Повинуясь внезапному импульсу, Паскаль встал со своего места. Оно находилось около прохода между рядами, и он мог уйти, не привлекая к себе внимания. Он неожиданно почувствовал, что должен уйти немедленно. Оставаться здесь было невыносимо.
Когда он встал, Джини бросила на него взгляд и тут же отвернулась. Мэри плакала. Паскаль повернулся и вышел. На ступенях собора он остановился. Был солнечный и холодный мартовский день. Внизу бежал автомобильный поток. Таким же утром умер Джон Хоторн. Паскаль поднял голову к небу, провожая взглядом стремительно бегущие облака. А мысли уже снова тревожили его.
Когда же именно он впервые осознал, что всего размаха событий на самом деле не представлял себе никто – ни Джини, ни он сам, ни Хоторн и его отец, ни даже Джеймс Макмаллен с Лиз? Паскаль подумал, что все начало выстраиваться в его мозгу в тот момент, когда он понял, что Макмаллен, стоя на площадке минарета с винтовкой в руках, ожидал появления внизу, во дворе мечети, тех мужчин в черном. Только тогда правда начала проступать перед ним и полностью открылась, когда он наблюдал, как Макмаллен бежит к машине с людьми, которых считал своими друзьями. «Да, я понял это именно тогда», – решил про себя Паскаль, вспомнив тот момент, когда задний выстрелил в спину Макмаллену.
Его бесило, что он ни о чем не смог догадаться раньше. В конце концов, он был не таким уж неопытным сосунком. Ему доводилось видеть и раньше, как в различных концах света проводятся такие вот тайные операции: на Фолклендах, в Бейруте, а уж в Белфасте они были обычным делом. Как же мог он не понять, что Макмаллен вовсе не является убийцей-одиночкой! Что его попросту используют, что он будет ликвидирован сразу после того, как выполнит свою миссию и в нем отпадет надобность…
Так кто же использовал Макмаллена и кто решил, что Джон Хоторн должен умереть? ЦРУ? Британская контрразведка? Или некий нечестивый союз, заключенный между ними? Паскалю было известно, что благодаря своей бескомпромиссной произраильской позиции Хоторн нажил весьма могущественных врагов на Ближнем Востоке. Более того, Хоторн вполне мог рассматриваться как препятствие, которое необходимо устранить, влиятельными группами в самой Америке – политическими, националистическими и даже военными. Уж не говоря о том, что с его смертью в могилу ушла и правда о событиях в далекой вьетнамской деревушке.
Тех, кто мог быть заинтересован в гибели посла, было великое множество, однако Паскаль, склонный видеть заговоры на каждом шагу – это, пожалуй, самая распространенная болезнь двадцатого века, – не собирался выделять из длинного списка кого-то одного, не желая по собственной воле влезать в этот запутанный лабиринт. Кто бы ни дергал за веревочки в этом представлении, ему это удалось на славу, как и все «спектакли» подобного рода. Уже в тот момент, когда Паскаль уводил Джини из Риджент-парка, он знал, что ждет их во всех тех домах, где они находились в последнее время: полное отсутствие каких бы то ни было достоверных свидетельств.
Он предупредил об этом Джини, но она не поверила ему. Впрочем, в тот момент она находилась в таком глубоком шоке, что ей не было дела ни до чего. Он оказался прав. В Сент-Джеймс-Вуде, в Хэмпстеде, в квартире в Айлингтоне – везде одно и то же: ни записей, ни фотопленок, ни блокнотов, ни кассет, ни наручников, туфель или чулок, ни даже оберточной бумаги. Все улики были изъяты.
– Ничего этого не было, – чуть позже скажет он Джини. – Ничего не происходило. Они хотят представить все именно так. Неужели ты сама не видишь этого, милая? Они словно ластиком стерли последние недели, превратили их в фантазию, в сон, в навязчивый бред.
Так кем же были эти тени, решившие, что пришла пора удалить Джона Хоторна кардинальным образом? Паскаль подозревал, что в этом были замешаны и американцы и англичане, а тот, кто отдал окончательный приказ, находился очень высоко. Его подозрения подтвердились, когда с помощью чокнутых на заголовках телевизионщиков и газетчиков начала вырисовываться официальная версия гибели Хоторна. Тогда-то на них с Джини и был в первый раз оказан скрытый, но мощный нажим.
В течение суток после убийства Хоторна была организована любопытная встреча. Оно состоялась в некой квартире в Уйат-Холле, а присутствовали на ней Джини, Паскаль, пожилой англичанин, имя которого ни разу не было произнесено, американец, который в основном молчал, но очень профессионально слушал, и присланный в свое время из Вашингтона телохранитель Хоторна. Тот самый, по фамилии Мэлоун.
