Повернулась на восток, к темному горизонту. Именно туда сорок лет назад вылетали самолеты с аэродрома в Лудгейт-Мэнор.
Она это знала.
Кристиан со вздохом облегчения опустилась на жесткую траву.
В этот момент Элизабет едва заметно улыбнулась.
— Знаю, вы считаете, что я давным-давно должна была рассказать вам о проблемах Джорджа с наркотиками. Но, видите ли, Джордж не мог вынести даже мысли о том, что кто-то об этом узнает. Его бы это страшно расстроило. Он так стеснялся этой своей слабости.
Изабель резко обернулась к матери.
— Мама, ты нам сказала правду? Он действительно употреблял наркотики?
Арран живо припомнила резкие и неожиданные смены настроения, приступы глубокой депрессии, случаи потери координации, взрывы ярости, маниакальное возбуждение. Теперь, задним числом, это казалось настолько очевидным…
— Ну конечно же, Иза.
— Мама, я хочу услышать это от тебя. Посмотри мне в глаза.
Элизабет раздраженно повернулась к ней:
— Конечно, это правда. С какой стати мне врать?
Видит Бог, мне было тяжело вообще заговорить об этом.
Ярость охватила Изабель. Казалось, она заполнила все поры ее существа. Как могла мать допустить, чтобы она столько лет мучилась… из-за ничего Изабель не могла устоять перед искушением взорваться, причинить матери боль, заставить ее почувствовать, что пришлось пережить ей, Изабель. Она прекрасно понимала, что это не имеет смысла, что у матери сдвинуты все жизненные ориентиры… ей никогда не понять. И тем не менее гнев душил ее.
— Значит, для того чтобы не расстраивать его, ты сознательно оставила нас в заблуждении, будто у отца наследственная душевная болезнь?
— Ничего я такого не делала. Вы сами вбили себе это в свои испорченные головы.
Грудь у Изабель сжало словно стальными тисками.
Трудно стало не только говорить, но даже дышать.
— Господи, мама! Да можешь ты хоть на минуту представить себе, чем были для меня эти семь лет! Я чуть с ума не сошла, переживая за Марка и Мелиссу. Не проходило ни дня, чтобы я не задавала себе ужасный вопрос.
Все время со страхом наблюдала за ними, все время ждала, когда же это проявится. И ты все это время молчала, хотя сама слышала, как отец сказал мне, что он душевнобольной Элизабет недовольно сморщила нос. Не желала она слышать про Марка и Мелиссу.
— Ты и представления не имеешь, что это такое! А теперь оказывается, что мне совершенно не о чем было беспокоиться.
— Конечно, нет! С какой стати? Ты-то здесь при чем? Это вовсе не твои проблемы.
Изабель изумленно смотрела на мать.
— Что… Мама, что ты такое говоришь?
В этот момент Элизабет Уинтер выложила главную новость. Она заговорила тоном мягкого укора, слегка улыбаясь:
— Пора тебе прекратить меня так называть. Я тебе не мама. А мой муж не был тебе отцом. — Она обернулась к Кристиан:
— Тебе тоже.
Где-то вдали заплакал ребенок. Он хныкал от усталости, возвращаясь домой с пляжа с полным ведерком ракушек и водорослей. Лаяла собака, кричали чайки, по радио неподалеку Синди Лопер нашептывала о том, как девушкам хочется удовольствий. Они ничего этого не слышали. Для них время остановилось.
Кровь отхлынула от лица Изабель. Она не отрываясь смотрела на Элизабет, непроизвольно подняв руки, словно намереваясь встряхнуть мать, заставить ее отказаться от своих слов. Потом руки ее медленно опустились. Кристиан, раскинувшись на траве, не спускала с матери изумленных, чуть прищуренных глаз. Арран переводила глаза с одной сестры на другую. Потом на мать, которая наконец-то выглядела удовлетворенной.
Звенящая тишина стояла в воздухе.
Изабель пронзительно вскрикнула:
— Как же это?! Я ничего не понимаю.
— Я тебе не верю, — прошептала вслед за ней Кристиан.
— Мама, — произнесла Арран, — расскажи нам все по порядку.
Все трое застыли на месте, не сводя глаз с Элизабет.
Впервые в жизни Элизабет оказалась в центре внимания, и ей это, похоже, очень нравилось.
— Расскажи нам все с самого начала, мама, — повторила Арран.
Однако Элизабет не торопилась. Как всегда, очередная ее история сосредоточилась на Джордже, и новые откровения причудливым образом переплетались с предыдущими.
— Джордж всегда был слишком чувствительным, слишком ранимым. Он не переносил ужасов войны. Он обладал натурой художника… поэта. Хотел видеть жизнь прекрасной, всегда. Когда пришел призыв в армию, у него внутри что-то сорвалось. Так мне говорили… Он никого не узнавал, ни меня, ни родителей. Не помнил, кто он такой, не мог самостоятельно одеться. Просто сидел на кровати и плакал… плакал… Мочился под себя. Стал беспомощным, как ребенок.
