Мистер Годвин старый друг. Я его слишком хорошо знаю, и мне в голову не придет обижаться на него.
– Я рад. Мне бы хотелось, чтобы вы то же самое могли сказать обо мне. Но теперь, когда вам известно мое отношение к вам, вам, конечно, понятно, что мои расспросы носили чисто эгоистичный характер. Кэтрин, возможно ли, что по прошествии шести лет, если ваш муж не вернется, вы подумаете о положении закона, которое освободит вас от обязательств по отношению к Чарльзу? Возможно, чтобы тогда вы подумали о том, чтобы выйти за меня замуж? Если даже этот брак даст мне только право заботиться о вас и ваших детях и обеспечить их будущее?
– Я вам сейчас не могу дать ответ, Мартин. Я не знаю, что я буду чувствовать и думать через шесть лет. Но я уверена, что вам не следует так думать. Я не молодая девушка, мне тридцать пять лет. Вы не должны тратить жизнь, дожидаясь меня.
– Время – это ерунда, – ответил Мартин. – Я, как библейский Иов, который, как вы помните, был в услужении семь лет, пока ему досталась его Рахиль… Эти годы пролетели для него, как единое мгновение, потому что он ее любил.
– Мартин, дорогой, с вашей стороны нехорошо так играть на моих чувствах.
– Простите меня, Кэтрин. Я не собирался доводить вас до слез. Мне хотелось, чтобы вы поняли, что мне будет достаточно того, что вы чувствуете по отношению ко мне. И если вы будете рядом со мной, как это было весь этот год…
– Нет, Мартин, этого не будет. Если бы я с самого начала знала ваши чувства по отношению ко мне, я бы никогда не приехала сюда. И теперь я не могу здесь больше оставаться.
У Мартина замерло сердце.
– Вы не можете уехать только потому, что я вам рассказал, что чувствовал все эти семнадцать лет.
– Я должна вас покинуть. Так будет лучше.
– Для кого? Для вас? Вы это хотите сказать?
– Мне кажется, для нас обоих, но в основном, для вас.
– Скажите мне, пожалуйста, вас оскорбляет моя любовь?
– Мартин, мне очень обидно, что вы задаете такие вопросы. И я не понимаю, почему вы мне их задаете?
– Вы не должны забывать, что находитесь гораздо выше меня по положению в обществе.
– При чем тут это?! Мы же оба знаем, что дело совершенно не в положении в обществе. Любая женщина, кем бы она ни была, может только гордиться вашей любовью. Но теперь, когда мне известны ваши чувства ко мне… когда мы обо всем переговорили… мы никогда не сможем вести себя, как раньше. Это станет просто невозможным. Люди сразу начнут что-то подозревать и пойдут разговоры.
– Но если вы вдруг отсюда уедете, вы что считаете, что разговоров не будет? Как насчет Дика и Сюзанны? Как вы им объясните ваше внезапное решение уехать? А слуги? Ваш внезапный отъезд насторожит их, начнутся размышления и домыслы. И, конечно, прежде всего они станут подозревать меня в недостойном поведении. Они подумают, что я каким-то образом вас оскорбил…
– Этого не произойдет, – настаивала Кэтрин. – Они прекрасно вас знают. Я постараюсь так сделать, чтобы и все знали, что мы остаемся друзьями.
– Значит, вы чувствуете ко мне только дружбу и просто хорошо относитесь?
– Да, и еще чувствую огромную благодарность.
– Если вы действительно относитесь ко мне подобным образом, мне кажется, что вы должны остаться в моем доме, о чем я и прошу вас. Если вы говорите, что благодарны мне, то это ваш шанс заплатить мне за все, и не переставать мне верить. Показать, что вы считаете меня и человеком слова и порядочным человеком. Я люблю вас в течение семнадцати лет, и до сих пор мои чувства оставались тайной. Я клянусь сохранять и дальше эту тайну от всего мира. И буду ее хранить до тех пор, пока это будет нужно. Если пожелаете, то до моего последнего вздоха. Я вам обещаю это.
– Джинни знает. А вам известно, какой она может быть неосторожной и болтливой.
– Да, но мне непонятно, каким образом ваш отъезд поможет делу.
Мартин и Кэтрин молча смотрели друг на друга. За короткое время между ними было сказано так много, но вдруг в одно мгновение каким-то образом что-то изменилось. Серые глаза Кэтрин, еще блестевшие от слез, оглядели его и в них блеснула смешинка. Через некоторое время она заговорила, и в ее голосе также зазвучали новые нотки.
– Мне кажется, что вас не переспоришь. Вы приводите аргументы, как опытный адвокат. Но в каком-то смысле вы правы – уеду я или останусь, от языка Джинни мне не уйти никуда.
