Его бухгалтер только что известил нас, что мы в скором времени получим чек.
– И что стоит за всем этим? – спросил Мартин.
– Я полагаю, ему нужно было время, чтобы расплатиться, и он выбрал этот путь, чтобы не говорить нам об этом открыто.
– Ты хочешь сказать, что он неплатежеспособен?
– Нет, я полагаю, что он достаточно платежеспособен. Но он истратил деньги на перестройку фабрики, на приобретение новых ткацких станков и в настоящее время испытывает денежные затруднения. Торговля оживляется, Ярт приобрел новые станки, он получит хорошую прибыль. Хайнолт будет впереди, и хотя другие фабриканты уже последовали его совету, он сохранит преимущество в ближайшие годы.
– Я рад слышать это, – сказал Мартин. Он подумал о жене Чарльза Ярта, затем произнес: – Ты не говорил мне ни слова о спорах с ним.
– Нет. Не говорил. Потому что, как правило, такие вещи остаются между сторонами. Но поскольку Ярт позволил себе какие-то намеки, я считаю вправе объяснить позицию Клейтонов. А то, что он не хочет нанимать нас на работу по перестройке поместья, так это, мой дорогой Мартин, просто старый трюк: отказаться, прежде чем откажут тебе, ведь после Хайнолта мы вряд ли согласились бы работать с ним, и он это знает.
– Но он мог предполагать, что я спрошу тебя об этом, и мы будем знать, что к чему.
– Я думаю, Ярту все равно, что мы о нем думаем, он будет удовлетворен тем, что обставил нас. Мы недостойны его внимания, во всяком случае, это касается меня. Ты другое дело, ты друг семьи, и это еще одна причина, по которой я не рассказывал тебе об этом раньше.
– Мне все равно, что Ярт не желает замечать меня, но что касается Тэррэнтов, туг все иначе. Меня очень огорчает, что девушка из этой семьи, достойная всяческого уважения, вышла замуж за человека столь сомнительной честности.
– Ну, это уж ты хватил! Он, возможно, и беспринципен, но не сделал ничего по-настоящему бесчестного, и не один деловой человек, пожалуй, сказал бы, что методы Ярта просто часть его ежедневной практики.
– Да, в этом нет сомнения, но миссис Ярт – это сама честность, и я думаю, что она не разделяет этих взглядов.
– Я не думаю, что миссис Ярт когда-нибудь узнает об этом, так что можно не опасаться, что это причинит ей страдания.
– Надеюсь, что ты прав, – согласился Мартин.
В конце августа камень для реставрации был доставлен в Рейлз и каменщики Мартина уже начали вытесывать отдельные детали дома. Сам Мартин приезжал два или три раза в неделю, частично для того, чтобы присмотреть за работой, частично для бесед со строителями, но, в основном, потому что ему был рад Джон Тэррэнт, который хотел, чтобы он присутствовал на строительстве.
– Я ничего не имею против этого строителя. Я уверен, что он первоклассный специалист. Чарльза не останавливают расходы, он считает, что весь материал должен быть самым лучшим. Вот посмотри, Все это не сгорит так просто. Но я рад, что ты присматриваешь за всем, ведь как бы ни был хорош этот строитель, никто не знает этот дом так хорошо, как ты, и когда ты здесь, я чувствую себя спокойно.
Мартин, приезжая в Рейлз, редко видел Кэтрин Ярт: материнские обязанности удерживали ее в доме. Нечасто встречал он и ее мужа: он был занят новыми станками. Но Джинни всегда выбегала из дома ему навстречу и, если была возможность, просила его погулять с ней по саду. Она всегда была очень рада видеть его, потому что в эти месяцы траура гости были редки в Ньютон-Рейлз, и семья редко покидала дом, чтобы навестить кого-нибудь.
– Как это глупо, – жаловалась она однажды. – Мы почти никого не видим. Лишь нескольких близких друзей, и все. И нас не будут приглашать на вечера и балы еще два или три месяца, хотя именно в такое время нам нужно ободриться. Ничего – у меня есть ты! Посмотри на этот маленький дубок, который Кэт и Чарльз посадили в честь рождения малыша Дика.
Здоровье Джона Тэррэнта все ухудшалось, и это печалило Мартина. В каждый визит он замечал все новые перемены в нем, видел, что он по-прежнему страдает от боли, хотя старается скрыть это, особенно, когда рядом дочери. Наедине с Мартином он делился своими мыслями: на прошлое он смотрит с сожалением, а на будущее – с покорностью…
– Меня печалит, что когда я уйду, со мной уйдет имя Тэррэнтов. Оно жило здесь с 1565 года. Но с этим ничего не поделаешь. Нам все посылается свыше, и мы должны смириться с этим. По крайней мере, Ньютон-Рейлз будет в хороших руках… Чарльз почти так же гордится домом, как и я сам… Более того, у него есть деньги, чтобы содержать его в должном порядке. Я этого никогда не мог себе позволить, как ни старался все эти годы…
Наступила пауза, что теперь было его привычкой. Он сидел на скамье, откуда мог наблюдать за работой строителей. Мартин сидел с ним рядом.
