Ричи Боддин послужил первым окончательным воплощением этой
теории. С тотемом прежней его школы в Киттери Марк вышел на равных, что
было своего рода победой. (Киттерский хулиган, окровавленный, но не
сдавшийся, объявил школьному сообществу, что отныне они с Марком дружки.
Марк, считавший киттерского хулигана куском дерьма, тем не менее возражать
не стал. Он знал цену сдержанности.) Слова против хулиганов не помогают.
Удар - это, кажется, единственный язык, понятый всем Ричи Боддинам этого
мира, и Марк подозревал, что именно по этой причине мир переживает тяжелые
времена. В тот день его выгнали из школы, и отец очень сердился, пока
Марк, приговоренный к ритуальной порке туго скатанным в трубку журналом,
не объявил, что Гитлер в душе был всего лишь Ричи Боддином. Это заставило
отца безудержно расхохотаться, и порка отменилась.
Сейчас Джун Петри говорила:
- Как ты думаешь, Генри, он переживает?
- Трудно сказать... - Последовала пауза, и Марк знал, что отец
раскручивает трубку, - он чертовски сдержан.
- И все-таки... они шли к Марку, - продолжала она. - Поиграть с его
поездом... А теперь один мертв, а другой исчез! Не обманывай себя, Генри.
Мальчик должен что-то чувствовать.
- Он достаточно крепко стоит ногами на земле, - возразил мистер
Петри. - Что бы он при этом не чувствовал, уверен, он может держать себя в
руках.
Марк вклеил левую руку Франкенштейна в плечевой сустав. Это была
особая модель, светящаяся в темноте зеленым. В точности как пластиковый
Иисус, которого он получил в награду за чтение наизусть 119-го псалма в
воскресной школе в Киттери.
- Иногда я жалею, что он у нас один, - говорил отец. - Ему бы лучше
иметь сестру или брата.
Мать лукаво ответила:
- Нельзя сказать, что мы не старались, дорогой.
Разговор надолго прервался. Наверняка отец перелистывал "Уолл-Стрит
Джорнал", а мать держала на коленях роман Джейн Остин или, может быть,
Генри Джеймса. Марк удивлялся: какой смысл ей перечитывать столько раз
одни и те же книги. Зачем читать, если знаешь, чем кончится?
- Как ты думаешь, - спросила наконец мать, - можно отпускать его в
лес? Говорят, где-то здесь есть зыбучие пески.
- В нескольких милях.
Марк немного успокоился и приклеил монстру другую руку. Отличный у
него был набор фигурок, и он располагал их по-новому каждый раз, когда
появлялась еще одна. Дэнни и Ральфи шли смотреть именно на них, когда...
ну, ладно.
- Думаю, можно, - продолжил отец. - Конечно, не в темноте.
- Боюсь, после этих ужасных похорон у него будут кошмары.
Марк почти видел, как отец пожимает плечами:
- Тони Глик... бедняга! Но смерть и горе - часть жизни. Пора мальчику
узнать это.
- Может быть.
- Пауза. ("Интересно, какая банальность последует теперь?" - Марк
приклеил монстра на основу - каменистый курган с покосившимся надгробием.)
- В расцвете жизни нас подстерегает смерть. Но кошмары могут быть у меня.
- О?!
- Этот мистер Формен, должно быть, настоящий художник, прости,
Господи. Мальчик действительно выглядел как спящий. Сию секунду откроет
глаза, зевнет и... не знаю, кто только настаивает на таком истязании -
хоронить в открытом гробу. Это... язычество.
- Ну, дорогая, это уже позади.
- Надо думать, что так. У нас хороший мальчик, правда, Генри?
- Лучше всех.
Марк улыбнулся.
- Есть что-нибудь по телевизору?
- Сейчас взгляну.
Серьезный разговор закончился. Марк поставил модель на окно -
сохнуть. Через пятнадцать минут мать отправит его в постель. Он полез в
комод за пижамой.
В сущности, мать зря беспокоилась за его психику. Он не отличался
нервностью - да тому и не было причин. Несколько школьных драк не оставили
в нем шрамов. Его семья принадлежала к высшим слоям среднего класса и
двигалась еще выше. Родители крепко, пусть и слегка тяжеловато, любили
друг друга, и Марк обычно хотел того же, чего хотели они.
Если что-то его и отчуждало - так это собственная сдержанность и
холодное самообладание. Никто не воспитывал в нем этого - это родилось с
ним. Когда его любимого щенка Чоппера сбила машина, Марк настоял на том,
чтобы идти с матерью к ветеринару. И когда ветеринар сказал: "Собаку надо
усыпить, мой мальчик. Ты понимаешь, почему?", он поцеловал Чоппера, но не
проронил ни единой слезы. Мать плакала, но через три дня Чоппер для нее
ушел в туманное прошлое, а для Марка он не уйдет туда никогда. Вот в чем
ценность умения не плакать.