– Мне кажется, что есть только одна вещь, которая может ее остановить – это сестринские чувства к вам. Вы – единственный человек, кого она любит и уважает. И по отношению к вам она не эгоистка. Она может капризничать и болтать лишнее, но Джинни никогда не скажет и не сделает того, что может принести вам боль. Я уверен, что вы не должны сомневаться и можете продолжать здесь жить.
– Мартин, нам лучше пока прервать наше обсуждение, пока я не разберусь в своих мыслях.
– Разве наш разговор не может помочь вам?
– Так, как вы его ведете, – нет, – сказала Кэтрин. – Потому что вы ведете меня туда, куда я и сама хотела бы идти.
– Люди часто полагают, что единственно правильные решения – это те, которые приносят страдания. Но это не так, иногда сердце знает все лучше нас. Я только хочу вам напомнить, скольким людям будет грустно и больно, если вы покинете этот дом.
– Вы опять играете на моих чувствах. И поэтому я пожелаю вам доброй ночи. Я должна сама все тщательно обдумать.
– Хорошо, как пожелаете.
Они встали, и Мартин проводил ее до двери.
– Вам не стоит торопиться с решением. Все может разрешиться само собой.
– Вы смеетесь надо мной, – ответила ему Кэтрин. Мартин видел за ее смущением, что ей, тем не менее, было легко с ним, что она ему верит.
– Вы считаете, что если я женщина и призналась вам, что я не слишком тверда, то я вообще не могу прийти к решению?
– Нет, я, наоборот, считаю, что вы способны прийти только к правильному решению. И я очень надеюсь на это.
Кэтрин еще раз взглянула на него и пошла к двери.
– Доброй ночи, Мартин.
Она ушла. Мартин закрыл за ней дверь и ему стало тоскливо от пустоты в комнате.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Он так долго любил Кэтрин и скрывал это от нее, что эта скрытность стала его органичной чертой. Но теперь все переменилось – Кэтрин знала, как он относится к ней. Мартин расслабился и выдал свои надежды и тайные чувства. Сейчас он горько ругал себя за это и обещал себе все исправить. Он проявил слабость, теперь пришло время проявить силу и твердость. Кэтрин должна продолжать чувствовать, что Рейлз является идеальным пристанищем для нее и ее детей. Никогда больше ни взглядом, ни словом он не поставит ее в неудобное положение. Он дал себе клятву, и если он ее выполнит, то его ждет награда.
Закончился октябрь, а Кэтрин все еще оставалась в Рейлз. В северной части сада посадили аллею, ракитника, и ворота были проделаны в стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
– Я рад. Мне бы хотелось, чтобы вы то же самое могли сказать обо мне. Но теперь, когда вам известно мое отношение к вам, вам, конечно, понятно, что мои расспросы носили чисто эгоистичный характер. Кэтрин, возможно ли, что по прошествии шести лет, если ваш муж не вернется, вы подумаете о положении закона, которое освободит вас от обязательств по отношению к Чарльзу? Возможно, чтобы тогда вы подумали о том, чтобы выйти за меня замуж? Если даже этот брак даст мне только право заботиться о вас и ваших детях и обеспечить их будущее?
– Я вам сейчас не могу дать ответ, Мартин. Я не знаю, что я буду чувствовать и думать через шесть лет. Но я уверена, что вам не следует так думать. Я не молодая девушка, мне тридцать пять лет. Вы не должны тратить жизнь, дожидаясь меня.
– Время – это ерунда, – ответил Мартин. – Я, как библейский Иов, который, как вы помните, был в услужении семь лет, пока ему досталась его Рахиль… Эти годы пролетели для него, как единое мгновение, потому что он ее любил.
– Мартин, дорогой, с вашей стороны нехорошо так играть на моих чувствах.
– Простите меня, Кэтрин. Я не собирался доводить вас до слез. Мне хотелось, чтобы вы поняли, что мне будет достаточно того, что вы чувствуете по отношению ко мне. И если вы будете рядом со мной, как это было весь этот год…
– Нет, Мартин, этого не будет. Если бы я с самого начала знала ваши чувства по отношению ко мне, я бы никогда не приехала сюда. И теперь я не могу здесь больше оставаться.
У Мартина замерло сердце.
– Вы не можете уехать только потому, что я вам рассказал, что чувствовал все эти семнадцать лет.
– Я должна вас покинуть. Так будет лучше.
– Для кого? Для вас? Вы это хотите сказать?
– Мне кажется, для нас обоих, но в основном, для вас.
– Скажите мне, пожалуйста, вас оскорбляет моя любовь?
– Мартин, мне очень обидно, что вы задаете такие вопросы. И я не понимаю, почему вы мне их задаете?
– Вы не должны забывать, что находитесь гораздо выше меня по положению в обществе.