– Чарльз полон замыслов, хочет усовершенствовать все и здесь, и там. Он всегда обсуждает это со мной, спрашивает моего мнения… но меня не будет, когда его замыслы воплотятся в жизнь. Эта работа – возможно, но не все остальное… Силы оставляют меня, Мартин, я знаю это. И Чарльз знает. Я думаю, что и мои дочери знают, в глубине души. Пожалуйста, не расстраивайся, мой мальчик. Для меня конец будет облегчением, избавлением. Я иногда волнуюсь за Джинни… Я хотел бы видеть ее устроенной, с хорошим мужем, который присматривал бы за ней… Я благодарен Чарльзу. Он и Кэт позаботятся о ней, проследят, чтобы она нашла удачную партию. Сейчас она несчастна. На нее тяжело давят ограничения траура, а когда я умру, она, бедное дитя, опять будет в трауре.
В конце сентября работа каменщиков была закончена, и Мартину было больше нечего делать в Рейлз.
– Но ты будешь приходить навещать нас? – спросила Джинни повелительно. – Конечно, будешь! Приходи просто как друг…
– Хорошо…
– Ты должен прийти. Я настаиваю на этом. Папе нравится беседовать с тобой, и мне тоже. Правда, я не знаю, что буду делать, если перестану ждать твоих визитов. Кроме Джорджа Уинтера и тебя, я не вижу никого из своих сверстников, пожалуйста, приходи, Мартин, дорогой, иначе… – Ее губы задрожали, голос оборвался. – Иначе я умру.
– Хорошо. Я приду.
– Ты сказал, что принесешь мне книгу, когда закончишь читать ее.
– Хорошо, принесу, – сказал он.
Но когда через несколько дней он пришел в Рейлз с книгой, он узнал, что Джинни уехала.
– Она была в таком настроении, что мы стали опасаться за ее здоровье, – объяснил Джон Тэррэнт. – Мы отправили ее к нашим друзьям в Ллаголлен, она пробудет там две или три недели. Мы уже получили письмо от миссис Ллойд, которая пишет, что девочка поправляется.
– Я уверен, что вы поступили правильно, – согласился Мартин.
Джинни приехала домой в конце недели, потому что ее отцу стало хуже. Через три дня он умер, и холодным мокрым октябрьским утром был похоронен недалеко от могилы сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
– И что стоит за всем этим? – спросил Мартин.
– Я полагаю, ему нужно было время, чтобы расплатиться, и он выбрал этот путь, чтобы не говорить нам об этом открыто.
– Ты хочешь сказать, что он неплатежеспособен?
– Нет, я полагаю, что он достаточно платежеспособен. Но он истратил деньги на перестройку фабрики, на приобретение новых ткацких станков и в настоящее время испытывает денежные затруднения. Торговля оживляется, Ярт приобрел новые станки, он получит хорошую прибыль. Хайнолт будет впереди, и хотя другие фабриканты уже последовали его совету, он сохранит преимущество в ближайшие годы.
– Я рад слышать это, – сказал Мартин. Он подумал о жене Чарльза Ярта, затем произнес: – Ты не говорил мне ни слова о спорах с ним.
– Нет. Не говорил. Потому что, как правило, такие вещи остаются между сторонами. Но поскольку Ярт позволил себе какие-то намеки, я считаю вправе объяснить позицию Клейтонов. А то, что он не хочет нанимать нас на работу по перестройке поместья, так это, мой дорогой Мартин, просто старый трюк: отказаться, прежде чем откажут тебе, ведь после Хайнолта мы вряд ли согласились бы работать с ним, и он это знает.
– Но он мог предполагать, что я спрошу тебя об этом, и мы будем знать, что к чему.
– Я думаю, Ярту все равно, что мы о нем думаем, он будет удовлетворен тем, что обставил нас. Мы недостойны его внимания, во всяком случае, это касается меня. Ты другое дело, ты друг семьи, и это еще одна причина, по которой я не рассказывал тебе об этом раньше.
– Мне все равно, что Ярт не желает замечать меня, но что касается Тэррэнтов, туг все иначе. Меня очень огорчает, что девушка из этой семьи, достойная всяческого уважения, вышла замуж за человека столь сомнительной честности.
– Ну, это уж ты хватил! Он, возможно, и беспринципен, но не сделал ничего по-настоящему бесчестного, и не один деловой человек, пожалуй, сказал бы, что методы Ярта просто часть его ежедневной практики.
– Да, в этом нет сомнения, но миссис Ярт – это сама честность, и я думаю, что она не разделяет этих взглядов.
– Я не думаю, что миссис Ярт когда-нибудь узнает об этом, так что можно не опасаться, что это причинит ей страдания.
– Надеюсь, что ты прав, – согласился Мартин.
