Я могу поднимать или опускать один из ее концов и таким образом воздействовать на тот или иной мускул или даже на какую-то его часть. Профаны этого не поймут. Нельзя делать одно упражнение для одной мышцы и при этом добиться гармоничного развития. Тяжести – резец. Работаешь над мышцей внизу, по бокам, наверху. Обрабатываешь ее под разными углами. Попотев несколько недель, заметишь результат.
Ценители моего искусства верят, что я леплю свои серии из глины. Семьи являются завершением того, что поднимается из самых дальних уголков моего воображения. Именно так я им говорю, и они покорно соглашаются. Да, я делаю формы по глиняным фигурам, а потом отливаю их в бронзе. Так просто. Так фальшиво. Так обыденно. А на самом деле я делаю скульптуры из живых людей.
Прежде чем я пролью хоть каплю бронзы, я формирую их живую плоть. Я кую их здесь. Делаю это до тех пор, пока не пойму, что они приобрели хорошую форму. У них появляются мускулы. У них появляются бугры и изгибы. Это тела с резко очерченными формами, а не свободно свисающая, как лишайник, плоть... Если быть откровенным, я так думаю о Роджере... Они могут даже начать вновь восхищаться своим партнером. Мне уже не раз доводилось видеть такое. Несколько недель подобного режима, и я наблюдал, как муж и жена снова начинают поглядывать друг на друга, потом вместе принимаются разглядывать своих спящих детей. Затем я наблюдал, как они в тишине занимаются любовью. Я делаю им одолжение этой программой, хотя сначала они редко понимают ту выгоду, которую она им принесет. Вот почему убеждение приобретает первостепенную роль. Хотя в случае с Семейным планированием №5 ничего не получилось. Они настолько пристрастились к никотину, что родители не могли мыслить логично, и мне пришлось ускорить программу. Мне было жаль тех бедных детей, которые жили с такими родителями. Их предки пыхтели, как две старые подушки, когда я усадил их на велотренажер. Даже угроза смерти, которая нависала над ними, как облако дыма от их любимого «Мальборо», не заставила их приложить хоть какие-то усилия в поднятии тяжестей. Я кривлюсь каждый раз, когда вспоминаю Семейное планирование № 5. Их убийство стало актом милосердия. Для них и для меня.
Но с Веселым Роджером и Джун, Бриллиантовой девочкой и сыночком все сработает как надо. В буквальном смысле этого слова. Больная спина Веселого Роджера, похоже, прошла. По крайней мере, он больше не хватается за нее так, словно у него прострел. Я уже предвкушал, как буду наблюдать за Бриллиантовой девочкой, когда она ляжет на станок для растяжки подколенных сухожилий и закинет за колени штангу. Самый восхитительный эффект производят движения. С каждым наклоном конский хвост на ее голове будет жадно подниматься, словно просить облегчения, молить о пощаде.
Они наблюдали за мной с большим интересом. И я понимал почему. В клетке скучно. Любой может дойти до отчаяния, играя неделями в крестики-нолики. Да, еще они посмотрят продолжение эпизодов из пленок Семейного планирования №8.
Только Бриллиантовая девочка продолжает острить, да так часто, что я думаю, ей не помешала бы профессиональная помощь. Почему они еще несколько лет назад не обратились к психиатру? Разве может человеческое существо оставаться настолько хладнокровным? Полное безразличие к собственной судьбе? Это, должно быть, продуманные действия. Она пытается играть со мной. Не могу поверить, что она согласна умереть только для того, чтобы освободиться от своей семьи. Хотя, кто знает? Может, если я бы провел четырнадцать или пятнадцать лет в такой семейке, то тоже бы захотел умереть.
Я подтащил станок для развития мышц и, не торопясь, начал монтировать его на скамье. Затем сходил и принес блины для штанги и гантелей. Я лично отливал их из бронзы. Это самый красивый набор, который я встречал. Бриллиантовая девочка уставилась на них.
– Сколько тебе лет? – наконец-то спросил я.
– Восемнадцать, – ответила она, в то время как Джун выкрикнула «тринадцать», а этот идиот Роджер сказал «шестнадцать».
Роджер единственный, кто говорит правду. Джун старается держать меня подальше от дочери, уверяя, что она еще почти ребенок. Восхитительно, если учесть их натянутые отношения. Бриллиантовая девочка хочет заверить меня, что она взрослая, и делает ставку на те выгоды, которые она от этого получит. А Роджер, старый добрый простачок, считает правду чем-то вроде талисмана. Полагаю, что в конце он больше всех будет расстроен моей двуличностью. Он будет проводить недели, чтобы привести себя в форму, и ужасно огорчится, когда поймет, что все его труды и усилия не только не принесли ему свободы, а наоборот, приблизили его смерть.
