Пока что нет ничего нового, она исследуется.
Стивен почувствовал, как будто на его груди застегнули ремень и каждую минуту затягивают его ещё на одну дырочку. Он смотрел на профессора, который со всей очевидностью считал разговор законченным, и решил не уходить отсюда несолоно хлебавши.
Он быстро шагнул поближе и нагнулся через стол, за которым сидел руководитель раскопок.
— Профессор, могу я вам задать ещё один вопрос?
Уилфорд-Смит удивлённо взглянул на него.
— Почему вы тогда заставили меня молчать, когда я показал вам сумку с инструкцией для видеокамеры? Что вы тогда подумали, с чем мы столкнулись?
— Я счёл это за лучшее, — медленно ответил профессор. Потом посмотрел мимо Стивена в пустоту и задумчиво добавил, как будто рассеянно беседовал сам с собой: — Я счёл за лучшее поставить в известность мистера Кауна. Теперь я думаю, что это была моя ошибка. — Он размеренно покивал головой: — Это была ошибка.
Казалось, он забыл о присутствии Стивена. Он вздохнул и снова принялся за свои бумаги.
***
Джон Каун возвратился в лагерь Бет-Хамеш в половине одиннадцатого. После беспокойной ночи, полной кошмаров, и после мучительного утра он чувствовал себя отвратительно и, хотя вчера вечером сумел взять себя в руки, сегодня больше не в силах был справиться со своим дурным расположением духа. Он ненавидел неудачи, а это была неудача.
И здесь за время его отсутствия не произошло ничего утешительного. Студент и его подружка обвели Райана вокруг пальца, как какого-нибудь зелёного новичка. И уж Каун нашёл, как отреагировать на это. Хорошо, что стены мобильного домика имели звукоизоляцию.
От учёных тоже не было никаких новостей. Правда, писатель наконец снова объявился и попросил выслушать его новые соображения. Как он выразился, выслушать ход его мыслей под давлением логики.
Наверняка опять что-нибудь пораженческое. В главной редакции N.E.W. недаром говорили, что немцы — мастера международного класса в изобретении сомнений и возражений всех видов. Надо послушать. Джон Каун угрюмо кивнул писателю и откинулся на спинку кресла.
Эйзенхардт сразу заметил, что медиамагнат не в духе, и спросил себя, удачный ли момент он выбрал для того, что собирался ему сказать. Но отступать было уже поздно, а в запасе тоже не было ничего другого. Он начал потеть, несмотря на кондиционер, включённый на полную мощность.
— Это видео, — начал он со всей возможной твёрдостью, — вы не сможете показать по телевидению, это абсолютно однозначно — по крайней мере, в ближайшие три года.
Каун зарычал хищным зверем, сцепив на животе руки, словно когтистые лапы:
— Я уже говорил вам однажды, что не желаю слушать соображения такого рода.
— Неважно, нравится вам это или нет, мистер Каун, — продолжал Эйзенхардт с решимостью, которой сам в себе удивлялся. — Логика рассуждений неопровержима, и вы должны это выслушать, чтобы знать её. В конце концов, вы за это мне платите.
Глаза магната на мгновение сверкнули по-тигриному, но потом уголки губ дрогнули:
— Хорошо, — согласился он. — Это аргумент. Говорите.
— Допустим, вы найдёте видео и камеру, и тогда покажете их по телевизору. Наверняка вы сделаете это в рамках разрекламированного на весь мир специального сообщения, ведь так?
— Можете не сомневаться.
— И наверняка не один раз, а многократно.
— Разумеется. Столько раз, сколько понадобится, чтобы обеспечить максимальную аудиторию.
— Но это значит, что через три года это видео станет, так сказать, общеизвестным достоянием. Любой мало-мальски образованный человек в этом мире будет хотя бы наслышан об этом видео, но наверняка также и увидит его хотя бы раз.
— Это наша цель, совершенно верно.
Эйзенхардт сделал паузу, чтобы посмотреть, не додумается ли Каун до самостоятельного вывода. Но мультимиллионер продолжал смотреть на него вопросительно, и тогда писатель довёл мысль до конца:
— Тогда какой же молодой человек, на ваш взгляд, — с нажимом спросил он, — решит: Отправлюсь-ка я в прошлое, пожертвую своей жизнью, чтобы снять видеофильм, который вот уже три года крутят по телевизору?
Он испытал своеобразное удовлетворение, глядя, как работает мысль Кауна, как до него постепенно доходит, и как американский делец наконец свечкой выпрямляется в своём кресле.
— Будь я проклят! — вскричал он. — Вы правы. Если показать видео до того, как состоится путешествие в прошлое, то отпадёт всякая мотивация для этого!
