Эти двое — ее первый советник и другой, носивший плюмаж военачальника Акомы, — сопровождали свою госпожу в странной прогулке по улицам бедняцкого квартала. Их путь петлял и даже повторялся! Тапек кипел от возмущения. Словно одержимый демонами, он не прекращал свою колдовскую слежку. И даже был вынужден мучиться ожиданием, когда властительница застряла у торговца одеждой. Наконец деньги были выплачены и пакет в плотной обертке вручен первому советнику. Затем гулянье по улицам продолжилось. Но вот властительница возвратилась на площадь, где ее ждали слуги и эскорт. Она вошла в паланкин. К вящему своему раздражению, Тапек заметил городских стражников, совершающих обход, и понял, что уже три часа ночи! Даже толстый старый Хочокена, решил он, копался бы меньше, чем эта проклятая Слуга Империи.
Фантом Люджана замешкался и поднял руки, чтобы поправить шлем. Как видно, его не удовлетворяло расположение перьев, и он поворачивал их то так, то этак, при этом заслоняя лицо запястьем, и одновременно давал подробные инструкции сотнику, возглавлявшему почетный эскорт. Затем призрачные носильщики схватились за шесты невесомого паланкина и подняли его над землей. Кортеж поплыл по темным улочкам Сулан-Ку. По пути Люджан и первый советник зачем-то передавали один другому полученный сверток, да к тому же, насколько можно было судить по движениям губ, то и дело обменивались строчками дурацких непристойных стишков.
Шимони тихонько посмеивался, как будто его забавляли эти низменные шуточки, и тем еще больше выводил Тапека из себя. Этот старый пень, думал нетерпеливый преследователь, ведет себя так, будто его совсем не интересует погоня за носилками Мары, а ведь именно это сейчас было самым важным! Они обязаны ее настигнуть, иначе зачем же их послала Ассамблея?
Несколько раз Тапеку приходилось заставлять себя заново сосредоточиться: стоило ему хоть чуть-чуть отвлечься, и призрачное видение расплывалось. На широких бульварах и оживленных улицах к мерцающему образу кортежа Акомы примешивались сотни других образов, и картина утрачивала четкость. Чтобы на фоне всего этого хаоса выделять нужную группу, требовалась огромная духовная энергия. Только потому, что прохожие, в этот ранний предрассветный час оказавшиеся на улице, поспешно уступали дорогу Черным Ризам, Тапек мог удерживать зыбкий образ паланкина Мары в поле зрения, а властительница Акомы продолжала свой дьявольски запутанный путь. Тапек почти совсем обессилел к тому моменту, когда чары привели их к ступеням храма Туракаму. Там фигуры-фантомы слились наконец-то с их живыми прообразами, знаменуя тем самым соединение прошлого с настоящим. Рабы Мары опустили свою ношу. Взмахом рук Тапек развеял чары. Голубое свечение погасло; на виду остались пустые носилки Мары, стоящие на вымощенной камнем площадке. Тапек моргнул, чтобы согнать с глаз усталость после непрерывного многочасового напряжения. Охранники Мары и ее слуги отсутствовали; вероятнее всего, они отдыхали и подкреплялись в какой-нибудь из ближайших таверн, пока их хозяйка занималась делами внутри храма. Звезды на небе начали бледнеть перед скорым рассветом. Настроение у Тапека было самым гнусным: вдобавок ко всему прочему он сбил ноги о камни мостовой. Чуть не до смерти перепугав раба, подметавшего лестницу парадного входа в храм Красного бога, он послал беднягу за верховным жрецом. Любая дверь была открыта перед Всемогущим, но даже маги соблюдали традицию. По обычаю, никто не входил в храм без разрешения.
Шимони хранил молчание.
Хорошо еще, что ждать не пришлось долго. Верховный жрец бога смерти был еще облачен в хламиду, которую надел во время визита Мары.
— Чем я могу услужить вам. Всемогущие?
Его поклон был строго официальным, в точном соответствии с той мерой почтения, какая требовалась от священнослужителя столь высокого ранга.
Тапек обуздал собственное раздражение:
— Мы ищем властительницу Мару, чтобы задать ей несколько вопросов.