Шестнадцать, такой милый возраст. Самое лучшее в восемнадцать – быть восемнадцатилетним мальчишкой. То же самое можно сказать и о сорока восьми, когда рядом с тобой Бриллиантовая девочка.
Все время, пока они были здесь, я прятал блины для штанги и гантелей за парадом скелетов. Теперь, когда Вандерсоны поняли, что они герои экрана, это секрет нашего успеха. Вот это и называется тяжелой работой.
В этом и заключаются мои разногласия с новым поколением художников. Они не хотят по-настоящему работать, не хотят полностью отдаться искусству. Ведут пустые разговоры с аудиторией. Но они никогда полностью не отдавали себя делу, которому служат. А это значит, что они дилетанты. Я все отдал моему искусству. До последней капельки. И то же самое будет с Вандерсонами. Они будут работать так, как не работали ни разу в жизни. Они увидят итог и, если они рассудительные люди, то будут мне только благодарны. Что у людей есть? Пятьдесят, ну, может быть, сто лет. Скульптура живет в веках, а возможно, и вечно. Посмотрите на «Давида» Микеланджело. Он будет существовать еще долго после того, как мы умрем. Он будет существовать тысячу, возможно, и две тысячи лет после того, как мы умрем. То же самое случится и с Вандерсонами. Они должны быть благодарны мне. Когда я думаю о том удовольствии, с которым буду создавать Бриллиантовую девочку, ваять ее грудь и бугор Венеры, ее круглую попку, я не могу не думать о Микеланджело, который укорачивал пенис Давида, высекал его юный упругий зад, вкладывая в грубый камень всю свою страсть к молоденькому мальчику. Сказать, что мастер выполнял свою работу с любовью, значит, понять его самую главную мотивацию к работе: страсть. Самая великая ирония заключается в том, что большинство своих работ он делал для Римской католической церкви.
На то, чтобы подготовить все оборудование, ушел целый час. Я надел кожаные перчатки с обрезанными пальцами и велел моим пленникам внимательно следить за мной.
– Ваша жизнь зависит от того, насколько правильно вы будете выполнять то, что я вам покажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Ценители моего искусства верят, что я леплю свои серии из глины. Семьи являются завершением того, что поднимается из самых дальних уголков моего воображения. Именно так я им говорю, и они покорно соглашаются. Да, я делаю формы по глиняным фигурам, а потом отливаю их в бронзе. Так просто. Так фальшиво. Так обыденно. А на самом деле я делаю скульптуры из живых людей.
Прежде чем я пролью хоть каплю бронзы, я формирую их живую плоть. Я кую их здесь. Делаю это до тех пор, пока не пойму, что они приобрели хорошую форму. У них появляются мускулы. У них появляются бугры и изгибы. Это тела с резко очерченными формами, а не свободно свисающая, как лишайник, плоть... Если быть откровенным, я так думаю о Роджере... Они могут даже начать вновь восхищаться своим партнером. Мне уже не раз доводилось видеть такое. Несколько недель подобного режима, и я наблюдал, как муж и жена снова начинают поглядывать друг на друга, потом вместе принимаются разглядывать своих спящих детей. Затем я наблюдал, как они в тишине занимаются любовью. Я делаю им одолжение этой программой, хотя сначала они редко понимают ту выгоду, которую она им принесет. Вот почему убеждение приобретает первостепенную роль. Хотя в случае с Семейным планированием №5 ничего не получилось. Они настолько пристрастились к никотину, что родители не могли мыслить логично, и мне пришлось ускорить программу. Мне было жаль тех бедных детей, которые жили с такими родителями. Их предки пыхтели, как две старые подушки, когда я усадил их на велотренажер. Даже угроза смерти, которая нависала над ними, как облако дыма от их любимого «Мальборо», не заставила их приложить хоть какие-то усилия в поднятии тяжестей. Я кривлюсь каждый раз, когда вспоминаю Семейное планирование № 5. Их убийство стало актом милосердия. Для них и для меня.
