Я стоял, поджав хвост, как побитая собака. Фон Брюль улыбался так широко, что, казалось, он скалит зубы. Я вспомнил, что мне сказала Юта. Мне стало страшно. Потом мне рассказали, что весь этот спектакль был разыгран фон Брюлем.
Несколькими часами позже я одиноко стоял на улице, рассматривая огни фейерверка. Мне было очень плохо. Подойти этой ночью к курфюрсту мне больше не удалось.
8 февраля 1755 г.
Самое страшное все-таки произошло! Теперь я уже могу это утверждать. Сегодня во второй половине дня, вернувшись домой после верховой прогулки с золотых дел мастером — мы перекусили и выпили пару добрых бутылок вина, — я застал своего слугу в полной растерянности. Он доложил, что вот уже два часа в гостиной меня ожидает некто господин Герлах, один из секретарей фон Брюля. Он якобы имеет какое-то поручение относительно меня от самого премьер-министра, и выпроводить его из дома никак не удается. Я прошел на второй этаж, зашел в гостиную, но Герлаха там не обнаружил. В задумчивости я остановился посреди комнаты и тут же услышал какой-то шорох. Он явно доносился из моего рабочего кабинета. Я осторожно приоткрыл дверь в кабинет. Этот господин стоял рядом с письменным столом и листал мои бумаги. При этом я успел заметить, что секретный ящик стола был открыт. В этом ящике хранятся мои дневники и папка с секретными финансовыми документами. Я испугался. И дневник, и эта папка лежали на столе и были открыты. Медленно и осторожно я начал приближаться к нему, стараясь оставаться незамеченным. Но одна из половиц скрипнула. Герлах резко обернулся.
— Кто позволил вам копаться в моих бумагах? — спросил я, не скрывая ненависти. — Что вы здесь ищете?
Господин секретарь положил бумаги на место и с напускным спокойствием направился мне навстречу.
— Очень интересно было почитать ваши мемуары, господин придворный шут. Так вы утверждаете, что мне нечего здесь искать? Вы сильно заблуждаетесь. Первый министр должен знать все. У него везде должны быть глаза, чтобы видеть, кто и когда затевает что-то против его королевского величества. А ваше поведение говорит о том, что вы что-то замышляете. В этом я убедился еще раз, читая ваши бумаги. Теперь я обязательно доложу обо всем господину фон Брюлю.
Я в растерянности стоял посреди кабинета. Про Герлаха ходят слухи, что у него феноменальная память. Этот человек не забывает ни одной увиденной цифры или буквы. Если цифры в моих тайных счетах сравнить с документами, хранящимися в казначействе, то слишком многое станет явным. Я уже не говорю о непочтительных замечаниях в адрес фон Брюля и самого курфюрста, которые Герлах наверняка успел прочитать. А мои записи о встрече с Ютой! Все эти мысли с быстротой молнии пронеслись в моей голове, пока Герлах шел к дверям. Я следил за ним и не знал, что предпринять. Неожиданно мой взгляд упал на шутовской жезл, висевший возле двери. Я не раздумывал более ни секунды. Спокойным, но быстрым шагом я последовал за секретарем, который даже не подумал обернуться. У двери, ведущей в гостиную, я настиг его, схватил короткий дубовый жезл и ударил его по затылку золотым набалдашником. Герлах успел открыть дверь до удара и потому вывалился, шатаясь, в гостиную и лишь там рухнул на колени. Он стонал от боли, парик слетел с его головы и валялся на полу. Я встал у него за спиной и нанес новый удар. Кровь брызнула мне в лицо. Не издав больше ни звука, он, как подрубленное дерево, рухнул на пол и затих. Я прислушался. В доме стояла тишина. Я склонился над Герлахом. Тот еще дышал. Я взял жезл обеими руками и изо всех сил нанес еще один, последний удар по голове. Череп раскололся. Я протянул руку к его шее и убедился, что артерия не пульсирует. Герлах был мертв. Я бросился в кабинет, закрыл секретный ящик стола, кинул стопку не представлявшей ценности корреспонденции на пол, схватил другую стопку, выбежал в гостиную, разбросал бумаги и там. Потом подошел к дверям, взялся за ручки, закрыл глаза и что было сил ударил себя обеими створками по лицу, потом еще и еще раз. Я выл от боли, топал ногами, кричал, призывая на помощь. Потом начал терять сознание и повалился на пол. Наконец в гостиную вбежал слуга. Он тотчас вызвал врача, который констатировал смерть Герлаха и определил у меня перелом носа и множественные рваные раны на лице. Труп унесли. Пришел судебный пристав, допросил моего слугу, составил протокол.
Весть о происшествии разнеслась мгновенно. Весь Дрезден только об этом и говорит.