Жрец выпрямился с выражением испуга на лице:
— Сожалею, Всемогущий. Властительница действительно здесь. Но в частной жизни госпожи возникли сложности, которые тревожат ее дух. Она получила от меня совет, но не нашла утешения. По собственному желанию она удалилась во внутреннее святилище храма Туракаму. Она ушла в добровольное затворничество, Всемогущие, дабы снискать там умиротворение и душевный покой. Остается надеяться, что мой бог внушит ей бодрость и придаст сил, чтобы преодолеть житейские трудности.
Тапек взъярился настолько, что готов был рвать на себе волосы, но ограничился тем, что лишь отбросил капюшон на спину.
— И сколь долго она там пробудет? Мы подождем.
Жрец задрожал — вероятно, от страха, — но глаза у него оставались вполне спокойными, когда он ответил:
— Как это ни огорчительно, я весьма сомневаюсь, что госпожа Мара выйдет из храма сегодня или вообще в ближайшем будущем. Она оставила указания своим слугам: носильщикам предписано утром отнести паланкин в поместье близ Сулан-Ку, ибо она проведет в затворничестве некоторое время. Речь идет самое малое о неделях; но, возможно, ей понадобятся и месяцы.
— Месяцы!.. — Тапек переступил с ноги на ногу, а потом уставился на жреца злобным взглядом. Свою тираду черноризец закончил весьма язвительно:
— Мне трудно поверить, что столь своевольная женщина, как властительница Мара, станет заботиться о своем душевном состоянии в такой неподходящий час!
Призвав на помощь дарованное ему свыше достоинство, жрец неторопливо расправил на себе одежду.
— Всемогущий, смертный может позаботиться о состоянии своего духа в любое время, — мягко поправил он зарвавшегося мага, а затем сложил руки на груди, застыв в величественной позе.
Тапек рванулся было вперед, словно собирался штурмом взять лестницу и нарушить покой храмового квартала. Однако Шимони остановил его резким движением руки.
— Подумай сам, — сказал пожилой чародей, словно бичом хлестнул. — Святость храмов почитается уже тысячи лет. Зачем ломать такую проверенную временем традицию, как неприкосновенность святилища, Тапек? Рано или поздно Мара выйдет отсюда. А если даже не выйдет — наши цели будут достигнуты, разве нет?
Огненнокудрый маг скривился, будто надкусил гнилой плод.
— Ты со своими Хочокеной и Фумитой — недоумки, если пытаетесь ее защитить! — прошипел он так, чтобы его мог слышать только старший собрат. — Она опасна!
— Столь же опасна, как публичное противоборство Ассамблеи и храмов? — уточнил Шимони столь же угрожающим тоном.
Казалось, что Тапек слегка остыл:
— Ты прав. Она недостойна того, чтобы из-за нее началась открытая свара.
Шимони молча кивнул и, видимо, счел себя удовлетворенным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253
Фантом Люджана замешкался и поднял руки, чтобы поправить шлем. Как видно, его не удовлетворяло расположение перьев, и он поворачивал их то так, то этак, при этом заслоняя лицо запястьем, и одновременно давал подробные инструкции сотнику, возглавлявшему почетный эскорт. Затем призрачные носильщики схватились за шесты невесомого паланкина и подняли его над землей. Кортеж поплыл по темным улочкам Сулан-Ку. По пути Люджан и первый советник зачем-то передавали один другому полученный сверток, да к тому же, насколько можно было судить по движениям губ, то и дело обменивались строчками дурацких непристойных стишков.
Шимони тихонько посмеивался, как будто его забавляли эти низменные шуточки, и тем еще больше выводил Тапека из себя. Этот старый пень, думал нетерпеливый преследователь, ведет себя так, будто его совсем не интересует погоня за носилками Мары, а ведь именно это сейчас было самым важным! Они обязаны ее настигнуть, иначе зачем же их послала Ассамблея?