Но с Веселым Роджером и Джун, Бриллиантовой девочкой и сыночком все сработает как надо. В буквальном смысле этого слова. Больная спина Веселого Роджера, похоже, прошла. По крайней мере, он больше не хватается за нее так, словно у него прострел. Я уже предвкушал, как буду наблюдать за Бриллиантовой девочкой, когда она ляжет на станок для растяжки подколенных сухожилий и закинет за колени штангу. Самый восхитительный эффект производят движения. С каждым наклоном конский хвост на ее голове будет жадно подниматься, словно просить облегчения, молить о пощаде.
Они наблюдали за мной с большим интересом. И я понимал почему. В клетке скучно. Любой может дойти до отчаяния, играя неделями в крестики-нолики. Да, еще они посмотрят продолжение эпизодов из пленок Семейного планирования №8.
Только Бриллиантовая девочка продолжает острить, да так часто, что я думаю, ей не помешала бы профессиональная помощь. Почему они еще несколько лет назад не обратились к психиатру? Разве может человеческое существо оставаться настолько хладнокровным? Полное безразличие к собственной судьбе? Это, должно быть, продуманные действия. Она пытается играть со мной. Не могу поверить, что она согласна умереть только для того, чтобы освободиться от своей семьи. Хотя, кто знает? Может, если я бы провел четырнадцать или пятнадцать лет в такой семейке, то тоже бы захотел умереть.
Я подтащил станок для развития мышц и, не торопясь, начал монтировать его на скамье. Затем сходил и принес блины для штанги и гантелей. Я лично отливал их из бронзы. Это самый красивый набор, который я встречал. Бриллиантовая девочка уставилась на них.
– Сколько тебе лет? – наконец-то спросил я.
– Восемнадцать, – ответила она, в то время как Джун выкрикнула «тринадцать», а этот идиот Роджер сказал «шестнадцать».
Роджер единственный, кто говорит правду. Джун старается держать меня подальше от дочери, уверяя, что она еще почти ребенок. Восхитительно, если учесть их натянутые отношения. Бриллиантовая девочка хочет заверить меня, что она взрослая, и делает ставку на те выгоды, которые она от этого получит. А Роджер, старый добрый простачок, считает правду чем-то вроде талисмана. Полагаю, что в конце он больше всех будет расстроен моей двуличностью. Он будет проводить недели, чтобы привести себя в форму, и ужасно огорчится, когда поймет, что все его труды и усилия не только не принесли ему свободы, а наоборот, приблизили его смерть.
Шестнадцать, такой милый возраст. Самое лучшее в восемнадцать – быть восемнадцатилетним мальчишкой. То же самое можно сказать и о сорока восьми, когда рядом с тобой Бриллиантовая девочка.
Все время, пока они были здесь, я прятал блины для штанги и гантелей за парадом скелетов. Теперь, когда Вандерсоны поняли, что они герои экрана, это секрет нашего успеха. Вот это и называется тяжелой работой.
В этом и заключаются мои разногласия с новым поколением художников. Они не хотят по-настоящему работать, не хотят полностью отдаться искусству. Ведут пустые разговоры с аудиторией. Но они никогда полностью не отдавали себя делу, которому служат. А это значит, что они дилетанты. Я все отдал моему искусству. До последней капельки. И то же самое будет с Вандерсонами. Они будут работать так, как не работали ни разу в жизни. Они увидят итог и, если они рассудительные люди, то будут мне только благодарны. Что у людей есть? Пятьдесят, ну, может быть, сто лет. Скульптура живет в веках, а возможно, и вечно. Посмотрите на «Давида» Микеланджело. Он будет существовать еще долго после того, как мы умрем. Он будет существовать тысячу, возможно, и две тысячи лет после того, как мы умрем. То же самое случится и с Вандерсонами. Они должны быть благодарны мне. Когда я думаю о том удовольствии, с которым буду создавать Бриллиантовую девочку, ваять ее грудь и бугор Венеры, ее круглую попку, я не могу не думать о Микеланджело, который укорачивал пенис Давида, высекал его юный упругий зад, вкладывая в грубый камень всю свою страсть к молоденькому мальчику. Сказать, что мастер выполнял свою работу с любовью, значит, понять его самую главную мотивацию к работе: страсть. Самая великая ирония заключается в том, что большинство своих работ он делал для Римской католической церкви.
На то, чтобы подготовить все оборудование, ушел целый час. Я надел кожаные перчатки с обрезанными пальцами и велел моим пленникам внимательно следить за мной.
– Ваша жизнь зависит от того, насколько правильно вы будете выполнять то, что я вам покажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92