Под руководством Эвереди молодые Волки практиковались в своем искусстве, используя в качестве мишени все — от крокодила в воде до забравшегося на дерево енота. Их добыча шла не только в пищу — кожа, кости и сухожилия пригождались для изготовления одежды или инструментов. Некоторые молодые Волки мастерили из своей добычи амулеты. Эвереди, владелец, пожалуй, самого длинного ожерелья из клыков Жнецов на всем Старом Юге, эту практику поощрял.
Один из самых ценных навыков, полученных от Эвереди, состоял в искусстве сокрытия жизненной энергии. Ученики больше времени уделяли тренировке умственной, чем физической, оттачивая навык самогипноза: только так они могли скрывать свою энергетическую ауру от нечеловеческих способностей Жнецов искать добычу. От этого навыка зависело все — будут ли они нападать, либо на них самих будут охотиться, как на ту дичь, что они приносили в лагерь.
Крышей лагерю служили два древних черных дуба.
Тот, у которого на высоте двенадцати футов была обрезана верхушка, имел диковинную форму: его шесть веток росли сначала вбок, а потом вверх, как воздетые руки со множеством растопыренных пальцев. Волки натянули на ветки различные тенты так, что земля под деревом всегда оставалась сухой, по крайней мере пока не было сильного ветра.
Ветер был бы благословением в душном и влажном воздухе болота, полном такого запаха смерти и разрушения, с которым не сравнилось бы и кладбище. Только самые ранние утренние часы приносили прохладу.
Валентайн изнемогал от духоты и жары в коконе противомоскитной сетки. Он плохо спал. Его обычно уютный спальный мешок под воздействием влаги и жары превратился в орудие пытки. Валентайн предпочитал спать не на земле, где любой ползучий гад, привлеченный теплой неподвижностью тела, мог напасть на него. Дэвид устраивал постель в гамаке, а одежду и прочие вещи хранил на ветках.
Этим летом в дельте он отдал бы все за то, чтобы выкупаться в чистом прохладном озере Миннесоты. И все же, даже если бы ему было комфортно физически, он все равно провел бы тяжелую ночь. Старый сон о родном доме снова преследовал его.
Валентайн проснулся до рассвета, услышав, как вернулся Эвереди. Кот ушел на восток, когда пару дней назад они разбивали лагерь. Учитель наказал им ждать и не стрелять на охоте. Эвереди отказался объяснить, было ли это связано с подстерегающей опасностью, или просто со скупостью, вызванной тем, что на складе с оружием он бывал не чаще двух раз в год.
— Подъем! — провозгласил Эвереди, входя в лагерь, согнувшись под тяжестью мешка на плече. Его древний карабин модели М-1 болтался за плечом, рукоять как обычно, с любовью отполированная маслом, блестела. Бертон, который дежурил в третью смену, начал наливать воду в кофейник.
— Брось-ка это пока, Берт, — сказал Кот, — вам завтракать не захочется, когда я покажу, что принес.
Дай-ка мне воды, сынок.
Валентайн протер глаза, пока Эвереди пил. Хотя чернокожий человек был Котом, одним из касты, члены которой работали в одиночку глубоко в тылу контролируемой курианами территории, в нем не было ничего кошачьего. Он был, скорее, похож на седого носорога: такой же упертый, крепкий телом и с такой же дубленой кожей. Эвереди ходил босиком, в изорванных черных штанах, достающих лишь до мощных икр. Верхняя часть его туловища была похожа на бочонок, к которому как будто потом, подумав, добавили руки. Но, несмотря на это, он ползал по деревьям, как обезьяна, плавал, как крокодил, прыгал, как олень, и все это так тихо, что не испугал бы и мыши. Мускулы на его груди рельефно выступали из-под драной майки, сшитой из тяжелой ткани, в которую одевались Жнецы, а на шее болталось ожерелье из клыков убитых им капюшонников. Его голова была лысой, как коленка, но он скрывал это под поношенной бейсболкой с эмблемой клуба «Сейнтс».
Волки никогда не видели, чтобы их наставник ел что-нибудь, кроме пересоленного рагу из дичи и яблок.
Валентайн был уверен, что Эвереди знает, где растет каждая яблоня в трехсотмильной излучине Язу.
Эта эксцентричная диета обеспечивала ветерану живость и сверкающие, белые зубы.
Валентайн потряс головой и сделал глоток из бутылки воды, которую брал с собой в постель, чтобы лишний раз не выбираться из гамака. Он заглянул внутрь мокасин и только после этого обулся. Способность живности дельты Язу залезать на ночлег туда, где их меньше всего ожидаешь, в начале лета уже стоила Валентайну пребольного укуса многоножки.