9 февраля 1755 г.
Боже мой, что я наделал! На дворе уже поздняя ночь. Я не могу спать. Сижу в комнате, где совершил убийство, с бутылкой вина и пишу. Мое лицо — сплошная рана. Но боли я почти не чувствую. Много сильнее физической боли боль душевная. Что же получается? Я — подлый убийца? Или я всего лишь защищал свою честь? Пытаюсь успокоить себя тем, что это последний случай. Вино немного смягчает боль и успокаивает нервы.
Юта сказала, что у шутов нет будущего. Будущее принадлежит фаворитам и фавориткам. Неужели ее слова сбудутся? Может, я вообще окажусь последним шутом Саксонии? Будут ли меня чтить так, как в Испании чтят Лопеса де Руду, которого даже похоронили в кафедральном соборе в Кордове?
Но сегодня ясно одно: я должен остерегаться всех, даже моего господина.
11 февраля 1755 г.
Курфюрст вызвал к себе меня и премьер-министра. Фон Брюль негодовал. Я видел его в первый раз после смерти Герлаха. Фон Брюль обвинил меня в коварном убийстве высокопоставленного чиновника и требовал немедленного возмездия.
— Ну, Шнеллер, что ты имеешь сообщить по этому поводу?
(Интересно, почему Фридрих называет меня в последнее время Шнеллером, а не обращается как прежде — Иоганн?) Я держался спокойно и без раболепия.
— Ваше величество! Я не считаю себя виновным. Исследования, проведенные врачом, протокол, составленный приставом, свидетельские показания моих слуг полностью совпадают с моим докладом и подтверждают мою невиновность. Это был несчастный случай. Об убийстве не может быть и речи.
— Шнеллер, я хочу услышать, как все было, из твоих собственных уст!
— Ваше величество! Дело было так. Я прихожу к себе домой и узнаю, что в гостиной меня ждет господин секретарь Герлах. Но в гостиной его почему-то нет. Я обнаруживаю его в своем кабинете. Он роется в моих бумагах, вероятно, уже на протяжении нескольких часов. Я пытаюсь призвать его к ответу, но он не хочет со мной объясняться. Вместо этого он забирает часть моих бумаг и хочет уйти. Я пытаюсь задержать его, дело доходит до драки. Он начинает избивать меня. Вы знаете, что он много выше ростом и сильнее меня. Он бьет меня головой о дверной косяк. Я почти теряю сознание и падаю на пол. Он бросается на меня сверху. Мне удается увернуться и схватить мой жезл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Несколькими часами позже я одиноко стоял на улице, рассматривая огни фейерверка. Мне было очень плохо. Подойти этой ночью к курфюрсту мне больше не удалось.
8 февраля 1755 г.
Самое страшное все-таки произошло! Теперь я уже могу это утверждать. Сегодня во второй половине дня, вернувшись домой после верховой прогулки с золотых дел мастером — мы перекусили и выпили пару добрых бутылок вина, — я застал своего слугу в полной растерянности. Он доложил, что вот уже два часа в гостиной меня ожидает некто господин Герлах, один из секретарей фон Брюля. Он якобы имеет какое-то поручение относительно меня от самого премьер-министра, и выпроводить его из дома никак не удается. Я прошел на второй этаж, зашел в гостиную, но Герлаха там не обнаружил. В задумчивости я остановился посреди комнаты и тут же услышал какой-то шорох. Он явно доносился из моего рабочего кабинета. Я осторожно приоткрыл дверь в кабинет. Этот господин стоял рядом с письменным столом и листал мои бумаги. При этом я успел заметить, что секретный ящик стола был открыт. В этом ящике хранятся мои дневники и папка с секретными финансовыми документами. Я испугался. И дневник, и эта папка лежали на столе и были открыты. Медленно и осторожно я начал приближаться к нему, стараясь оставаться незамеченным. Но одна из половиц скрипнула. Герлах резко обернулся.
— Кто позволил вам копаться в моих бумагах? — спросил я, не скрывая ненависти. — Что вы здесь ищете?
Господин секретарь положил бумаги на место и с напускным спокойствием направился мне навстречу.
— Очень интересно было почитать ваши мемуары, господин придворный шут. Так вы утверждаете, что мне нечего здесь искать? Вы сильно заблуждаетесь. Первый министр должен знать все. У него везде должны быть глаза, чтобы видеть, кто и когда затевает что-то против его королевского величества. А ваше поведение говорит о том, что вы что-то замышляете. В этом я убедился еще раз, читая ваши бумаги. Теперь я обязательно доложу обо всем господину фон Брюлю.