— Точно. И тогда путешествие во времени не состоится. Но тогда не будет и видео, которое вы смогли бы показать по телевидению.
— Прекратите! — поднял руки Каун. — У меня сейчас треснет голова! Что это значит?
— Это значит, вы не покажете его по телевизору до того, как путешественник стартует.
— Но если я его найду и всё-таки покажу?
— Вы его не покажете, какова бы ни была для этого причина. Этого не произойдёт. Возможно, потому, что вы его всё же не найдёте. Я знаю, вы не хотите этого слышать. А может быть, вы его и найдёте, но продержите под замком три года. Или дольше. В любом случае путешественник должен стартовать в мире, где никому не известна эта видеозапись, которую он сделает, — или уже сделал.
Каун опять весь опал, глубоко задумавшись. Эйзенхардт терпеливо ждал. В любом случае магнат не взорвался, чего он боялся. Напротив, чем дольше он размышлял, тем веселее казался с виду.
— Но ведь это могло бы означать, — сказал он наконец, — что мне удастся найти видео и продать его католической церкви. И что она будет держать его под замком до скончания времён. Ведь так?
Эйзенхардт насторожился. До такого варианта он не додумался. Осмыслив его, он кивнул:
— Да. Это тоже могло бы служить объяснением.
Каун расплылся в улыбке. Казалось, ещё немного — и он рассмеётся.
— Знаете, что это значит? Что вы тем самым только что доказали?
— Я только что доказал?.. — неуверенно повторил Эйзенхардт. Кажется, Каун открыл в этом деле аспект, который от писателя ускользнул. Какая досада.
— Если церковь приобретёт это видео, — с наслаждением объяснил промышленник, — и затем будет держать под замком, то это означает, что там есть что скрывать. Например, на видеозаписи будет нечто такое, что поставит под вопрос всё учение церкви — правильно?
Эйзенхардт озадаченно кивнул. Не так уж и глупо. Он вдруг заметил, что какая-то часть его сознания всё время старается найти основания для того, чтобы взглянуть на американца сверху вниз. Примерно по такому принципу: окей, он мультимиллионер, но это значит только то, что он туполобый, корыстолюбивый хищник, чьё мировоззрение ограничивается четырьмя арифметическими действиями и начислением процентов. Я же, напротив, интеллектуал, человек духовный, а ведь всё дело именно в этом. И вдруг обнаружить, что Джон Каун фактически чёрт знает как башковит, находчив и изобретателен!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
Стивен почувствовал, как будто на его груди застегнули ремень и каждую минуту затягивают его ещё на одну дырочку. Он смотрел на профессора, который со всей очевидностью считал разговор законченным, и решил не уходить отсюда несолоно хлебавши.
Он быстро шагнул поближе и нагнулся через стол, за которым сидел руководитель раскопок.
— Профессор, могу я вам задать ещё один вопрос?
Уилфорд-Смит удивлённо взглянул на него.
— Почему вы тогда заставили меня молчать, когда я показал вам сумку с инструкцией для видеокамеры? Что вы тогда подумали, с чем мы столкнулись?
— Я счёл это за лучшее, — медленно ответил профессор. Потом посмотрел мимо Стивена в пустоту и задумчиво добавил, как будто рассеянно беседовал сам с собой: — Я счёл за лучшее поставить в известность мистера Кауна. Теперь я думаю, что это была моя ошибка. — Он размеренно покивал головой: — Это была ошибка.
Казалось, он забыл о присутствии Стивена. Он вздохнул и снова принялся за свои бумаги.
***
Джон Каун возвратился в лагерь Бет-Хамеш в половине одиннадцатого. После беспокойной ночи, полной кошмаров, и после мучительного утра он чувствовал себя отвратительно и, хотя вчера вечером сумел взять себя в руки, сегодня больше не в силах был справиться со своим дурным расположением духа. Он ненавидел неудачи, а это была неудача.
И здесь за время его отсутствия не произошло ничего утешительного. Студент и его подружка обвели Райана вокруг пальца, как какого-нибудь зелёного новичка. И уж Каун нашёл, как отреагировать на это. Хорошо, что стены мобильного домика имели звукоизоляцию.
От учёных тоже не было никаких новостей. Правда, писатель наконец снова объявился и попросил выслушать его новые соображения. Как он выразился, выслушать ход его мыслей под давлением логики.
Наверняка опять что-нибудь пораженческое. В главной редакции N.E.W. недаром говорили, что немцы — мастера международного класса в изобретении сомнений и возражений всех видов. Надо послушать. Джон Каун угрюмо кивнул писателю и откинулся на спинку кресла.
Эйзенхардт сразу заметил, что медиамагнат не в духе, и спросил себя, удачный ли момент он выбрал для того, что собирался ему сказать. Но отступать было уже поздно, а в запасе тоже не было ничего другого. Он начал потеть, несмотря на кондиционер, включённый на полную мощность.