Несколько раз Тапеку приходилось заставлять себя заново сосредоточиться: стоило ему хоть чуть-чуть отвлечься, и призрачное видение расплывалось. На широких бульварах и оживленных улицах к мерцающему образу кортежа Акомы примешивались сотни других образов, и картина утрачивала четкость. Чтобы на фоне всего этого хаоса выделять нужную группу, требовалась огромная духовная энергия. Только потому, что прохожие, в этот ранний предрассветный час оказавшиеся на улице, поспешно уступали дорогу Черным Ризам, Тапек мог удерживать зыбкий образ паланкина Мары в поле зрения, а властительница Акомы продолжала свой дьявольски запутанный путь. Тапек почти совсем обессилел к тому моменту, когда чары привели их к ступеням храма Туракаму. Там фигуры-фантомы слились наконец-то с их живыми прообразами, знаменуя тем самым соединение прошлого с настоящим. Рабы Мары опустили свою ношу. Взмахом рук Тапек развеял чары. Голубое свечение погасло; на виду остались пустые носилки Мары, стоящие на вымощенной камнем площадке. Тапек моргнул, чтобы согнать с глаз усталость после непрерывного многочасового напряжения. Охранники Мары и ее слуги отсутствовали; вероятнее всего, они отдыхали и подкреплялись в какой-нибудь из ближайших таверн, пока их хозяйка занималась делами внутри храма. Звезды на небе начали бледнеть перед скорым рассветом. Настроение у Тапека было самым гнусным: вдобавок ко всему прочему он сбил ноги о камни мостовой. Чуть не до смерти перепугав раба, подметавшего лестницу парадного входа в храм Красного бога, он послал беднягу за верховным жрецом. Любая дверь была открыта перед Всемогущим, но даже маги соблюдали традицию. По обычаю, никто не входил в храм без разрешения.
Шимони хранил молчание.
Хорошо еще, что ждать не пришлось долго. Верховный жрец бога смерти был еще облачен в хламиду, которую надел во время визита Мары.
— Чем я могу услужить вам. Всемогущие?
Его поклон был строго официальным, в точном соответствии с той мерой почтения, какая требовалась от священнослужителя столь высокого ранга.
Тапек обуздал собственное раздражение:
— Мы ищем властительницу Мару, чтобы задать ей несколько вопросов.
Жрец выпрямился с выражением испуга на лице:
— Сожалею, Всемогущий. Властительница действительно здесь. Но в частной жизни госпожи возникли сложности, которые тревожат ее дух. Она получила от меня совет, но не нашла утешения. По собственному желанию она удалилась во внутреннее святилище храма Туракаму. Она ушла в добровольное затворничество, Всемогущие, дабы снискать там умиротворение и душевный покой. Остается надеяться, что мой бог внушит ей бодрость и придаст сил, чтобы преодолеть житейские трудности.
Тапек взъярился настолько, что готов был рвать на себе волосы, но ограничился тем, что лишь отбросил капюшон на спину.
— И сколь долго она там пробудет? Мы подождем.
Жрец задрожал — вероятно, от страха, — но глаза у него оставались вполне спокойными, когда он ответил:
— Как это ни огорчительно, я весьма сомневаюсь, что госпожа Мара выйдет из храма сегодня или вообще в ближайшем будущем. Она оставила указания своим слугам: носильщикам предписано утром отнести паланкин в поместье близ Сулан-Ку, ибо она проведет в затворничестве некоторое время. Речь идет самое малое о неделях; но, возможно, ей понадобятся и месяцы.
— Месяцы!.. — Тапек переступил с ноги на ногу, а потом уставился на жреца злобным взглядом. Свою тираду черноризец закончил весьма язвительно:
— Мне трудно поверить, что столь своевольная женщина, как властительница Мара, станет заботиться о своем душевном состоянии в такой неподходящий час!
Призвав на помощь дарованное ему свыше достоинство, жрец неторопливо расправил на себе одежду.
— Всемогущий, смертный может позаботиться о состоянии своего духа в любое время, — мягко поправил он зарвавшегося мага, а затем сложил руки на груди, застыв в величественной позе.
Тапек рванулся было вперед, словно собирался штурмом взять лестницу и нарушить покой храмового квартала. Однако Шимони остановил его резким движением руки.
— Подумай сам, — сказал пожилой чародей, словно бичом хлестнул. — Святость храмов почитается уже тысячи лет. Зачем ломать такую проверенную временем традицию, как неприкосновенность святилища, Тапек? Рано или поздно Мара выйдет отсюда. А если даже не выйдет — наши цели будут достигнуты, разве нет?
Огненнокудрый маг скривился, будто надкусил гнилой плод.
— Ты со своими Хочокеной и Фумитой — недоумки, если пытаетесь ее защитить! — прошипел он так, чтобы его мог слышать только старший собрат. — Она опасна!
— Столь же опасна, как публичное противоборство Ассамблеи и храмов? — уточнил Шимони столь же угрожающим тоном.
Казалось, что Тапек слегка остыл:
— Ты прав. Она недостойна того, чтобы из-за нее началась открытая свара.
Шимони молча кивнул и, видимо, счел себя удовлетворенным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253