— Что ты принес нам, Санта? — спросил Алистер, один из Волков.
Волки собрались кружком в центре лагеря, и Эвереди положил на землю испачканный мешок. Сначала Валентайн решил, что ему просто показалось, но мешок действительно дергался.
— Валентайн, доставай нож, — скомандовал Эвереди, и Дэвид вытащил свой паранг — охотничий нож в четырнадцать дюймов шириной, утолщенный в центре, как «беременное» мачете. У него была тяжелая деревянная рукоять с острым выступом на конце, что совмещало остроту ножа с удобством топорика.
Эвереди воспользовался своим маленьким ножом для того, чтобы открыть мешок, который, как с холодным ужасом осознал Валентайн, подпрыгивал сам по себе в центре кружка из молодых Волков. Большой Кот вывернул содержимое мешка на землю.
— Мать вашу… — сказал Бертон, дернув себя за бороду, которую все лето отращивал.
В лучах рассвета на лужайке барахтался гуманоидный торс. На месте рук и ног остались только почерневшие обрубки. Второй мешок, завязанный веревкой вокруг шеи, скрывал голову существа. Бертон издал странный звук — то ли смех, то ли рыганье, — принюхавшись к сладковато-зловонному запаху, от которого Волки отступили на шаг. Шестнадцатилетний Эрнандес, самый младший из них, перекрестился.
— Видали когда-нибудь такое вблизи, а, парни? — спросил Эвереди. Четверо покачали головой, не совсем понимая, испытывают ли они любопытство, или, скорее, отвращение.
— Знаете, ребята, на другом конце света, в Индии, живут такие большие хищные кошки, тиграми зовутся. Большие, рыжие и полосатые. Вы бы и не подумали, что они могут к чему-то подобраться незаметно, если бы не видели по телевизору, как они перемещаются в высокой траве. А мама тигрица учит своего детеныша убивать, оглушая кого-нибудь до полусмерти, чтобы его добил маленький. Ну, это не совсем то, что я делаю с вами, мелюзга, но я хочу, чтобы вы все хорошенько посмотрели на капюшонника вот так, рядом, без одежды, и так, чтобы остаться в живых. Скажите спасибо старому Эвереди.
Тварь перекатилась на спину и что-то пробормотала.
— Э, говорить эта дрянь уже не может, — продолжал Эвереди, засовывая руку в мешок на плече, — я все вытащил.
Кот держал в вытянутой руке мягкий шестнадцатидюймовый язык Жнеца. Волки нерешительно осмотрели его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Один из самых ценных навыков, полученных от Эвереди, состоял в искусстве сокрытия жизненной энергии. Ученики больше времени уделяли тренировке умственной, чем физической, оттачивая навык самогипноза: только так они могли скрывать свою энергетическую ауру от нечеловеческих способностей Жнецов искать добычу. От этого навыка зависело все — будут ли они нападать, либо на них самих будут охотиться, как на ту дичь, что они приносили в лагерь.
Крышей лагерю служили два древних черных дуба.
Тот, у которого на высоте двенадцати футов была обрезана верхушка, имел диковинную форму: его шесть веток росли сначала вбок, а потом вверх, как воздетые руки со множеством растопыренных пальцев. Волки натянули на ветки различные тенты так, что земля под деревом всегда оставалась сухой, по крайней мере пока не было сильного ветра.
Ветер был бы благословением в душном и влажном воздухе болота, полном такого запаха смерти и разрушения, с которым не сравнилось бы и кладбище. Только самые ранние утренние часы приносили прохладу.
Валентайн изнемогал от духоты и жары в коконе противомоскитной сетки. Он плохо спал. Его обычно уютный спальный мешок под воздействием влаги и жары превратился в орудие пытки. Валентайн предпочитал спать не на земле, где любой ползучий гад, привлеченный теплой неподвижностью тела, мог напасть на него. Дэвид устраивал постель в гамаке, а одежду и прочие вещи хранил на ветках.
Этим летом в дельте он отдал бы все за то, чтобы выкупаться в чистом прохладном озере Миннесоты. И все же, даже если бы ему было комфортно физически, он все равно провел бы тяжелую ночь. Старый сон о родном доме снова преследовал его.
Валентайн проснулся до рассвета, услышав, как вернулся Эвереди. Кот ушел на восток, когда пару дней назад они разбивали лагерь. Учитель наказал им ждать и не стрелять на охоте. Эвереди отказался объяснить, было ли это связано с подстерегающей опасностью, или просто со скупостью, вызванной тем, что на складе с оружием он бывал не чаще двух раз в год.