На англичанине был какой-то невероятный твидовый костюм, а сам он выглядел так, будто только что выбрался из глухой провинции. Однако это впечатление было обманчивым. Он задавал великое множество вопросов, ответы на которые, как казалось Паскалю, ему были заранее известны. Манеры его были холодными и безупречно светскими, а глаза настороженными. После того, как англичанин умолк, на сцену выступил тихий американец. Паскаль заметил, что того больше интересовала Джини. Вел он себя раскованно и доброжелательно.
Разговор продолжался более двух часов. Паскаль решил придерживаться линии поведения, которая не раз выручала его в прошлом: он попросту все отрицал. Он нигде не был, ничего не видел и рассказывать ему не о чем. Это им, судя по всему, не понравилось. Вызывающий тон Паскаля особенно выводил из равновесия англичанина.
– Месье Ламартин, – произнес тот, подавшись вперед, – давайте-ка прекратим это притворство, и немедленно. Если у вас не было никакого задания, вы не работали ни над какой темой и, таким образом, не собираетесь публиковать свои якобы несуществующие материалы, зачем же вчера вечером и сегодня утром вы звонили в два американских журнала? И о чем вы беседовали с редакцией «Пари жур»?
– Это моя будничная работа, – пожал плечами француз. – Я постоянно сотрудничаю с этими изданиями.
– Послушайте… – заговорила Джини, перебив Паскаля. До сих пор она говорила очень мало, и ее ответы, хотя и более вежливые, чем Паскаля, тоже были довольно расплывчатыми.
– Послушайте, – тихо, но достаточно твердо повторила она, – а почему бы нам всем не перестать прикидываться? Мы с Паскалем прекрасно понимаем, для чего нас сюда привезли. Но у него нет ни пленок, ни снимков, у меня же отсутствуют какие-либо записи и магнитофонные пленки. Так стоит ли вам беспокоиться и устраивать подобную «чистку». Я узнала о Джоне Хоторне крайне мало, да и то, что мне удалось разузнать, я не имею ни малейшего намерения обнародовать. Я не собираюсь писать об этом статью. И я ухожу. Немедленно.
Тихий американец и англичанин в твиде обменялись быстрыми взглядами. Американец кивнул. Мэлоун поднялся и пошел открывать дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Когда он встал, Джини бросила на него взгляд и тут же отвернулась. Мэри плакала. Паскаль повернулся и вышел. На ступенях собора он остановился. Был солнечный и холодный мартовский день. Внизу бежал автомобильный поток. Таким же утром умер Джон Хоторн. Паскаль поднял голову к небу, провожая взглядом стремительно бегущие облака. А мысли уже снова тревожили его.
Когда же именно он впервые осознал, что всего размаха событий на самом деле не представлял себе никто – ни Джини, ни он сам, ни Хоторн и его отец, ни даже Джеймс Макмаллен с Лиз? Паскаль подумал, что все начало выстраиваться в его мозгу в тот момент, когда он понял, что Макмаллен, стоя на площадке минарета с винтовкой в руках, ожидал появления внизу, во дворе мечети, тех мужчин в черном. Только тогда правда начала проступать перед ним и полностью открылась, когда он наблюдал, как Макмаллен бежит к машине с людьми, которых считал своими друзьями. «Да, я понял это именно тогда», – решил про себя Паскаль, вспомнив тот момент, когда задний выстрелил в спину Макмаллену.
Его бесило, что он ни о чем не смог догадаться раньше. В конце концов, он был не таким уж неопытным сосунком. Ему доводилось видеть и раньше, как в различных концах света проводятся такие вот тайные операции: на Фолклендах, в Бейруте, а уж в Белфасте они были обычным делом. Как же мог он не понять, что Макмаллен вовсе не является убийцей-одиночкой! Что его попросту используют, что он будет ликвидирован сразу после того, как выполнит свою миссию и в нем отпадет надобность…
Так кто же использовал Макмаллена и кто решил, что Джон Хоторн должен умереть? ЦРУ? Британская контрразведка? Или некий нечестивый союз, заключенный между ними? Паскалю было известно, что благодаря своей бескомпромиссной произраильской позиции Хоторн нажил весьма могущественных врагов на Ближнем Востоке. Более того, Хоторн вполне мог рассматриваться как препятствие, которое необходимо устранить, влиятельными группами в самой Америке – политическими, националистическими и даже военными. Уж не говоря о том, что с его смертью в могилу ушла и правда о событиях в далекой вьетнамской деревушке.
