– Конечно. Но от моего имени.
– А что с каменоломней? – спросил Мартин. – Я могу взять аренду отца?
– Если арендодатель согласен, то да. Но сделка тоже должна быть от моего имени.
– А если я захочу что-нибудь изменить там? Купить новое оборудование? Нанять людей?
– Если эти изменения будут разумны, я не помешаю вам. Мы, конечно, должны будем встретиться с агентом и рассказать ему о том что вы хотите, но я не думаю, что возникнут какие-либо трудности. Чем больше камня вы добудете, чем больше его продадите, тем больше заплатите по договору аренды, и никто не будет возражать против этого.
Наступило молчание. Мистер Годвин улыбался.
– Есть ли у вас еще вопросы?
– Да. Мне еще долго ждать совершеннолетия. Я думаю, что вы будете выполнять обязанности опекуна за плату.
– Моя обычная плата за такого рода услуги – пять гиней в год, хотя могут быть и дополнительные расходы, если возникнут какие-то сложности.
– Пять гиней, – произнес Мартин. – Это кажется разумным.
– Думаю, могу обещать вам, мистер Кокс, что вы найдете меня вообще разумным человеком. Ваш отец доверял мне. Я надеюсь, что вы тоже будете доверять мне. Осталось еще несколько вопросов, которые нам следует обсудить, и я полагаю, лучше всего начать с покупки дома.
Покинув контору мистера Годвина, брат и сестра почти не разговаривали. Во-первых, на улице было много народа. Во-вторых, Мартину нужно было благополучно добраться до экипажа. Они молчали до тех пор, пока не выехали из города на дорогу, которая вела к Фордоверу. Тут, наконец, Мартин дал волю своим чувствам.
– Эти деньги! Счастье! – сказал он, сжимая кулаки. – Три тысячи фунтов! Только подумай! А отец все эти годы говорил, что едва сводит концы с концами!
– Да, я знаю, – отвечала Нэн. – Я до сих пор с трудом верю всему этому.
– И эта нищета на протяжении многих лет! Ничего не иметь! Заставлять работать тебя в каменоломне до трещин на руках, от которых ты плакала. Заставлять нас – и нашу маму тоже – жить так, как живут крысы в норе. Мама болела шесть месяцев, а отец лишь обещал ей: «Когда-нибудь, Энни. Когда-нибудь». Мама умерла от его обещаний. И все это время у него были эти деньги, лежали год за годом, ничего не делали, их становилось все больше! – Мартина захлестнула волна горечи. Его молодой голос дрожал. – О, Нэн, я ненавижу его за это! Я никогда не прощу ему этого. Никогда! – сказал он.
– Замолчи, не надо говорить этого. Ты так не думаешь на самом деле, я знаю.
– Но я думаю так! Все это – правда!
– Отец думал о тебе. Все, что он делал, он делал ради тебя. Даже умер оттого, что поднял камень, чтобы спасти твою ногу.
– Я знаю это! Но я не просил его убивать себя. А если бы он не был таким жадным, если бы не дрожал над каждым пенни, то мы могли бы починить лебедку, и ничего не случилось бы. Он бы не умер, а я не испытывал бы эту проклятую боль в ноге!
Нэн ничего не сказала, она просто отвезла его домой. Она уложила его на кровать, подложив подушки под больную ногу. Затем она поехала в Меер и объяснила, почему остановлены работы по строительству новой часовни в Роуэлл-Кросс. Когда она вернулась, Мартин спал. Он проспал еще несколько часов, а когда проснулся, ярость его поутихла, но чувство горечи осталось.
– Ты понимаешь, что если бы эти три тысячи фунтов были вложены, мы могли бы прилично жить на проценты с них, вообще не работая?
– Ты именно это и собираешься сделать? – спросила в изумлении Нэн.
– Нет. Я просто хочу показать тебе, как с нами обращались все эти годы, потому что ты, похоже, не понимаешь, какую огромную сумму денег нам оставил отец.
– Понимаю. Я не дура.
– Тогда почему же ты не злишься? – спросил ее Мартин.
– Потому, – мягко ответила она, – что ты злишься за нас обоих. – Затем, помолчав, она добавила: – Ты будешь по-прежнему работать каменщиком, когда заживет нога?
– Скорее всего, да. А если мне разрешат взять в аренду Скарр, то я буду работать здесь. Но теперь тут будет все не так, как было раньше. Да, я обещаю тебе это! Отец всегда верил, что наш камень лучший в округе. Он всегда говорил, что настанет день, когда вырастет потребность в нем; всегда повторял, что нужно быть готовыми к этому. Но я хочу подготовиться к этому дню так, как отец и не мечтал. Я хочу вложить часть денег в саму каменоломню, потому что я тоже верю в наш камень. В десять раз больше, чем отец.
Нэн молчала. Он посмотрел на нее.
– Но не только в каменоломне должны произойти изменения. Вся наша жизнь должна перемениться. Прежде всего нам надо найти приличный дом. Не снять, заметь, а купить наш собственный дом, прямо сейчас же. Мы купим нормальную мебель – дубовую или красного дерева – ты сама выберешь. У тебя будет плита, на которой ты будешь готовить, с духовкой, сияющая медью. Конечно, ты купишь себе новую одежду, самые модные шляпки!
Нэн улыбнулась. Она была тронута его словами, но в ее улыбке была тоска, и Мартин заметил это.
– Что случилось? Тебе не нравится думать о том, что скоро у нас будут все те вещи, о которых ты мечтала долгие годы?
– Нет, конечно, я довольна. Просто мне хотелось бы, чтобы ты помнил о том, что за все это нам следует благодарить нашего отца.
– О, я хорошо об этом помню! Но я также хорошо помню, на что была похожа наша жизнь до сих пор. Мы жили, не имея самого необходимого, а у него были деньги. И ты хочешь сказать, что не видишь в этом ничего плохого?
– Все, что я хочу сказать, это то, что отец думал, что он делает как лучше.
– Ну, мои идеи отличны от его и отныне я один буду решать, что лучше. И завтра, когда мы опять поедем в город, мы посмотрим, какие дома там продаются.
– Я думаю, нам стоит немного подождать. Неприлично заниматься этим, когда со смерти нашего отца прошло всего тридцать шесть часов.
– А когда это будет прилично? – спросил Мартин.
– Я думаю, что мы, по крайней мере, должны заняться этим после похорон, – сказала Нэн.
* * *
Двумя днями позже они стояли на церковном кладбище и наблюдали, как опускают гроб их отца в могилу, рядом с гробом матери. Когда ушли люди из похоронной конторы, викарий мистер Хиксон проводил их до ворот кладбища и помог Мартину, который был все еще на костылях, сесть в экипаж.
Это был чудесный, солнечный день, в воздухе чувствовалась весна, птицы трудились над постройкой и починкой своих гнезд в ветвях деревьев. Они ехали мимо домов с садиками перед ними, огороженными низкими каменными стенами. Это были дома, которыми так восхищалась Нэн, когда приходила к церкви проведать могилу матери. И теперь, проезжая по улице, она вдруг увидела на воротах одного из домов белую табличку, на которой было написано «Продается с аукциона». Внизу было приписано имя аукциониста. Это был коттедж в самом конце улицы – за ним начинались поля и пастбища – и Нэн, не веря своим глазам, указала на дом Мартину:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98