Отец относится к ней лучше, чем к сестрам, не обижает ее. Но по мере того как девочка подрастает, отец все больше и больше выделяет ее как свою любимицу.
Арран хотелось остановить его, но она почувствовала, что не может произнести ни слова. Этот прекрасный, мелодичный голос ее завораживал.
— Девочка вырастает и спасается бегством. Покидает отчий дом. Уезжает очень далеко, начинает жить самостоятельной жизнью, добивается успеха. Но она никогда не позволяет себе расслабиться, насладиться плодами своего успеха. Как только дела начинают идти хорошо, она чувствует потребность дать самой себе пощечину.
Она наказывает себя, потому что ощущает свою вину.
Она чувствует себя замаранной и потому считает, что не заслужила ни успеха, ни счастья. А через некоторое время ей уже недостаточно наказывать только себя. У нее возникает потребность испачкать и других и дать им это почувствовать.
Больше Арран не могла выдержать:
— Хватит! Остановитесь! Ну пожалуйста.
— Но ей не следует обвинять себя. Она ни в чем не виновата. У нее не было выбора, она не могла ничего изменить. Ребенок не в состоянии изменить свою жизнь.
Она стыдилась рассказать кому-нибудь о том, что происходило у нее дома много лет назад. А если бы даже и решилась рассказать об этом, ей бы все равно никто не поверил. Так она жила много лет, страдая от гнева и позора, от страха, что кто-нибудь об этом узнает, особенно ее прекрасные, знаменитые сестры.
— Дэлвин! Остановитесь, или я сейчас уйду.
— Нет.
Дэлвин потянулся к ней через стол, взял ее руки в свои. Сжал не больно, но достаточно крепко. Арран уже знала, какой он сильный. Теперь ей не вырваться, даже если она захочет уйти.
— Ты никуда не уйдешь, Арран, потому что у этой истории счастливый конец. Видишь ли, эта девочка умна, интеллигентна и талантлива. В конце концов она осознает, что гнев ее вполне праведный и что ей не следует чувствовать себя ни виноватой, ни грязной. Так что, может быть, ей пора прекратить наказывать себя? Как ты считаешь?
Арран обмякла на стуле.
— Он меня не насиловал… не угрожал.
— Я этого и не предполагал. Думаю, он использовал эмоциональный нажим. Это — обычное явление.
— Вы так говорите, как будто подобное происходит чуть ли не каждый день.
— Именно так, Арран. Печально, но это так.
— Он приходил ко мне в комнату почти каждую ночь, — начала Арран, глядя в никуда широко раскрытыми, словно остекленевшими глазами. — Сначала он только требовал, чтобы я обнимала и целовала его, говорила, какой он замечательный и как я его люблю.
Читал мне свои стихи, рассказывал военные байки. Мне было так стыдно за него. Но потом, когда Изабель и Кристиан навсегда покинули наш дом, он начал… — Голос ее сорвался. Дэлвин отодвинул чашки в сторону, снова крепко сжал ее руки. — Он начал просить… начал требовать… чтобы я разделась перед ним. Говорил, что хочет посмотреть на меня обнаженную. Сначала он требовал, чтобы я расстегнула блузку… чтобы он посмотрел на мою…
— Грудь, — подсказал Дэлвин.
— Грудь, — послушно повторила Арран и содрогнулась. — Потом он стал трогать мою грудь, целовать, сосать… Называл меня своей маленькой мамочкой. Потом он велел мне лечь на кровать и… Нет, я не могу!
— Хорошо-хорошо, не надо.
Дэлвин все так же крепко держал ее за руки.
Арран закрыла глаза, перевела дыхание и возобновила рассказ странным, спотыкающимся, каким-то мертвым голосом:
— Потом он щупал и гладил все мое тело, говорил, что я его драгоценная маленькая жемчужина, что он хочет открыть свою жемчужину. Засовывал пальцы… туда… гладил и щекотал мою… мое…
— Да-да, знаю.
Лицо ее исказилось от стыда. Слова с трудом вырывались сквозь стиснутые губы:
— Вначале… в самом начале… мне это нравилось.
Я даже гордилась тем, что нравлюсь ему больше, чем сестры. Да, да! Так и было. Господи! А потом… он все щупал меня… и чувствовал там влагу… Вы понимаете…
И говорил, как он хочет, чтобы я кончила… с ним.
А потом он… он…
Голос ее изменился. Она смотрела прямо на него потемневшими глазами, жесткими, как агаты. Медленно поднялась с места.
— Мне надо уйти.
— Нет. Еще не время.
— Ах так? Ты не хочешь ничего пропустить? Ну слушай же, евнух проклятый. Сейчас ты все услышишь.
Голос ее звучал, как скрип ногтя о классную доску.