Его потрясло исчезновение Ральфи и смерть Дэнни потрясла еще раз, но
он не испугался. Он слышал в магазине, что до Ральфи, должно быть,
добрался гомик. Он знал, кто это такие. Они делают с тобой что хотят, а
потом душат и зарывают в гравийном карьере. Если гомик когда-нибудь
предложит ему конфету, Марк ударит его в пах и побежит так, что плевок не
догонит.
- Марк! - голос матери взлетел по лестнице. - Не забудь вымыть уши.
Он улыбнулся опять:
- Не забуду.
Он отправился вниз - поцеловать на ночь родителей, взглянув сначала
на стол. Дракула с разинутой пастью, растопырив когти, угрожал девушке,
лежащей на земле; сумасшедший доктор истязал женщину на дыбе; мистер Хайд
подкрадывался в темноте к старику.
Смерть? Конечно. Это происходит, когда попадешься монстрам.
Ройс Макдуглас свернул к дверям своего трейлера в половине девятого и
со второй попытки заглушил мотор старого "форда". Карбюратор барахлит,
дворники не работают, искра срабатывает раз в две недели. Чертова машина!
Чертова жизнь! Младенец вопил в доме, и Сэнди орала на него. Старая добрая
семья!
Он выскочил из машины - и упал, споткнувшись о кирпичи, которыми
собирался вымостить дорожку к дому.
- Дерьмо, - пробормотал он, кое-как поднимаясь на ноги и потирая
подбородок.
Он был совершенно пьян. Кончив работу в три, он с тех самых пор пил у
Делла с Хэнком Питерсом и Бадди Мэйберри. Да, он знал, что думает Сэнди о
его дружках. Но пусть заткнется. Жалеть человеку пару пива по субботам и
воскресеньям, после того как он целую неделю горбатился у проклятого
станка! Тоже мне святая! Весь день сидит дома, только ей и дел, что
болтать с почтальоном, да следить, чтобы ребенок в печку не залез. И этого
как следует не умеет. Ребенок как-то даже со стола свалился.
"А ты где была?"
"Я его держала, Рой. Просто он так сильно дергался!"
Дергался он, как же!
Он подошел к двери, все еще кипя. На ушибленную ногу больно было
ступать. Вряд ли она почувствует. Чем она вообще занимается, пока он
надрывается на этого собаку управляющего? Читает журнальчик и ест вишни в
шоколаде, смотрит мыльную оперу и ест вишни в шоколаде, болтает с дружками
и ест вишни в шоколаде?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
теории. С тотемом прежней его школы в Киттери Марк вышел на равных, что
было своего рода победой. (Киттерский хулиган, окровавленный, но не
сдавшийся, объявил школьному сообществу, что отныне они с Марком дружки.
Марк, считавший киттерского хулигана куском дерьма, тем не менее возражать
не стал. Он знал цену сдержанности.) Слова против хулиганов не помогают.
Удар - это, кажется, единственный язык, понятый всем Ричи Боддинам этого
мира, и Марк подозревал, что именно по этой причине мир переживает тяжелые
времена. В тот день его выгнали из школы, и отец очень сердился, пока
Марк, приговоренный к ритуальной порке туго скатанным в трубку журналом,
не объявил, что Гитлер в душе был всего лишь Ричи Боддином. Это заставило
отца безудержно расхохотаться, и порка отменилась.
Сейчас Джун Петри говорила:
- Как ты думаешь, Генри, он переживает?
- Трудно сказать... - Последовала пауза, и Марк знал, что отец
раскручивает трубку, - он чертовски сдержан.
- И все-таки... они шли к Марку, - продолжала она. - Поиграть с его
поездом... А теперь один мертв, а другой исчез! Не обманывай себя, Генри.
Мальчик должен что-то чувствовать.
- Он достаточно крепко стоит ногами на земле, - возразил мистер
Петри. - Что бы он при этом не чувствовал, уверен, он может держать себя в
руках.
Марк вклеил левую руку Франкенштейна в плечевой сустав. Это была
особая модель, светящаяся в темноте зеленым. В точности как пластиковый
Иисус, которого он получил в награду за чтение наизусть 119-го псалма в
воскресной школе в Киттери.
- Иногда я жалею, что он у нас один, - говорил отец. - Ему бы лучше
иметь сестру или брата.
Мать лукаво ответила:
- Нельзя сказать, что мы не старались, дорогой.
Разговор надолго прервался. Наверняка отец перелистывал "Уолл-Стрит
Джорнал", а мать держала на коленях роман Джейн Остин или, может быть,
Генри Джеймса. Марк удивлялся: какой смысл ей перечитывать столько раз
одни и те же книги. Зачем читать, если знаешь, чем кончится?
- Как ты думаешь, - спросила наконец мать, - можно отпускать его в
лес? Говорят, где-то здесь есть зыбучие пески.
- В нескольких милях.