В конце августа камень для реставрации был доставлен в Рейлз и каменщики Мартина уже начали вытесывать отдельные детали дома. Сам Мартин приезжал два или три раза в неделю, частично для того, чтобы присмотреть за работой, частично для бесед со строителями, но, в основном, потому что ему был рад Джон Тэррэнт, который хотел, чтобы он присутствовал на строительстве.
– Я ничего не имею против этого строителя. Я уверен, что он первоклассный специалист. Чарльза не останавливают расходы, он считает, что весь материал должен быть самым лучшим. Вот посмотри, Все это не сгорит так просто. Но я рад, что ты присматриваешь за всем, ведь как бы ни был хорош этот строитель, никто не знает этот дом так хорошо, как ты, и когда ты здесь, я чувствую себя спокойно.
Мартин, приезжая в Рейлз, редко видел Кэтрин Ярт: материнские обязанности удерживали ее в доме. Нечасто встречал он и ее мужа: он был занят новыми станками. Но Джинни всегда выбегала из дома ему навстречу и, если была возможность, просила его погулять с ней по саду. Она всегда была очень рада видеть его, потому что в эти месяцы траура гости были редки в Ньютон-Рейлз, и семья редко покидала дом, чтобы навестить кого-нибудь.
– Как это глупо, – жаловалась она однажды. – Мы почти никого не видим. Лишь нескольких близких друзей, и все. И нас не будут приглашать на вечера и балы еще два или три месяца, хотя именно в такое время нам нужно ободриться. Ничего – у меня есть ты! Посмотри на этот маленький дубок, который Кэт и Чарльз посадили в честь рождения малыша Дика.
Здоровье Джона Тэррэнта все ухудшалось, и это печалило Мартина. В каждый визит он замечал все новые перемены в нем, видел, что он по-прежнему страдает от боли, хотя старается скрыть это, особенно, когда рядом дочери. Наедине с Мартином он делился своими мыслями: на прошлое он смотрит с сожалением, а на будущее – с покорностью…
– Меня печалит, что когда я уйду, со мной уйдет имя Тэррэнтов. Оно жило здесь с 1565 года. Но с этим ничего не поделаешь. Нам все посылается свыше, и мы должны смириться с этим. По крайней мере, Ньютон-Рейлз будет в хороших руках… Чарльз почти так же гордится домом, как и я сам… Более того, у него есть деньги, чтобы содержать его в должном порядке. Я этого никогда не мог себе позволить, как ни старался все эти годы…
Наступила пауза, что теперь было его привычкой. Он сидел на скамье, откуда мог наблюдать за работой строителей. Мартин сидел с ним рядом.
– Чарльз полон замыслов, хочет усовершенствовать все и здесь, и там. Он всегда обсуждает это со мной, спрашивает моего мнения… но меня не будет, когда его замыслы воплотятся в жизнь. Эта работа – возможно, но не все остальное… Силы оставляют меня, Мартин, я знаю это. И Чарльз знает. Я думаю, что и мои дочери знают, в глубине души. Пожалуйста, не расстраивайся, мой мальчик. Для меня конец будет облегчением, избавлением. Я иногда волнуюсь за Джинни… Я хотел бы видеть ее устроенной, с хорошим мужем, который присматривал бы за ней… Я благодарен Чарльзу. Он и Кэт позаботятся о ней, проследят, чтобы она нашла удачную партию. Сейчас она несчастна. На нее тяжело давят ограничения траура, а когда я умру, она, бедное дитя, опять будет в трауре.
В конце сентября работа каменщиков была закончена, и Мартину было больше нечего делать в Рейлз.
– Но ты будешь приходить навещать нас? – спросила Джинни повелительно. – Конечно, будешь! Приходи просто как друг…
– Хорошо…
– Ты должен прийти. Я настаиваю на этом. Папе нравится беседовать с тобой, и мне тоже. Правда, я не знаю, что буду делать, если перестану ждать твоих визитов. Кроме Джорджа Уинтера и тебя, я не вижу никого из своих сверстников, пожалуйста, приходи, Мартин, дорогой, иначе… – Ее губы задрожали, голос оборвался. – Иначе я умру.
– Хорошо. Я приду.
– Ты сказал, что принесешь мне книгу, когда закончишь читать ее.
– Хорошо, принесу, – сказал он.
Но когда через несколько дней он пришел в Рейлз с книгой, он узнал, что Джинни уехала.
– Она была в таком настроении, что мы стали опасаться за ее здоровье, – объяснил Джон Тэррэнт. – Мы отправили ее к нашим друзьям в Ллаголлен, она пробудет там две или три недели. Мы уже получили письмо от миссис Ллойд, которая пишет, что девочка поправляется.
– Я уверен, что вы поступили правильно, – согласился Мартин.
Джинни приехала домой в конце недели, потому что ее отцу стало хуже. Через три дня он умер, и холодным мокрым октябрьским утром был похоронен недалеко от могилы сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98