— Как вам понравится продолжение, мистер священник? Отец Дэлвин! Папочка опускался вниз, щекотал мне языком влагалище, засовывал язык в задний проход, ласкал меня руками снизу доверху, а потом засовывал свой… мне в рот. Вы правы, святой отец, я начала якшаться с такими, как Блэкки Роуч, потому что они трахали меня по-всякому, и спереди и сзади, выматывали меня до точки, и только после этого я чувствовала, что немного очистилась. А теперь, извините, мне надо идти. У меня свидание. С одним таким типом по имени Гас. Рост у него шесть на шесть, вес два восемьдесят, а член длиной десять дюймов. А потом у нас еще будет цирк на троих. Слышали вы что-нибудь об этом, Святой отец? Сразу с тремя. Знаете, как это делается?
Ну ладно, все, отпустите меня!
— Замолчи! Мы уходим.
Железная рука обхватила Арран за плечи. Другой рукой он так же крепко держал ее под локти. Сидевшие в кафе обернулись посмотреть, как священник ведет обезумевшую девушку к выходу.
Они вышли на улицу.
— Я еду в клуб, и вы не в силах меня остановить.
— Еще как остановлю.
— Чем же?
— Я повезу тебя в другое место.
— Куда же это? Может быть, в церковь, изгонять злых духов?
— Туда, где твоя энергия может пригодиться тем, кто нуждается в помощи.
Он повез ее в клинику Джонни Гарсиа.
Там ждала длинная очередь. Люди сидели и стояли.
Мать с ребенком на руках, сама еще подросток… ребенок весь в синяках и ссадинах. Рядом с ней еще один ребенок, не переставая, хныкал и повторял, что он не виноват.
Тучный мужчина с запекшейся кровью на лбу. Пожилая женщина с плачущим ребенком. Беременная женщина с огромным животом. Не меньше десятка людей различных возрастов, все бедняки, все в горе.
Джонни Гарсиа, бледный, измученный, вышел из-за шторы, отделявшей кабинет от приемной. На белом халате остались пятна крови.
— Арран приехала помочь, — произнес Дэлвин.
Джонни перевел взгляд с Дэлвина на Арран, и складки на его изможденном лице чуть-чуть разгладились.
— Спасибо. У нас сегодня нелегкий вечер.
Не меньше трех часов Арран кипятила инструменты, записывала истории болезни, успокаивала испуганных детей. В полночь они вместе с Джонни повезли избитого ребенка в приют для больных детей. За эти три часа она ни разу не подумала о себе.
Легла она очень поздно и крепко проспала всю ночь.
Глава 9
Изабель с тоской смотрела сквозь тонированное стекло окна автомобиля на прекрасные золотистые холмы, что были видны на пути от Международного аэропорта Сан-Франциско к долине Напа-Вэлли Здесь в течение трех недель будут проходить натурные съемки фильма «Виноторговцы», о временах «сухого закона».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Арран хотелось остановить его, но она почувствовала, что не может произнести ни слова. Этот прекрасный, мелодичный голос ее завораживал.
— Девочка вырастает и спасается бегством. Покидает отчий дом. Уезжает очень далеко, начинает жить самостоятельной жизнью, добивается успеха. Но она никогда не позволяет себе расслабиться, насладиться плодами своего успеха. Как только дела начинают идти хорошо, она чувствует потребность дать самой себе пощечину.
Она наказывает себя, потому что ощущает свою вину.
Она чувствует себя замаранной и потому считает, что не заслужила ни успеха, ни счастья. А через некоторое время ей уже недостаточно наказывать только себя. У нее возникает потребность испачкать и других и дать им это почувствовать.
Больше Арран не могла выдержать:
— Хватит! Остановитесь! Ну пожалуйста.
— Но ей не следует обвинять себя. Она ни в чем не виновата. У нее не было выбора, она не могла ничего изменить. Ребенок не в состоянии изменить свою жизнь.
Она стыдилась рассказать кому-нибудь о том, что происходило у нее дома много лет назад. А если бы даже и решилась рассказать об этом, ей бы все равно никто не поверил. Так она жила много лет, страдая от гнева и позора, от страха, что кто-нибудь об этом узнает, особенно ее прекрасные, знаменитые сестры.
— Дэлвин! Остановитесь, или я сейчас уйду.
— Нет.
Дэлвин потянулся к ней через стол, взял ее руки в свои. Сжал не больно, но достаточно крепко. Арран уже знала, какой он сильный. Теперь ей не вырваться, даже если она захочет уйти.
— Ты никуда не уйдешь, Арран, потому что у этой истории счастливый конец. Видишь ли, эта девочка умна, интеллигентна и талантлива. В конце концов она осознает, что гнев ее вполне праведный и что ей не следует чувствовать себя ни виноватой, ни грязной. Так что, может быть, ей пора прекратить наказывать себя? Как ты считаешь?
Арран обмякла на стуле.
— Он меня не насиловал… не угрожал.
— Я этого и не предполагал. Думаю, он использовал эмоциональный нажим. Это — обычное явление.
— Вы так говорите, как будто подобное происходит чуть ли не каждый день.
— Именно так, Арран. Печально, но это так.
— Он приходил ко мне в комнату почти каждую ночь, — начала Арран, глядя в никуда широко раскрытыми, словно остекленевшими глазами. — Сначала он только требовал, чтобы я обнимала и целовала его, говорила, какой он замечательный и как я его люблю.