Марк немного успокоился и приклеил монстру другую руку. Отличный у
него был набор фигурок, и он располагал их по-новому каждый раз, когда
появлялась еще одна. Дэнни и Ральфи шли смотреть именно на них, когда...
ну, ладно.
- Думаю, можно, - продолжил отец. - Конечно, не в темноте.
- Боюсь, после этих ужасных похорон у него будут кошмары.
Марк почти видел, как отец пожимает плечами:
- Тони Глик... бедняга! Но смерть и горе - часть жизни. Пора мальчику
узнать это.
- Может быть.
- Пауза. ("Интересно, какая банальность последует теперь?" - Марк
приклеил монстра на основу - каменистый курган с покосившимся надгробием.)
- В расцвете жизни нас подстерегает смерть. Но кошмары могут быть у меня.
- О?!
- Этот мистер Формен, должно быть, настоящий художник, прости,
Господи. Мальчик действительно выглядел как спящий. Сию секунду откроет
глаза, зевнет и... не знаю, кто только настаивает на таком истязании -
хоронить в открытом гробу. Это... язычество.
- Ну, дорогая, это уже позади.
- Надо думать, что так. У нас хороший мальчик, правда, Генри?
- Лучше всех.
Марк улыбнулся.
- Есть что-нибудь по телевизору?
- Сейчас взгляну.
Серьезный разговор закончился. Марк поставил модель на окно -
сохнуть. Через пятнадцать минут мать отправит его в постель. Он полез в
комод за пижамой.
В сущности, мать зря беспокоилась за его психику. Он не отличался
нервностью - да тому и не было причин. Несколько школьных драк не оставили
в нем шрамов. Его семья принадлежала к высшим слоям среднего класса и
двигалась еще выше. Родители крепко, пусть и слегка тяжеловато, любили
друг друга, и Марк обычно хотел того же, чего хотели они.
Если что-то его и отчуждало - так это собственная сдержанность и
холодное самообладание. Никто не воспитывал в нем этого - это родилось с
ним. Когда его любимого щенка Чоппера сбила машина, Марк настоял на том,
чтобы идти с матерью к ветеринару. И когда ветеринар сказал: "Собаку надо
усыпить, мой мальчик. Ты понимаешь, почему?", он поцеловал Чоппера, но не
проронил ни единой слезы. Мать плакала, но через три дня Чоппер для нее
ушел в туманное прошлое, а для Марка он не уйдет туда никогда. Вот в чем
ценность умения не плакать.
Его потрясло исчезновение Ральфи и смерть Дэнни потрясла еще раз, но
он не испугался. Он слышал в магазине, что до Ральфи, должно быть,
добрался гомик. Он знал, кто это такие. Они делают с тобой что хотят, а
потом душат и зарывают в гравийном карьере. Если гомик когда-нибудь
предложит ему конфету, Марк ударит его в пах и побежит так, что плевок не
догонит.
- Марк! - голос матери взлетел по лестнице. - Не забудь вымыть уши.
Он улыбнулся опять:
- Не забуду.
Он отправился вниз - поцеловать на ночь родителей, взглянув сначала
на стол. Дракула с разинутой пастью, растопырив когти, угрожал девушке,
лежащей на земле; сумасшедший доктор истязал женщину на дыбе; мистер Хайд
подкрадывался в темноте к старику.
Смерть? Конечно. Это происходит, когда попадешься монстрам.
Ройс Макдуглас свернул к дверям своего трейлера в половине девятого и
со второй попытки заглушил мотор старого "форда". Карбюратор барахлит,
дворники не работают, искра срабатывает раз в две недели. Чертова машина!
Чертова жизнь! Младенец вопил в доме, и Сэнди орала на него. Старая добрая
семья!
Он выскочил из машины - и упал, споткнувшись о кирпичи, которыми
собирался вымостить дорожку к дому.
- Дерьмо, - пробормотал он, кое-как поднимаясь на ноги и потирая
подбородок.
Он был совершенно пьян. Кончив работу в три, он с тех самых пор пил у
Делла с Хэнком Питерсом и Бадди Мэйберри. Да, он знал, что думает Сэнди о
его дружках. Но пусть заткнется. Жалеть человеку пару пива по субботам и
воскресеньям, после того как он целую неделю горбатился у проклятого
станка! Тоже мне святая! Весь день сидит дома, только ей и дел, что
болтать с почтальоном, да следить, чтобы ребенок в печку не залез. И этого
как следует не умеет. Ребенок как-то даже со стола свалился.
"А ты где была?"
"Я его держала, Рой. Просто он так сильно дергался!"
Дергался он, как же!
Он подошел к двери, все еще кипя. На ушибленную ногу больно было
ступать. Вряд ли она почувствует. Чем она вообще занимается, пока он
надрывается на этого собаку управляющего? Читает журнальчик и ест вишни в
шоколаде, смотрит мыльную оперу и ест вишни в шоколаде, болтает с дружками
и ест вишни в шоколаде?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89