— Подъем! — провозгласил Эвереди, входя в лагерь, согнувшись под тяжестью мешка на плече. Его древний карабин модели М-1 болтался за плечом, рукоять как обычно, с любовью отполированная маслом, блестела. Бертон, который дежурил в третью смену, начал наливать воду в кофейник.
— Брось-ка это пока, Берт, — сказал Кот, — вам завтракать не захочется, когда я покажу, что принес.
Дай-ка мне воды, сынок.
Валентайн протер глаза, пока Эвереди пил. Хотя чернокожий человек был Котом, одним из касты, члены которой работали в одиночку глубоко в тылу контролируемой курианами территории, в нем не было ничего кошачьего. Он был, скорее, похож на седого носорога: такой же упертый, крепкий телом и с такой же дубленой кожей. Эвереди ходил босиком, в изорванных черных штанах, достающих лишь до мощных икр. Верхняя часть его туловища была похожа на бочонок, к которому как будто потом, подумав, добавили руки. Но, несмотря на это, он ползал по деревьям, как обезьяна, плавал, как крокодил, прыгал, как олень, и все это так тихо, что не испугал бы и мыши. Мускулы на его груди рельефно выступали из-под драной майки, сшитой из тяжелой ткани, в которую одевались Жнецы, а на шее болталось ожерелье из клыков убитых им капюшонников. Его голова была лысой, как коленка, но он скрывал это под поношенной бейсболкой с эмблемой клуба «Сейнтс».
Волки никогда не видели, чтобы их наставник ел что-нибудь, кроме пересоленного рагу из дичи и яблок.
Валентайн был уверен, что Эвереди знает, где растет каждая яблоня в трехсотмильной излучине Язу.
Эта эксцентричная диета обеспечивала ветерану живость и сверкающие, белые зубы.
Валентайн потряс головой и сделал глоток из бутылки воды, которую брал с собой в постель, чтобы лишний раз не выбираться из гамака. Он заглянул внутрь мокасин и только после этого обулся. Способность живности дельты Язу залезать на ночлег туда, где их меньше всего ожидаешь, в начале лета уже стоила Валентайну пребольного укуса многоножки.
— Что ты принес нам, Санта? — спросил Алистер, один из Волков.
Волки собрались кружком в центре лагеря, и Эвереди положил на землю испачканный мешок. Сначала Валентайн решил, что ему просто показалось, но мешок действительно дергался.
— Валентайн, доставай нож, — скомандовал Эвереди, и Дэвид вытащил свой паранг — охотничий нож в четырнадцать дюймов шириной, утолщенный в центре, как «беременное» мачете. У него была тяжелая деревянная рукоять с острым выступом на конце, что совмещало остроту ножа с удобством топорика.
Эвереди воспользовался своим маленьким ножом для того, чтобы открыть мешок, который, как с холодным ужасом осознал Валентайн, подпрыгивал сам по себе в центре кружка из молодых Волков. Большой Кот вывернул содержимое мешка на землю.
— Мать вашу… — сказал Бертон, дернув себя за бороду, которую все лето отращивал.
В лучах рассвета на лужайке барахтался гуманоидный торс. На месте рук и ног остались только почерневшие обрубки. Второй мешок, завязанный веревкой вокруг шеи, скрывал голову существа. Бертон издал странный звук — то ли смех, то ли рыганье, — принюхавшись к сладковато-зловонному запаху, от которого Волки отступили на шаг. Шестнадцатилетний Эрнандес, самый младший из них, перекрестился.
— Видали когда-нибудь такое вблизи, а, парни? — спросил Эвереди. Четверо покачали головой, не совсем понимая, испытывают ли они любопытство, или, скорее, отвращение.
— Знаете, ребята, на другом конце света, в Индии, живут такие большие хищные кошки, тиграми зовутся. Большие, рыжие и полосатые. Вы бы и не подумали, что они могут к чему-то подобраться незаметно, если бы не видели по телевизору, как они перемещаются в высокой траве. А мама тигрица учит своего детеныша убивать, оглушая кого-нибудь до полусмерти, чтобы его добил маленький. Ну, это не совсем то, что я делаю с вами, мелюзга, но я хочу, чтобы вы все хорошенько посмотрели на капюшонника вот так, рядом, без одежды, и так, чтобы остаться в живых. Скажите спасибо старому Эвереди.
Тварь перекатилась на спину и что-то пробормотала.
— Э, говорить эта дрянь уже не может, — продолжал Эвереди, засовывая руку в мешок на плече, — я все вытащил.
Кот держал в вытянутой руке мягкий шестнадцатидюймовый язык Жнеца. Волки нерешительно осмотрели его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92