Но я не могу заниматься этим одна, и не хочу: Что скажете?
– Я с тобой, – откликнулся Рикки. – Можно сказать Говарду Берренджеру, чтобы он засунул мою карточку учета себе в…
– Не торопись! – перебила его София. – Сначала нам нужно хотя бы заработать наш первый доллар.
– Нужно составить бизнес-план, – объявила Дебби. София нахмурилась:
– Это еще что за штука?
– Я тоже с вами, – решительно сказала толстушка. – Даже если ничего не выйдет, по крайней мере будет приключение.
Глава 3
«Слава Богу, сегодня четверг», – подумала София, открывая глаза рано утром. Ожидание закончилось. Сегодня вечером она наконец-то снова увидит Бена Эстеза. Мысль о предстоящей встрече ее волновала.
София потерла нывший затылок. Пять ночей на кушетке Рикки – это самый большой срок, который она могла выдержать, так же как пять ночей в одной квартире с Мистером Пиклзом – самое большее, что мог выдержать Рикки. Определенно пора сниматься с места, пока их дружбе не пришел конец.
Рикки снимал в Челси тесную квартирку с одной спальней. Ванная комната имела такие размеры, что в ней едва помещались ванна и унитаз, а раковина была только в кухне. Чистить зубы над горой грязной посуды – к этому требовалось еще привыкнуть. Однако из большого окна, пропускавшего в квартиру много солнца, открывался великолепный вид. Учитывая престижность района, тысячу четыреста долларов в месяц можно было считать неплохой ценой.
Едва София задалась вопросом, как Рикки ухитряется оплачивать квартиру в одиночку, не имея постоянного сожителя, как заметила валявшийся на полу чек. Она подняла его, положила на кофейный столик и прижала, чтобы не улетел, компакт-диском Энрике Иглесиаса. Чек на пятьсот долларов поступил от Синтии, матери Рикки. Внезапно утренний туман в голове Софии рассеялся. Эти деньги имели собственную историю, весьма душещипательную.
Рикки Лопес происходил из рабочей латиноамериканской семьи. Его мать работала уборщицей в «Шараде», одном из самых престижных отелей Нью-Йорка, и каждое утро ездила на работу в Манхэттен, а вечером возвращалась обратно. Отец развозил товар для одного из местных дистрибьюторов. Рикки рос с ощущением, что он чужой не только в Бронксе, но и среди родных. Его превосходный английский ставил его особняком в семье и создавал напряжение между отцом и сыном. Еще одним поводом для конфликтов было то, что Рикки гордился своим латиноамериканским происхождением. Хуан, его отец, в свое время иммигрировал из Пуэрто-Рико и считал, что в Соединенных Штатах это обстоятельство работает против него. Но хотя Хуан старался уйти от своих корней как можно дальше, блестящий английский Рикки его раздражал. На Хуана Лопеса невозможно было угодить.
Интерес Рикки к вещам, которые традиционно считаются «девчоночьими», тоже не способствовал улучшению их отношений. Парень с раннего детства интересовался куклами, макияжем, любил танцевать и устраивать представления для матери. Он боготворил Марло Томас и множество раз смотрел фильм «Та девушка» с ее участием. Одноклассники и соседские мальчишки жестоко дразнили его, не лучше вел себя и отец, когда напивался, а это случалось почти каждый вечер.
Рикки сносил все издевательства стойко, как мужчина. Однако он терпеть не мог тупоголовый мачизм отца. Рикки ненавидел Хуана за то, что тот открыто изменял жене, в то же время рассчитывая, что Синтия будет обслуживать его и исполнять все прихоти. В день, когда парню исполнилось семнадцать, отец выгнал его из дому. Это было десять лет назад, с грустью думала София. Насколько она знала, с того вечера он ни разу не виделся и даже не разговаривал с отцом.
– Доброе утро! – сонно сказал Рикки.
