– Я не знаю как именно, сынок. Многое будет зависеть только от тебя. Но я точно знаю, что учение – это ценная штука, и теперь у тебя есть шанс получить это.
– А как же моя работа? Мы должны начать новый коровник в понедельник, это во-первых, и потом мы должны отремонтировать каменный дом в Бринк-энд.
– Я смогу отпускать тебя лишь по утрам. Мне, конечно, будет трудновато, но я привык к трудностям и хочу дать тебе шанс в жизни.
– Но я еще не уверен, что хочу пойти, – проворчал Мартин, кинув взгляд на парк, простирающийся на другой стороне.
– Ты сделаешь так, как я говорю, и хватит об этом, – отрезал Руфус. Затем, взглянув на угрюмое лицо мальчика, он добавил: – Мне казалось, что ты хочешь учиться. Ты всегда задавал много вопросов, и я уж не помню, сколько раз заставал тебя за чтением одной из тех старых книжек, которые давал тебе Парсон Талбот. Теперь тебе предоставляется возможность учиться должным образом, с людьми, которые понимают, что к чему, и мне кажется, что ты должен быть хоть немного благодарен мне за то, что я беспокоюсь о тебе.
– Но я не буду чувствовать себя свободно с людьми такого сорта. Да и в их доме тоже.
– Тебе будет сначала неловко, я знаю, но чем больше ты будешь находиться среди таких людей, тем более свободно ты будешь себя чувствовать. Учатся не только по книгам – есть и много других премудростей. Ты многому можешь научиться у Тэррэнтов и им подобных, просто находясь рядом с ними, и когда-нибудь – кто знает? – может быть, из этого выйдет толк. И хватит споров, потому что нравится тебе это или нет, все уже решено.
* * *
Покинув Ньютон-Рейлз, они повернули направо через ворота и поехали под гору к Чардуэллу. Не доезжая до города, пересекли мост и свернули на дорогу к Ратленд-Хилл. Через пару миль дорога разветвлялась на две тропинки, одна из которых вела к ферме Хей-Хо, а другая в каменоломню Скарр, пробитую сбоку в горе.
Плоская открытая часть каменоломни смотрела на юг, светлая каменная пыль сверкала в лучах солнца, а над ней волнами поднимался жар. Внутри каменоломни каменные уступы поднимались террасами, камень в нижней части был чистым, потому что тут недавно производились выработки, а наверху он был темным от дождей, местами порос травой и мелким кустарником. Внизу лежало пять или шесть огромных каменных глыб, обработанных несколько недель назад. Они лежали в ряд, просыхая, ожидая, когда их расколют на блоки, а перед глыбами лежали уже готовые блоки, каждый площадью в ярд. В отдалении, на другой стороне рабочей площадки, были сложены запасы обработанного, готового к использованию камня.
Некоторое количество камня они использовали сами, остальное продавали другим каменщикам, которые тоже занимались строительством в Чардуэлле и его окрестностях. В последнее время продавалось совсем мало, но Руфус тем не менее настаивал на том, чтобы запасы все время пополнялись, поэтому каждую свободную минуту отец и сын трудились в каменоломне, отбивая сырой камень и превращая его в готовые блоки. Для строительства ферм и коттеджей в основном использовался бут, но для более красивых зданий, особенно в городах, предпочтительнее был тесаный камень, который должен был быть красиво отделан. Этим занималась сестра Мартина. Она добивалась красоты камня, проводя по его еще влажной поверхности прочным стальным гребнем. Мартину было непонятно, почему они все должны были так много работать, и иногда он ворчал по этому поводу.
– Почему мы все время должны обрабатывать камень, если не используем и не продаем и двадцатой части его?
А Руфус, покачивая головой, повторял:
– Потому что настанет такой счастливый день, когда все переменится, и мы должны быть готовы к этому.
Вокруг внешнего края каменоломни, где склон спускался вниз, годами скапливались отходы: каменная пыль, бесполезные осколки, которые выметались с центральной части, старые чайники и кастрюли, проеденные ржавчиной, зола, сажа, очистки овощей. Руфус и его двое детей жили в самой каменоломне, в коттедже, построенном из грубого камня сбоку горы. Руфус построил эту хижину сам более тридцати лет назад, когда он впервые пришел в каменоломню молодым двадцатидвухлетним человеком. Тогда он был еще холостяком, построил хижину наскоро, что соответствовало его простым холостяцким потребностям. Она состояла из одной низенькой комнаты, которая на ночь разделялась занавеской. Пища готовилась на открытом очаге. Когда Руфус женился, – тогда ему было тридцать четыре года, – он пристроил еще маленькую кухню. Это было единственное усовершенствование, которое он посчитал необходимым.
Летом в коттедже было жарко – в иные времена непереносимо жарко, – а в сырую погоду совсем наоборот, вода струилась по поверхности скалы, которая была внутренней стеной хижины, и на каменном полу собирались лужи. Зимой в доме тоже было сыро, огонь в очаге не мог просушить его. Даже в летние месяцы, когда были открыты окна и дверь, в доме пахло сырым камнем и землей и в воздухе висела сырость.
«Как будто мы живем в пещере», – говорил иногда Мартин своей сестре.
В чудесные жаркие летние дни Нэн выносила на воздух все постельное белье и развешивала его проветриваться. Она раскладывала на солнце одеяла, подушки, матрацы, переворачивала их снова и снова. Но даже высушенные и проветренные, они все равно источали запах сырости, казались влажными на ощупь, когда их вновь заносили в дом.
– И так будет всегда, – говорил Мартин, – пока мы будем жить в этой норе. – Хижина вызывала у него отвращение. – Если бы не ты, – говорил он Нэн, – если бы ты не проветривала ее, нас бы всех уже разбил паралич или мы бы умерли от чахотки, как наша мать.
– Ах, Мартин, не говори так. – Темные глаза Нэн наполнялись страхом. – Какой ужасной смертью умерла наша бедная мама! Столько страданий, столько боли! Я часто думаю об этом, когда остаюсь одна. Иногда я просто не могу выбросить эти мысли из головы.
– Знаю, знаю, – отвечал Мартин. Внутренне он корил себя за то, что говорил так жестоко. – Я не имел в виду то, что сказал. Мы намного сильнее нашей мамы. Мы пошли в отца. Мы тверды, как дуб.
– Да, я думаю, что это так, – соглашалась Нэн. – Мы все достаточно здоровы, все трое. Но эта старая хижина… – Она вздохнула. – Чего бы я только ни отдала, чтобы жить в доме, где чисто, сухо и хорошо пахнет. У холма в Фордовере, или, возможно, в самом Чардуэлле. Вот этого мне хочется больше всего – коттедж в самом Чардуэлле, где вокруг есть соседи, где все время что-то происходит.
– У тебя на примете есть что-то определенное?
– Да, – виновато ответила Нэн. – Один из коттеджей недалеко от старой церкви… с небольшим садиком… Я всегда останавливаюсь и смотрю на них, когда хожу на могилу мамы. Вот где я хотела бы жить, если бы на то была моя воля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98