А если при этом Тану удастся уничтожить род Атаргатис, то он добьется того, что новые союзники Ада никогда не станут угрозой его могуществу.
Очень сложный план.
И очень хитроумный.
Тан опустил руку в аквариум. Рыбки кинулись врассыпную. Но недостаточно быстро. Тан разглядывал крошечное полосатое создание, застрявшее у него между пальцами. Морской ангел. Какое… символичное и подходящее название.
Он наслаждался отчаянным трепыханием рыбешки у себя на ладони, смаковал ее отчаянные усилия вдохнуть воздуха и остаться жить. Тан лизнул гладкую чешуйчатую кожу, вдыхая нежный аромат рыбки. Ее отчаяние служило изысканной приправой к человеческому ужасу, от которого у него волосы на голове встали дыбом. Человек все-таки оказывал сопротивление, пусть даже мысленное.
Тан широко открыл рот.
О, какое восхитительное наслаждение – ощутить извивающееся, дергающееся удовольствие на языке, на губах. В голове у него слабым эхом прозвучал безмолвный вскрик, когда он впился зубами в хлюпающую, слабую плоть. Тан заставил своего «хозяина», в теле которого он так уютно расположился, подвигать челюстями, прожевать и проглотить добычу. Он заставил его сведенные судорогой горловые мышцы расслабиться и провести языком по зубам, смакуя отвращение хуманса. Тело, в которое он вселился, содрогнулось в рвотном позыве. Его стошнило. Привкус желчи, смешанный с ненавистью к самому себе, приправленный сочным жертвоприношением, совершенным только что, показался Тану поистине восхитительным.
Очень вкусно. Почти… удовлетворительно.
Тан заслужил это маленькое удовольствие. Хотя необходимость действовать скрытно выводила его из себя, он был очень осторожен, стараясь не возбудить подозрений у морского принца, Конна, и не привлечь внимание архангела Рая, Михаила.
Он не стал убивать селки Маргред на глазах у свидетеля – пусть даже этим свидетелем был человек, хуманс.
Но теперь, когда Маргред узнала его, что же…
Она должна умереть.
Радужные, переливающиеся чешуйки усеивали его руку подобно бриллиантам. Или слезам. Из глаз его «хозяина» безостановочно текла горячая беспомощная влага.
Улыбаясь, Тан вновь запустил в аквариум руку человека.
* * *
Нахмурившись, Калеб вглядывался сквозь ветровое стекло в притихшие улочки городка. Нервы его были напряжены, чувства обострились в ожидании… чего? Он был не в Мосуле, где за каждым поворотом дороги могла таиться фугасная бомба или вражеская засада. Или мальчишки с камнями. Или готовая плюнуть автоматным огнем амбразура.
О'кей, в Мэне тоже были орудийные порты и амбразуры. Но не они стали причиной покалывания у него в затылке или щекочущего чувства в животе.
Пожалуй, он нарочно тянул время, оттягивая момент, когда придется вернуться в пустой и тихий дом.
Он и раньше жил один. После трейлера в пустыне, который они называли «жестянкой», и своего пребывания в больничной палате он с нетерпением ожидал возможности снова пожить одному.
Ему уже давно пора было возвращаться домой. Теперь, когда Мэгги ушла, он мог делать все, что ему заблагорассудится. Раздеться до нижнего белья, обложить больное колено льдом, сидеть перед телевизором и переключать каналы…
Так что звонок сотового телефона Калеб воспринял почти с облегчением. Он почувствовал, как у него учащенно забилось сердце, когда он узнал номер ресторанчика Антонии. Правда, смена Мэгги закончилась несколько часов назад, но все может быть…
– Хантер слушает.
– Кэл, это Реджина. – Голос ее звучал отрывисто, но он различил в нем тревожные нотки.
Он уже разворачивал джип в направлении ресторана.
– Что случилось?
– Собственно, ничего. Мы уже закрываемся, но один из наших постоянных клиентов немного перебрал.
Должно быть, скандал все-таки вышел нешуточный, отметил про себя Калеб. Реджину не так-то легко было напугать, да и Антония сама могла привести в чувство любого пьяницу.
– У тебя есть его ключи от машины?
– Забрала их у него первым делом, – заверила его Реджина.
– И что?
Конечно, Калеб был рад отвлечься от мрачных мыслей, но – будь он проклят! – работать водителем он не нанимался.
– Он швырнул их в меня, – сказала Реджина. – Разбил пару бутылок. Если бы ты мог заглянуть к нам…
– Уже еду.
– Дело в том… – С другого конца линии он явственно ощутил, что она колеблется. – Не хочу, чтобы ты думал, будто я драматизирую обстановку или паникую из-за пары разбитых бутылок. Просто ты должен знать этого человека…
Ее уклончивость лишь укрепила его подозрения в том, что стряслось нечто серьезное.