Читал мне свои стихи, рассказывал военные байки. Мне было так стыдно за него. Но потом, когда Изабель и Кристиан навсегда покинули наш дом, он начал… — Голос ее сорвался. Дэлвин отодвинул чашки в сторону, снова крепко сжал ее руки. — Он начал просить… начал требовать… чтобы я разделась перед ним. Говорил, что хочет посмотреть на меня обнаженную. Сначала он требовал, чтобы я расстегнула блузку… чтобы он посмотрел на мою…
— Грудь, — подсказал Дэлвин.
— Грудь, — послушно повторила Арран и содрогнулась. — Потом он стал трогать мою грудь, целовать, сосать… Называл меня своей маленькой мамочкой. Потом он велел мне лечь на кровать и… Нет, я не могу!
— Хорошо-хорошо, не надо.
Дэлвин все так же крепко держал ее за руки.
Арран закрыла глаза, перевела дыхание и возобновила рассказ странным, спотыкающимся, каким-то мертвым голосом:
— Потом он щупал и гладил все мое тело, говорил, что я его драгоценная маленькая жемчужина, что он хочет открыть свою жемчужину. Засовывал пальцы… туда… гладил и щекотал мою… мое…
— Да-да, знаю.
Лицо ее исказилось от стыда. Слова с трудом вырывались сквозь стиснутые губы:
— Вначале… в самом начале… мне это нравилось.
Я даже гордилась тем, что нравлюсь ему больше, чем сестры. Да, да! Так и было. Господи! А потом… он все щупал меня… и чувствовал там влагу… Вы понимаете…
И говорил, как он хочет, чтобы я кончила… с ним.
А потом он… он…
Голос ее изменился. Она смотрела прямо на него потемневшими глазами, жесткими, как агаты. Медленно поднялась с места.
— Мне надо уйти.
— Нет. Еще не время.
— Ах так? Ты не хочешь ничего пропустить? Ну слушай же, евнух проклятый. Сейчас ты все услышишь.
Голос ее звучал, как скрип ногтя о классную доску.
— Как вам понравится продолжение, мистер священник? Отец Дэлвин! Папочка опускался вниз, щекотал мне языком влагалище, засовывал язык в задний проход, ласкал меня руками снизу доверху, а потом засовывал свой… мне в рот. Вы правы, святой отец, я начала якшаться с такими, как Блэкки Роуч, потому что они трахали меня по-всякому, и спереди и сзади, выматывали меня до точки, и только после этого я чувствовала, что немного очистилась. А теперь, извините, мне надо идти. У меня свидание. С одним таким типом по имени Гас. Рост у него шесть на шесть, вес два восемьдесят, а член длиной десять дюймов. А потом у нас еще будет цирк на троих. Слышали вы что-нибудь об этом, Святой отец? Сразу с тремя. Знаете, как это делается?
Ну ладно, все, отпустите меня!
— Замолчи! Мы уходим.
Железная рука обхватила Арран за плечи. Другой рукой он так же крепко держал ее под локти. Сидевшие в кафе обернулись посмотреть, как священник ведет обезумевшую девушку к выходу.
Они вышли на улицу.
— Я еду в клуб, и вы не в силах меня остановить.
— Еще как остановлю.
— Чем же?
— Я повезу тебя в другое место.
— Куда же это? Может быть, в церковь, изгонять злых духов?
— Туда, где твоя энергия может пригодиться тем, кто нуждается в помощи.
Он повез ее в клинику Джонни Гарсиа.
Там ждала длинная очередь. Люди сидели и стояли.
Мать с ребенком на руках, сама еще подросток… ребенок весь в синяках и ссадинах. Рядом с ней еще один ребенок, не переставая, хныкал и повторял, что он не виноват.
Тучный мужчина с запекшейся кровью на лбу. Пожилая женщина с плачущим ребенком. Беременная женщина с огромным животом. Не меньше десятка людей различных возрастов, все бедняки, все в горе.
Джонни Гарсиа, бледный, измученный, вышел из-за шторы, отделявшей кабинет от приемной. На белом халате остались пятна крови.
— Арран приехала помочь, — произнес Дэлвин.
Джонни перевел взгляд с Дэлвина на Арран, и складки на его изможденном лице чуть-чуть разгладились.
— Спасибо. У нас сегодня нелегкий вечер.
Не меньше трех часов Арран кипятила инструменты, записывала истории болезни, успокаивала испуганных детей. В полночь они вместе с Джонни повезли избитого ребенка в приют для больных детей. За эти три часа она ни разу не подумала о себе.
Легла она очень поздно и крепко проспала всю ночь.
Глава 9
Изабель с тоской смотрела сквозь тонированное стекло окна автомобиля на прекрасные золотистые холмы, что были видны на пути от Международного аэропорта Сан-Франциско к долине Напа-Вэлли Здесь в течение трех недель будут проходить натурные съемки фильма «Виноторговцы», о временах «сухого закона».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112