Он показался на пороге спальни в трусах-«боксерах» от Келвина Кляйна. Стройный, широкоплечий и узкобедрый, с мускулистыми руками и плоским животом, с гладким бронзовым торсом, он был олицетворением идеального мужчины-гея. По дороге в туалет он послал девушке воздушный поцелуй.
София стала заваривать чай, но ее мысли все еще занимал Рикки. Порой, когда она думала о его одиночестве, у нее слезы наворачивались на глаза. Конечно, ее отец бывал временами совершенно несносным, иногда она старалась по нескольку дней не показываться ему на глаза, но, несмотря ни на что, если бы ей понадобилась защита, она всегда могла на него рассчитывать. Не иметь этого…
– Я бросил в твою сумочку от Шанель пачку презервативов, не забудь их взять, когда вечером соберешься уходить. – Рикки достал из холодильника бутылку минеральной воды, посмотрел на Софию и пожал плечами. – Просто на всякий случай.
Она улыбнулась. Рикки заменил ей брата, которого у нее никогда не было, и она любила его за это.
– Ради Бога, дай мне выпить чаю, а потом можешь начинать свои нравоучения.
– Да ладно, дай уж в последний раз тебя поучить, – пошутил Рикки. – Когда еще мы с тобой проснемся вместе… небось только наутро после твоей следующей свадьбы.
София посмотрела на него с теплотой. Шутками и бравадой Рикки маскировал душевную боль. Однако большую часть времени он был доволен жизнью – он принадлежал к числу тех редких людей, которые умеют дарить и принимать любовь. Поддавшись импульсу, она обняла его, и Рикки обнял ее в ответ, словно прочтя ее мысли.
– Я всегда с тобой, – прошептала София.
– Знаю, милая, знаю.
* * *
В четверг утром Бен Эстез размашистой походкой шел по Четырнадцатой улице. На нем была вчерашняя одежда и большие темные очки, скрывавшие следы ночной попойки. Бен догадывался, что глаза у него такие же «чистые и ясные», как воды реки Гудзон.
Прошлой ночью события вышли из-под контроля. Вечер начался так же, как и многие другие. Бен сидел в баре «Быстрый Морган» со своими лучшими друзьями: Тэзом Джексоном, начинающим, но многообещающим сценаристом, и Китти Бишоп, промоутером. Про Китти говорили, что она может раскрутить любой продукт с такой же легкостью, с какой стриптизерша раскручивает на деньги толпу юнцов. Они только-только заказали по второй порции мартини, когда в бар вошла Чарли Грант. Та самая Чарли Грант.
Бен и Тэз совершенно ошалели. В считанные секунды после ее появления двое взрослых мужчин превратились в сексуально озабоченных подростков: то толкали друг друга локтями, тараща на нее глаза, то застывали неподвижно с открытыми ртами. Наконец Китти не выдержала:
– Господи Иисусе, вы что, рехнулись? Она же старуха! Еще одна подтяжка, и ее глаза окажутся на лбу.
– Кстати, об Иисусе, – Бен возвел глаза к небу, – слава тебе Господи!
– Аминь, брат, – поддержал Тэз. Бен отсалютовал стаканом с мартини.
– Это первая женщина, которой я обладал. Вернее, первая, которая обладала мной. – Он залпом допил остатки коктейля.
– Но слово «невинность» ты почему-то не употребил, – заметила Китти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Я с тобой, – откликнулся Рикки. – Можно сказать Говарду Берренджеру, чтобы он засунул мою карточку учета себе в…
– Не торопись! – перебила его София. – Сначала нам нужно хотя бы заработать наш первый доллар.
– Нужно составить бизнес-план, – объявила Дебби. София нахмурилась:
– Это еще что за штука?
– Я тоже с вами, – решительно сказала толстушка. – Даже если ничего не выйдет, по крайней мере будет приключение.