– И что?
– Это твой отец.
Его отец.
У Калеба противно засосало под ложечкой. Разумеется. Как сыну городского пьяницы ему следовало быть готовым к неприятностям такого рода.
Сколько раз шеф Миллер привозил отца домой после закрытия злачных заведений, прежде чем Калеб получил водительские права? И все равно эти ночи, сколь бы унизительными они ни были, оказывались лучше тех утренних часов, когда Барт Хантер вообще не показывался домой. Когда Калеб, сидя на уроке, невидящим взором смотрел в окно, надеясь, что Люси все-таки пошла в школу, и раздумывал, как же они будут жить дальше, если их папаша так и не вернется.
– Я уже еду к вам, – повторил он.
* * *
Барт Хантер высился в окружении ресторанных столиков, как пихта среди скал, – выбеленный солнцем, продубленный дождем и ветром, сохранявший вертикальное положение лишь в силу привычки и милости Божией.
Калеб ощутил, как в нем поднимается старое, давно знакомое чувство беспомощности, и едва сдержал готовое сорваться с языка ругательство.
– Хочешь выдвинуть обвинения? – обратился он к Реджине, которая выметала из-под стойки осколки стекла.
Густой, крепкий аромат вина сражался с сосновым запахом моющего средства, исходящего от ведра, стоявшего у ее ног. От этого запаха Калеба затошнило.
Она вытерла руки о фартук.
– Я хочу, чтобы он ушел отсюда. Я возьму с него только деньги за вино.
– Вино, стоимость обслуживания и двести долларов штрафа, – заявил Калеб отцу.
Барт злобно ухмыльнулся.
– За что? За плохое воспитание своих детей?
– Недостойное поведение, – ровным голосом ответил Калеб. – А теперь пошел в джип.
Барт покачнулся.
– Я хочу еще выпить.
– Кофе? – предложила Реджина.
– Нет! – отрезал Калеб.
– Я хочу кофе, – заявил Барт.
Реджина взглянула на Калеба. В глазах ее было неловкое и сочувственное понимание.
– За счет заведения. Похоже, кофе ему не помешает.
Калебу было четырнадцать, когда он понял, что пьяный, в которого влили кружку кофе, превращается в пьяного, который не может заснуть. Но он оценил жест доброй воли.
– Отлично. Спасибо.
Он смотрел, как Реджина поставила кофе на стойку, как отец ухватился за кружку обеими руками, чтобы не расплескать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Очень сложный план.
И очень хитроумный.
Тан опустил руку в аквариум. Рыбки кинулись врассыпную. Но недостаточно быстро. Тан разглядывал крошечное полосатое создание, застрявшее у него между пальцами. Морской ангел. Какое… символичное и подходящее название.
Он наслаждался отчаянным трепыханием рыбешки у себя на ладони, смаковал ее отчаянные усилия вдохнуть воздуха и остаться жить. Тан лизнул гладкую чешуйчатую кожу, вдыхая нежный аромат рыбки. Ее отчаяние служило изысканной приправой к человеческому ужасу, от которого у него волосы на голове встали дыбом. Человек все-таки оказывал сопротивление, пусть даже мысленное.
Тан широко открыл рот.
О, какое восхитительное наслаждение – ощутить извивающееся, дергающееся удовольствие на языке, на губах. В голове у него слабым эхом прозвучал безмолвный вскрик, когда он впился зубами в хлюпающую, слабую плоть. Тан заставил своего «хозяина», в теле которого он так уютно расположился, подвигать челюстями, прожевать и проглотить добычу. Он заставил его сведенные судорогой горловые мышцы расслабиться и провести языком по зубам, смакуя отвращение хуманса. Тело, в которое он вселился, содрогнулось в рвотном позыве. Его стошнило. Привкус желчи, смешанный с ненавистью к самому себе, приправленный сочным жертвоприношением, совершенным только что, показался Тану поистине восхитительным.
Очень вкусно. Почти… удовлетворительно.
Тан заслужил это маленькое удовольствие. Хотя необходимость действовать скрытно выводила его из себя, он был очень осторожен, стараясь не возбудить подозрений у морского принца, Конна, и не привлечь внимание архангела Рая, Михаила.
Он не стал убивать селки Маргред на глазах у свидетеля – пусть даже этим свидетелем был человек, хуманс.
Но теперь, когда Маргред узнала его, что же…
Она должна умереть.
Радужные, переливающиеся чешуйки усеивали его руку подобно бриллиантам. Или слезам. Из глаз его «хозяина» безостановочно текла горячая беспомощная влага.
Улыбаясь, Тан вновь запустил в аквариум руку человека.