Глаза Элизабет сверкнули торжеством.
— Но я его не бросила. Я была рядом весь тот год, что он пролежал в больнице. И потом оставалась с ним.
Он так во мне нуждался. Кроме меня, он ни с кем не мог разговаривать. А мне рассказывал все. Без меня ему бы не выжить. Родители Марджи запретили ей с ним встречаться — они его стыдились. Потом его наконец освободили от военной службы, и мы поженились. Я увезла его.
Заботилась о нем, хотела сделать его счастливым. Мы всегда были с ним вдвоем, и больше никто мне не был нужен. Никакого ребенка я не хотела. Джордж был моим ребенком.
Глаза ее затуманились болью.
— Но он хотел детей. Хотел иметь семью… хотя и не мог. Видите ли… он не мог… не способен…
Элизабет залилась румянцем.
— Для меня это не имело значения. Я его любила.
Секс для меня никогда не имел значения…. И тогда я… в общем… у меня еще сохранились старые связи с агентствами, занимавшимися усыновлением детей. Возможностей было сколько угодно. Так много детей рождалось во время войны. Чтобы сделать Джорджу приятное, я удочерила двух девочек.
С торжествующим видом она обернулась к Изабель.
— Твой отец был немецким военнопленным. После войны он остался в Англии работником на ферме. Твоя мать — горничная из Ирландии. — Она перевела взгляд на Кристиан. — А твоя мать — лондонская потаскушка.
Она говорила, что твой отец — официант из Италии.
— А я? — тихо спросила Арран.
— Ты…
Элизабет остановилась на дочери долгим взглядом.
Глаза ее потемнели при воспоминании о давнем предательстве.
— Твой отец так радовался своей новой семье… двум хорошеньким девочкам. Одна даже оказалась похожа на него. В общем, он успокоился, расслабился и в течение нескольких недель даже спал со мной.
С востока, из черноты, донеслись первые раскаты грома.
Арран перевела дыхание.
— Значит, меня не удочерили?
— Тебя — нет. И после того как ты родилась, он всегда любил тебя больше, чем меня. Что бы я для него ни делала, какие бы жертвы ни приносила… Я всегда защищала его от мира… от позора. Никто ведь даже не догадывался ни о чем.
Элизабет оглядела всех троих по очереди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Она это знала.
Кристиан со вздохом облегчения опустилась на жесткую траву.
В этот момент Элизабет едва заметно улыбнулась.
— Знаю, вы считаете, что я давным-давно должна была рассказать вам о проблемах Джорджа с наркотиками. Но, видите ли, Джордж не мог вынести даже мысли о том, что кто-то об этом узнает. Его бы это страшно расстроило. Он так стеснялся этой своей слабости.
Изабель резко обернулась к матери.
— Мама, ты нам сказала правду? Он действительно употреблял наркотики?
Арран живо припомнила резкие и неожиданные смены настроения, приступы глубокой депрессии, случаи потери координации, взрывы ярости, маниакальное возбуждение. Теперь, задним числом, это казалось настолько очевидным…
— Ну конечно же, Иза.
— Мама, я хочу услышать это от тебя. Посмотри мне в глаза.
Элизабет раздраженно повернулась к ней:
— Конечно, это правда. С какой стати мне врать?
Видит Бог, мне было тяжело вообще заговорить об этом.
Ярость охватила Изабель. Казалось, она заполнила все поры ее существа. Как могла мать допустить, чтобы она столько лет мучилась… из-за ничего Изабель не могла устоять перед искушением взорваться, причинить матери боль, заставить ее почувствовать, что пришлось пережить ей, Изабель. Она прекрасно понимала, что это не имеет смысла, что у матери сдвинуты все жизненные ориентиры… ей никогда не понять. И тем не менее гнев душил ее.
— Значит, для того чтобы не расстраивать его, ты сознательно оставила нас в заблуждении, будто у отца наследственная душевная болезнь?
— Ничего я такого не делала. Вы сами вбили себе это в свои испорченные головы.
Грудь у Изабель сжало словно стальными тисками.
Трудно стало не только говорить, но даже дышать.
— Господи, мама! Да можешь ты хоть на минуту представить себе, чем были для меня эти семь лет! Я чуть с ума не сошла, переживая за Марка и Мелиссу. Не проходило ни дня, чтобы я не задавала себе ужасный вопрос.
Все время со страхом наблюдала за ними, все время ждала, когда же это проявится. И ты все это время молчала, хотя сама слышала, как отец сказал мне, что он душевнобольной Элизабет недовольно сморщила нос. Не желала она слышать про Марка и Мелиссу.