Я в растерянности стоял посреди кабинета. Про Герлаха ходят слухи, что у него феноменальная память. Этот человек не забывает ни одной увиденной цифры или буквы. Если цифры в моих тайных счетах сравнить с документами, хранящимися в казначействе, то слишком многое станет явным. Я уже не говорю о непочтительных замечаниях в адрес фон Брюля и самого курфюрста, которые Герлах наверняка успел прочитать. А мои записи о встрече с Ютой! Все эти мысли с быстротой молнии пронеслись в моей голове, пока Герлах шел к дверям. Я следил за ним и не знал, что предпринять. Неожиданно мой взгляд упал на шутовской жезл, висевший возле двери. Я не раздумывал более ни секунды. Спокойным, но быстрым шагом я последовал за секретарем, который даже не подумал обернуться. У двери, ведущей в гостиную, я настиг его, схватил короткий дубовый жезл и ударил его по затылку золотым набалдашником. Герлах успел открыть дверь до удара и потому вывалился, шатаясь, в гостиную и лишь там рухнул на колени. Он стонал от боли, парик слетел с его головы и валялся на полу. Я встал у него за спиной и нанес новый удар. Кровь брызнула мне в лицо. Не издав больше ни звука, он, как подрубленное дерево, рухнул на пол и затих. Я прислушался. В доме стояла тишина. Я склонился над Герлахом. Тот еще дышал. Я взял жезл обеими руками и изо всех сил нанес еще один, последний удар по голове. Череп раскололся. Я протянул руку к его шее и убедился, что артерия не пульсирует. Герлах был мертв. Я бросился в кабинет, закрыл секретный ящик стола, кинул стопку не представлявшей ценности корреспонденции на пол, схватил другую стопку, выбежал в гостиную, разбросал бумаги и там. Потом подошел к дверям, взялся за ручки, закрыл глаза и что было сил ударил себя обеими створками по лицу, потом еще и еще раз. Я выл от боли, топал ногами, кричал, призывая на помощь. Потом начал терять сознание и повалился на пол. Наконец в гостиную вбежал слуга. Он тотчас вызвал врача, который констатировал смерть Герлаха и определил у меня перелом носа и множественные рваные раны на лице. Труп унесли. Пришел судебный пристав, допросил моего слугу, составил протокол.
Весть о происшествии разнеслась мгновенно. Весь Дрезден только об этом и говорит.
9 февраля 1755 г.
Боже мой, что я наделал! На дворе уже поздняя ночь. Я не могу спать. Сижу в комнате, где совершил убийство, с бутылкой вина и пишу. Мое лицо — сплошная рана. Но боли я почти не чувствую. Много сильнее физической боли боль душевная. Что же получается? Я — подлый убийца? Или я всего лишь защищал свою честь? Пытаюсь успокоить себя тем, что это последний случай. Вино немного смягчает боль и успокаивает нервы.
Юта сказала, что у шутов нет будущего. Будущее принадлежит фаворитам и фавориткам. Неужели ее слова сбудутся? Может, я вообще окажусь последним шутом Саксонии? Будут ли меня чтить так, как в Испании чтят Лопеса де Руду, которого даже похоронили в кафедральном соборе в Кордове?
Но сегодня ясно одно: я должен остерегаться всех, даже моего господина.
11 февраля 1755 г.
Курфюрст вызвал к себе меня и премьер-министра. Фон Брюль негодовал. Я видел его в первый раз после смерти Герлаха. Фон Брюль обвинил меня в коварном убийстве высокопоставленного чиновника и требовал немедленного возмездия.
— Ну, Шнеллер, что ты имеешь сообщить по этому поводу?
(Интересно, почему Фридрих называет меня в последнее время Шнеллером, а не обращается как прежде — Иоганн?) Я держался спокойно и без раболепия.
— Ваше величество! Я не считаю себя виновным. Исследования, проведенные врачом, протокол, составленный приставом, свидетельские показания моих слуг полностью совпадают с моим докладом и подтверждают мою невиновность. Это был несчастный случай. Об убийстве не может быть и речи.
— Шнеллер, я хочу услышать, как все было, из твоих собственных уст!
— Ваше величество! Дело было так. Я прихожу к себе домой и узнаю, что в гостиной меня ждет господин секретарь Герлах. Но в гостиной его почему-то нет. Я обнаруживаю его в своем кабинете. Он роется в моих бумагах, вероятно, уже на протяжении нескольких часов. Я пытаюсь призвать его к ответу, но он не хочет со мной объясняться. Вместо этого он забирает часть моих бумаг и хочет уйти. Я пытаюсь задержать его, дело доходит до драки. Он начинает избивать меня. Вы знаете, что он много выше ростом и сильнее меня. Он бьет меня головой о дверной косяк. Я почти теряю сознание и падаю на пол. Он бросается на меня сверху. Мне удается увернуться и схватить мой жезл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68