* * *
Нахмурившись, Калеб вглядывался сквозь ветровое стекло в притихшие улочки городка. Нервы его были напряжены, чувства обострились в ожидании… чего? Он был не в Мосуле, где за каждым поворотом дороги могла таиться фугасная бомба или вражеская засада. Или мальчишки с камнями. Или готовая плюнуть автоматным огнем амбразура.
О'кей, в Мэне тоже были орудийные порты и амбразуры. Но не они стали причиной покалывания у него в затылке или щекочущего чувства в животе.
Пожалуй, он нарочно тянул время, оттягивая момент, когда придется вернуться в пустой и тихий дом.
Он и раньше жил один. После трейлера в пустыне, который они называли «жестянкой», и своего пребывания в больничной палате он с нетерпением ожидал возможности снова пожить одному.
Ему уже давно пора было возвращаться домой. Теперь, когда Мэгги ушла, он мог делать все, что ему заблагорассудится. Раздеться до нижнего белья, обложить больное колено льдом, сидеть перед телевизором и переключать каналы…
Так что звонок сотового телефона Калеб воспринял почти с облегчением. Он почувствовал, как у него учащенно забилось сердце, когда он узнал номер ресторанчика Антонии. Правда, смена Мэгги закончилась несколько часов назад, но все может быть…
– Хантер слушает.
– Кэл, это Реджина. – Голос ее звучал отрывисто, но он различил в нем тревожные нотки.
Он уже разворачивал джип в направлении ресторана.
– Что случилось?
– Собственно, ничего. Мы уже закрываемся, но один из наших постоянных клиентов немного перебрал.
Должно быть, скандал все-таки вышел нешуточный, отметил про себя Калеб. Реджину не так-то легко было напугать, да и Антония сама могла привести в чувство любого пьяницу.
– У тебя есть его ключи от машины?
– Забрала их у него первым делом, – заверила его Реджина.
– И что?
Конечно, Калеб был рад отвлечься от мрачных мыслей, но – будь он проклят! – работать водителем он не нанимался.
– Он швырнул их в меня, – сказала Реджина. – Разбил пару бутылок. Если бы ты мог заглянуть к нам…
– Уже еду.
– Дело в том… – С другого конца линии он явственно ощутил, что она колеблется. – Не хочу, чтобы ты думал, будто я драматизирую обстановку или паникую из-за пары разбитых бутылок. Просто ты должен знать этого человека…
Ее уклончивость лишь укрепила его подозрения в том, что стряслось нечто серьезное.
– И что?
– Это твой отец.
Его отец.
У Калеба противно засосало под ложечкой. Разумеется. Как сыну городского пьяницы ему следовало быть готовым к неприятностям такого рода.
Сколько раз шеф Миллер привозил отца домой после закрытия злачных заведений, прежде чем Калеб получил водительские права? И все равно эти ночи, сколь бы унизительными они ни были, оказывались лучше тех утренних часов, когда Барт Хантер вообще не показывался домой. Когда Калеб, сидя на уроке, невидящим взором смотрел в окно, надеясь, что Люси все-таки пошла в школу, и раздумывал, как же они будут жить дальше, если их папаша так и не вернется.
– Я уже еду к вам, – повторил он.
* * *
Барт Хантер высился в окружении ресторанных столиков, как пихта среди скал, – выбеленный солнцем, продубленный дождем и ветром, сохранявший вертикальное положение лишь в силу привычки и милости Божией.
Калеб ощутил, как в нем поднимается старое, давно знакомое чувство беспомощности, и едва сдержал готовое сорваться с языка ругательство.
– Хочешь выдвинуть обвинения? – обратился он к Реджине, которая выметала из-под стойки осколки стекла.
Густой, крепкий аромат вина сражался с сосновым запахом моющего средства, исходящего от ведра, стоявшего у ее ног. От этого запаха Калеба затошнило.
Она вытерла руки о фартук.
– Я хочу, чтобы он ушел отсюда. Я возьму с него только деньги за вино.
– Вино, стоимость обслуживания и двести долларов штрафа, – заявил Калеб отцу.
Барт злобно ухмыльнулся.
– За что? За плохое воспитание своих детей?
– Недостойное поведение, – ровным голосом ответил Калеб. – А теперь пошел в джип.
Барт покачнулся.
– Я хочу еще выпить.
– Кофе? – предложила Реджина.
– Нет! – отрезал Калеб.
– Я хочу кофе, – заявил Барт.
Реджина взглянула на Калеба. В глазах ее было неловкое и сочувственное понимание.
– За счет заведения. Похоже, кофе ему не помешает.
Калебу было четырнадцать, когда он понял, что пьяный, в которого влили кружку кофе, превращается в пьяного, который не может заснуть. Но он оценил жест доброй воли.
– Отлично. Спасибо.
Он смотрел, как Реджина поставила кофе на стойку, как отец ухватился за кружку обеими руками, чтобы не расплескать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80