— Это видео, — начал он со всей возможной твёрдостью, — вы не сможете показать по телевидению, это абсолютно однозначно — по крайней мере, в ближайшие три года.
Каун зарычал хищным зверем, сцепив на животе руки, словно когтистые лапы:
— Я уже говорил вам однажды, что не желаю слушать соображения такого рода.
— Неважно, нравится вам это или нет, мистер Каун, — продолжал Эйзенхардт с решимостью, которой сам в себе удивлялся. — Логика рассуждений неопровержима, и вы должны это выслушать, чтобы знать её. В конце концов, вы за это мне платите.
Глаза магната на мгновение сверкнули по-тигриному, но потом уголки губ дрогнули:
— Хорошо, — согласился он. — Это аргумент. Говорите.
— Допустим, вы найдёте видео и камеру, и тогда покажете их по телевизору. Наверняка вы сделаете это в рамках разрекламированного на весь мир специального сообщения, ведь так?
— Можете не сомневаться.
— И наверняка не один раз, а многократно.
— Разумеется. Столько раз, сколько понадобится, чтобы обеспечить максимальную аудиторию.
— Но это значит, что через три года это видео станет, так сказать, общеизвестным достоянием. Любой мало-мальски образованный человек в этом мире будет хотя бы наслышан об этом видео, но наверняка также и увидит его хотя бы раз.
— Это наша цель, совершенно верно.
Эйзенхардт сделал паузу, чтобы посмотреть, не додумается ли Каун до самостоятельного вывода. Но мультимиллионер продолжал смотреть на него вопросительно, и тогда писатель довёл мысль до конца:
— Тогда какой же молодой человек, на ваш взгляд, — с нажимом спросил он, — решит: Отправлюсь-ка я в прошлое, пожертвую своей жизнью, чтобы снять видеофильм, который вот уже три года крутят по телевизору?
Он испытал своеобразное удовлетворение, глядя, как работает мысль Кауна, как до него постепенно доходит, и как американский делец наконец свечкой выпрямляется в своём кресле.
— Будь я проклят! — вскричал он. — Вы правы. Если показать видео до того, как состоится путешествие в прошлое, то отпадёт всякая мотивация для этого!
— Точно. И тогда путешествие во времени не состоится. Но тогда не будет и видео, которое вы смогли бы показать по телевидению.
— Прекратите! — поднял руки Каун. — У меня сейчас треснет голова! Что это значит?
— Это значит, вы не покажете его по телевизору до того, как путешественник стартует.
— Но если я его найду и всё-таки покажу?
— Вы его не покажете, какова бы ни была для этого причина. Этого не произойдёт. Возможно, потому, что вы его всё же не найдёте. Я знаю, вы не хотите этого слышать. А может быть, вы его и найдёте, но продержите под замком три года. Или дольше. В любом случае путешественник должен стартовать в мире, где никому не известна эта видеозапись, которую он сделает, — или уже сделал.
Каун опять весь опал, глубоко задумавшись. Эйзенхардт терпеливо ждал. В любом случае магнат не взорвался, чего он боялся. Напротив, чем дольше он размышлял, тем веселее казался с виду.
— Но ведь это могло бы означать, — сказал он наконец, — что мне удастся найти видео и продать его католической церкви. И что она будет держать его под замком до скончания времён. Ведь так?
Эйзенхардт насторожился. До такого варианта он не додумался. Осмыслив его, он кивнул:
— Да. Это тоже могло бы служить объяснением.
Каун расплылся в улыбке. Казалось, ещё немного — и он рассмеётся.
— Знаете, что это значит? Что вы тем самым только что доказали?
— Я только что доказал?.. — неуверенно повторил Эйзенхардт. Кажется, Каун открыл в этом деле аспект, который от писателя ускользнул. Какая досада.
— Если церковь приобретёт это видео, — с наслаждением объяснил промышленник, — и затем будет держать под замком, то это означает, что там есть что скрывать. Например, на видеозаписи будет нечто такое, что поставит под вопрос всё учение церкви — правильно?
Эйзенхардт озадаченно кивнул. Не так уж и глупо. Он вдруг заметил, что какая-то часть его сознания всё время старается найти основания для того, чтобы взглянуть на американца сверху вниз. Примерно по такому принципу: окей, он мультимиллионер, но это значит только то, что он туполобый, корыстолюбивый хищник, чьё мировоззрение ограничивается четырьмя арифметическими действиями и начислением процентов. Я же, напротив, интеллектуал, человек духовный, а ведь всё дело именно в этом. И вдруг обнаружить, что Джон Каун фактически чёрт знает как башковит, находчив и изобретателен!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148