– При чем тут это?! Мы же оба знаем, что дело совершенно не в положении в обществе. Любая женщина, кем бы она ни была, может только гордиться вашей любовью. Но теперь, когда мне известны ваши чувства ко мне… когда мы обо всем переговорили… мы никогда не сможем вести себя, как раньше. Это станет просто невозможным. Люди сразу начнут что-то подозревать и пойдут разговоры.
– Но если вы вдруг отсюда уедете, вы что считаете, что разговоров не будет? Как насчет Дика и Сюзанны? Как вы им объясните ваше внезапное решение уехать? А слуги? Ваш внезапный отъезд насторожит их, начнутся размышления и домыслы. И, конечно, прежде всего они станут подозревать меня в недостойном поведении. Они подумают, что я каким-то образом вас оскорбил…
– Этого не произойдет, – настаивала Кэтрин. – Они прекрасно вас знают. Я постараюсь так сделать, чтобы и все знали, что мы остаемся друзьями.
– Значит, вы чувствуете ко мне только дружбу и просто хорошо относитесь?
– Да, и еще чувствую огромную благодарность.
– Если вы действительно относитесь ко мне подобным образом, мне кажется, что вы должны остаться в моем доме, о чем я и прошу вас. Если вы говорите, что благодарны мне, то это ваш шанс заплатить мне за все, и не переставать мне верить. Показать, что вы считаете меня и человеком слова и порядочным человеком. Я люблю вас в течение семнадцати лет, и до сих пор мои чувства оставались тайной. Я клянусь сохранять и дальше эту тайну от всего мира. И буду ее хранить до тех пор, пока это будет нужно. Если пожелаете, то до моего последнего вздоха. Я вам обещаю это.
– Джинни знает. А вам известно, какой она может быть неосторожной и болтливой.
– Да, но мне непонятно, каким образом ваш отъезд поможет делу.
Мартин и Кэтрин молча смотрели друг на друга. За короткое время между ними было сказано так много, но вдруг в одно мгновение каким-то образом что-то изменилось. Серые глаза Кэтрин, еще блестевшие от слез, оглядели его и в них блеснула смешинка. Через некоторое время она заговорила, и в ее голосе также зазвучали новые нотки.
– Мне кажется, что вас не переспоришь. Вы приводите аргументы, как опытный адвокат. Но в каком-то смысле вы правы – уеду я или останусь, от языка Джинни мне не уйти никуда.
– Мне кажется, что есть только одна вещь, которая может ее остановить – это сестринские чувства к вам. Вы – единственный человек, кого она любит и уважает. И по отношению к вам она не эгоистка. Она может капризничать и болтать лишнее, но Джинни никогда не скажет и не сделает того, что может принести вам боль. Я уверен, что вы не должны сомневаться и можете продолжать здесь жить.
– Мартин, нам лучше пока прервать наше обсуждение, пока я не разберусь в своих мыслях.
– Разве наш разговор не может помочь вам?
– Так, как вы его ведете, – нет, – сказала Кэтрин. – Потому что вы ведете меня туда, куда я и сама хотела бы идти.
– Люди часто полагают, что единственно правильные решения – это те, которые приносят страдания. Но это не так, иногда сердце знает все лучше нас. Я только хочу вам напомнить, скольким людям будет грустно и больно, если вы покинете этот дом.
– Вы опять играете на моих чувствах. И поэтому я пожелаю вам доброй ночи. Я должна сама все тщательно обдумать.
– Хорошо, как пожелаете.
Они встали, и Мартин проводил ее до двери.
– Вам не стоит торопиться с решением. Все может разрешиться само собой.
– Вы смеетесь надо мной, – ответила ему Кэтрин. Мартин видел за ее смущением, что ей, тем не менее, было легко с ним, что она ему верит.
– Вы считаете, что если я женщина и призналась вам, что я не слишком тверда, то я вообще не могу прийти к решению?
– Нет, я, наоборот, считаю, что вы способны прийти только к правильному решению. И я очень надеюсь на это.
Кэтрин еще раз взглянула на него и пошла к двери.
– Доброй ночи, Мартин.
Она ушла. Мартин закрыл за ней дверь и ему стало тоскливо от пустоты в комнате.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Он так долго любил Кэтрин и скрывал это от нее, что эта скрытность стала его органичной чертой. Но теперь все переменилось – Кэтрин знала, как он относится к ней. Мартин расслабился и выдал свои надежды и тайные чувства. Сейчас он горько ругал себя за это и обещал себе все исправить. Он проявил слабость, теперь пришло время проявить силу и твердость. Кэтрин должна продолжать чувствовать, что Рейлз является идеальным пристанищем для нее и ее детей. Никогда больше ни взглядом, ни словом он не поставит ее в неудобное положение. Он дал себе клятву, и если он ее выполнит, то его ждет награда.
Закончился октябрь, а Кэтрин все еще оставалась в Рейлз. В северной части сада посадили аллею, ракитника, и ворота были проделаны в стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98