там якорь. Про Юлиуса долгое время не было ни слуху ни духу, но наконец и он сообщил, что находится в Австралии и тоже прочно обосновался на суше. Теперь отец здесь, на другом краю света, мог бы и в штормовые ночи спать спокойно, не тревожась за сыновей (хоть эти ветры к ним и не долетали), но в нем все еще бродила ста
рая корабельная закваска, и несколько дней тому назад, когда брат кюласооского Матиса, капитан Тынис Тиху (который, по слухам, из-за бабьих шашней поссорился со старым Хольманом), разыскал Михкеля, руки мастера дрожали, извлекая на свет божий корабельные планы и медленно заправляя за уши дужки очков.
— Ты, значит, все же... доверяешь мне?— пробормотал мастер напоследок, когда почти обо всем было переговорено.
— То есть как это — доверяешь?— переспросил капитан и вперил свой взгляд в изможденное, худое лицо старика, умные светло-серые глаза которого загорелись под стеклами очков каким-то странным, влажным блеском.
— Ну, «Арктурус» и... все это...
— Поди ты! Чужие люди могут думать что им угодно, но мы-то знаем, как было дело.— И капитан Тиху сначала опустил свою тяжелую руку на плечо мастера, а потом пожал ему руку.
Радость была так велика, что Михкель не решился сразу поверить в нее и в тот же день зашел к Матису в Кюласоо.
— Ты как та древняя Сарра,— смеялся Матис,— боишься поверить, что после большого перерыва может еще такое случиться...
На обратном пути Михкель повстречался с Рити. Мастер был так углублен в свои планы и мысли, что едва ли заметил ее, но Рити долго и пытливо смотрела ему вслед, а дома удивлялась, говоря Каарли: что бы это могло стрястись с Михкелем — идет ей навстречу, голову задрал, глаза как-то странно под самый лоб закатил...
— Михкель будет строить новое судно,— сказал Каарли, откашливаясь; хоть одну приходскую новость он узнал раньше Рити, в тот вечер, когда Матис посоветовал Тынису пригласить Михкеля.
Над моделью нового корабля мастер трудился целую неделю. Он выложил на стол все свои старые модели — профили корабельных корпусов,— среди них и те пять счастливцев, по которым были построены корабли, плававшие в море, и бедные сироты, родившиеся в безвестии, в дни гнетущего безделья; они рассыхались тут же, на шкафу мастера, так и не получив на строительной площадке своих истинных, мощных размеров. Душу свою мастер вложил в каждую модель, с любовью выстругивая выпуклости носовой части, изгибы бархоута и стройную линию кормы, представляя себе воочию, как их мощные
штевни рассекают волны и гудят от натуги паруса при бейдевинде! Но из этой новой модели — он как раз выстругивал доски ее горизонталей — должен получиться всем кораблям корабль. Он разыскал на чердаке самые лучшие ясеневые доски и строгал их рубанком с тончайшим лезвием. Он сложил одну на другую выструганные дощечки и скрепил их деревянными шипами, и они так плотно прилегали друг к другу, будто их склеил таллинский первой статьи мастер-краснодеревщик. Но все это было только подготовкой, главная работа над моделью только начиналась. С кормы и носовой части он стесал топором лишь грубую щепу, и снова зашуршали рубанки, один другого меньше и нежнее, по мере приближения к концу (выбор у него имелся достаточный). Но наиболее ответственную часть работы выполнял старый, острый, как бритва, финский нож — первый крестный всех его прежних моделей в течение двух десятилетий. Может быть, рука мастера потому и задрожала от волнения, что снова почувствовала в ладони старого друга, но только на миг, когда он снял первую стружку. Корабль, изящный корпус которого он выстругивал теперь из дерева ножом, стоял так ясно перед его глазами, что ошибиться было невозможно. Спереди стройный и вместе с тем мощногрудый, сзади собранный, ладный, чтобы, прорезая волну, он не утюжил с боков воду, не терял скорости. Чтобы вмещал много груза и ходко шел под парусами, не боялся противного ветра и сохранял при любых обстоятельствах устойчивость! Михкель, конечно, был не первым мастером, ломавшим в течение долгих лет голову над этими вопросами. Большая скорость и большая грузоподъемность — поди обвенчай эти два достоинства в одном корабле! Лет пятьдесят — шестьдесят тому назад, когда почту между большими приморскими городами перевозили еще парусные суда, строили два типа парусников: быстроходные клипера, доставлявшие почту и путешественников из страны в страну, и тяжелые торговые корабли, предназначенные для грузов; для последних главным достоинством была грузоподъемность, а то, что прибывали неделей раньше или позже с грузом леса, соли или зерна, имело меньшее значение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113