— Ты и представления не имеешь, что это такое! А теперь оказывается, что мне совершенно не о чем было беспокоиться.
— Конечно, нет! С какой стати? Ты-то здесь при чем? Это вовсе не твои проблемы.
Изабель изумленно смотрела на мать.
— Что… Мама, что ты такое говоришь?
В этот момент Элизабет Уинтер выложила главную новость. Она заговорила тоном мягкого укора, слегка улыбаясь:
— Пора тебе прекратить меня так называть. Я тебе не мама. А мой муж не был тебе отцом. — Она обернулась к Кристиан:
— Тебе тоже.
Где-то вдали заплакал ребенок. Он хныкал от усталости, возвращаясь домой с пляжа с полным ведерком ракушек и водорослей. Лаяла собака, кричали чайки, по радио неподалеку Синди Лопер нашептывала о том, как девушкам хочется удовольствий. Они ничего этого не слышали. Для них время остановилось.
Кровь отхлынула от лица Изабель. Она не отрываясь смотрела на Элизабет, непроизвольно подняв руки, словно намереваясь встряхнуть мать, заставить ее отказаться от своих слов. Потом руки ее медленно опустились. Кристиан, раскинувшись на траве, не спускала с матери изумленных, чуть прищуренных глаз. Арран переводила глаза с одной сестры на другую. Потом на мать, которая наконец-то выглядела удовлетворенной.
Звенящая тишина стояла в воздухе.
Изабель пронзительно вскрикнула:
— Как же это?! Я ничего не понимаю.
— Я тебе не верю, — прошептала вслед за ней Кристиан.
— Мама, — произнесла Арран, — расскажи нам все по порядку.
Все трое застыли на месте, не сводя глаз с Элизабет.
Впервые в жизни Элизабет оказалась в центре внимания, и ей это, похоже, очень нравилось.
— Расскажи нам все с самого начала, мама, — повторила Арран.
Однако Элизабет не торопилась. Как всегда, очередная ее история сосредоточилась на Джордже, и новые откровения причудливым образом переплетались с предыдущими.
— Джордж всегда был слишком чувствительным, слишком ранимым. Он не переносил ужасов войны. Он обладал натурой художника… поэта. Хотел видеть жизнь прекрасной, всегда. Когда пришел призыв в армию, у него внутри что-то сорвалось. Так мне говорили… Он никого не узнавал, ни меня, ни родителей. Не помнил, кто он такой, не мог самостоятельно одеться. Просто сидел на кровати и плакал… плакал… Мочился под себя. Стал беспомощным, как ребенок.
Глаза Элизабет сверкнули торжеством.
— Но я его не бросила. Я была рядом весь тот год, что он пролежал в больнице. И потом оставалась с ним.
Он так во мне нуждался. Кроме меня, он ни с кем не мог разговаривать. А мне рассказывал все. Без меня ему бы не выжить. Родители Марджи запретили ей с ним встречаться — они его стыдились. Потом его наконец освободили от военной службы, и мы поженились. Я увезла его.
Заботилась о нем, хотела сделать его счастливым. Мы всегда были с ним вдвоем, и больше никто мне не был нужен. Никакого ребенка я не хотела. Джордж был моим ребенком.
Глаза ее затуманились болью.
— Но он хотел детей. Хотел иметь семью… хотя и не мог. Видите ли… он не мог… не способен…
Элизабет залилась румянцем.
— Для меня это не имело значения. Я его любила.
Секс для меня никогда не имел значения…. И тогда я… в общем… у меня еще сохранились старые связи с агентствами, занимавшимися усыновлением детей. Возможностей было сколько угодно. Так много детей рождалось во время войны. Чтобы сделать Джорджу приятное, я удочерила двух девочек.
С торжествующим видом она обернулась к Изабель.
— Твой отец был немецким военнопленным. После войны он остался в Англии работником на ферме. Твоя мать — горничная из Ирландии. — Она перевела взгляд на Кристиан. — А твоя мать — лондонская потаскушка.
Она говорила, что твой отец — официант из Италии.
— А я? — тихо спросила Арран.
— Ты…
Элизабет остановилась на дочери долгим взглядом.
Глаза ее потемнели при воспоминании о давнем предательстве.
— Твой отец так радовался своей новой семье… двум хорошеньким девочкам. Одна даже оказалась похожа на него. В общем, он успокоился, расслабился и в течение нескольких недель даже спал со мной.
С востока, из черноты, донеслись первые раскаты грома.
Арран перевела дыхание.
— Значит, меня не удочерили?
— Тебя — нет. И после того как ты родилась, он всегда любил тебя больше, чем меня. Что бы я для него ни делала, какие бы жертвы ни приносила… Я всегда защищала его от мира… от позора. Никто ведь даже не догадывался ни о чем.
Элизабет оглядела всех троих по очереди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112