Тех, кто мог быть заинтересован в гибели посла, было великое множество, однако Паскаль, склонный видеть заговоры на каждом шагу – это, пожалуй, самая распространенная болезнь двадцатого века, – не собирался выделять из длинного списка кого-то одного, не желая по собственной воле влезать в этот запутанный лабиринт. Кто бы ни дергал за веревочки в этом представлении, ему это удалось на славу, как и все «спектакли» подобного рода. Уже в тот момент, когда Паскаль уводил Джини из Риджент-парка, он знал, что ждет их во всех тех домах, где они находились в последнее время: полное отсутствие каких бы то ни было достоверных свидетельств.
Он предупредил об этом Джини, но она не поверила ему. Впрочем, в тот момент она находилась в таком глубоком шоке, что ей не было дела ни до чего. Он оказался прав. В Сент-Джеймс-Вуде, в Хэмпстеде, в квартире в Айлингтоне – везде одно и то же: ни записей, ни фотопленок, ни блокнотов, ни кассет, ни наручников, туфель или чулок, ни даже оберточной бумаги. Все улики были изъяты.
– Ничего этого не было, – чуть позже скажет он Джини. – Ничего не происходило. Они хотят представить все именно так. Неужели ты сама не видишь этого, милая? Они словно ластиком стерли последние недели, превратили их в фантазию, в сон, в навязчивый бред.
Так кем же были эти тени, решившие, что пришла пора удалить Джона Хоторна кардинальным образом? Паскаль подозревал, что в этом были замешаны и американцы и англичане, а тот, кто отдал окончательный приказ, находился очень высоко. Его подозрения подтвердились, когда с помощью чокнутых на заголовках телевизионщиков и газетчиков начала вырисовываться официальная версия гибели Хоторна. Тогда-то на них с Джини и был в первый раз оказан скрытый, но мощный нажим.
В течение суток после убийства Хоторна была организована любопытная встреча. Оно состоялась в некой квартире в Уйат-Холле, а присутствовали на ней Джини, Паскаль, пожилой англичанин, имя которого ни разу не было произнесено, американец, который в основном молчал, но очень профессионально слушал, и присланный в свое время из Вашингтона телохранитель Хоторна. Тот самый, по фамилии Мэлоун.
На англичанине был какой-то невероятный твидовый костюм, а сам он выглядел так, будто только что выбрался из глухой провинции. Однако это впечатление было обманчивым. Он задавал великое множество вопросов, ответы на которые, как казалось Паскалю, ему были заранее известны. Манеры его были холодными и безупречно светскими, а глаза настороженными. После того, как англичанин умолк, на сцену выступил тихий американец. Паскаль заметил, что того больше интересовала Джини. Вел он себя раскованно и доброжелательно.
Разговор продолжался более двух часов. Паскаль решил придерживаться линии поведения, которая не раз выручала его в прошлом: он попросту все отрицал. Он нигде не был, ничего не видел и рассказывать ему не о чем. Это им, судя по всему, не понравилось. Вызывающий тон Паскаля особенно выводил из равновесия англичанина.
– Месье Ламартин, – произнес тот, подавшись вперед, – давайте-ка прекратим это притворство, и немедленно. Если у вас не было никакого задания, вы не работали ни над какой темой и, таким образом, не собираетесь публиковать свои якобы несуществующие материалы, зачем же вчера вечером и сегодня утром вы звонили в два американских журнала? И о чем вы беседовали с редакцией «Пари жур»?
– Это моя будничная работа, – пожал плечами француз. – Я постоянно сотрудничаю с этими изданиями.
– Послушайте… – заговорила Джини, перебив Паскаля. До сих пор она говорила очень мало, и ее ответы, хотя и более вежливые, чем Паскаля, тоже были довольно расплывчатыми.
– Послушайте, – тихо, но достаточно твердо повторила она, – а почему бы нам всем не перестать прикидываться? Мы с Паскалем прекрасно понимаем, для чего нас сюда привезли. Но у него нет ни пленок, ни снимков, у меня же отсутствуют какие-либо записи и магнитофонные пленки. Так стоит ли вам беспокоиться и устраивать подобную «чистку». Я узнала о Джоне Хоторне крайне мало, да и то, что мне удалось разузнать, я не имею ни малейшего намерения обнародовать. Я не собираюсь писать об этом статью. И я ухожу. Немедленно.
Тихий американец и англичанин в твиде обменялись быстрыми взглядами. Американец кивнул. Мэлоун поднялся и пошел открывать дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117