Глава 3
«Слава Богу, сегодня четверг», – подумала София, открывая глаза рано утром. Ожидание закончилось. Сегодня вечером она наконец-то снова увидит Бена Эстеза. Мысль о предстоящей встрече ее волновала.
София потерла нывший затылок. Пять ночей на кушетке Рикки – это самый большой срок, который она могла выдержать, так же как пять ночей в одной квартире с Мистером Пиклзом – самое большее, что мог выдержать Рикки. Определенно пора сниматься с места, пока их дружбе не пришел конец.
Рикки снимал в Челси тесную квартирку с одной спальней. Ванная комната имела такие размеры, что в ней едва помещались ванна и унитаз, а раковина была только в кухне. Чистить зубы над горой грязной посуды – к этому требовалось еще привыкнуть. Однако из большого окна, пропускавшего в квартиру много солнца, открывался великолепный вид. Учитывая престижность района, тысячу четыреста долларов в месяц можно было считать неплохой ценой.
Едва София задалась вопросом, как Рикки ухитряется оплачивать квартиру в одиночку, не имея постоянного сожителя, как заметила валявшийся на полу чек. Она подняла его, положила на кофейный столик и прижала, чтобы не улетел, компакт-диском Энрике Иглесиаса. Чек на пятьсот долларов поступил от Синтии, матери Рикки. Внезапно утренний туман в голове Софии рассеялся. Эти деньги имели собственную историю, весьма душещипательную.
Рикки Лопес происходил из рабочей латиноамериканской семьи. Его мать работала уборщицей в «Шараде», одном из самых престижных отелей Нью-Йорка, и каждое утро ездила на работу в Манхэттен, а вечером возвращалась обратно. Отец развозил товар для одного из местных дистрибьюторов. Рикки рос с ощущением, что он чужой не только в Бронксе, но и среди родных. Его превосходный английский ставил его особняком в семье и создавал напряжение между отцом и сыном. Еще одним поводом для конфликтов было то, что Рикки гордился своим латиноамериканским происхождением. Хуан, его отец, в свое время иммигрировал из Пуэрто-Рико и считал, что в Соединенных Штатах это обстоятельство работает против него. Но хотя Хуан старался уйти от своих корней как можно дальше, блестящий английский Рикки его раздражал. На Хуана Лопеса невозможно было угодить.
Интерес Рикки к вещам, которые традиционно считаются «девчоночьими», тоже не способствовал улучшению их отношений. Парень с раннего детства интересовался куклами, макияжем, любил танцевать и устраивать представления для матери. Он боготворил Марло Томас и множество раз смотрел фильм «Та девушка» с ее участием. Одноклассники и соседские мальчишки жестоко дразнили его, не лучше вел себя и отец, когда напивался, а это случалось почти каждый вечер.
Рикки сносил все издевательства стойко, как мужчина. Однако он терпеть не мог тупоголовый мачизм отца. Рикки ненавидел Хуана за то, что тот открыто изменял жене, в то же время рассчитывая, что Синтия будет обслуживать его и исполнять все прихоти. В день, когда парню исполнилось семнадцать, отец выгнал его из дому. Это было десять лет назад, с грустью думала София. Насколько она знала, с того вечера он ни разу не виделся и даже не разговаривал с отцом.
– Доброе утро! – сонно сказал Рикки.
Он показался на пороге спальни в трусах-«боксерах» от Келвина Кляйна. Стройный, широкоплечий и узкобедрый, с мускулистыми руками и плоским животом, с гладким бронзовым торсом, он был олицетворением идеального мужчины-гея. По дороге в туалет он послал девушке воздушный поцелуй.
София стала заваривать чай, но ее мысли все еще занимал Рикки. Порой, когда она думала о его одиночестве, у нее слезы наворачивались на глаза. Конечно, ее отец бывал временами совершенно несносным, иногда она старалась по нескольку дней не показываться ему на глаза, но, несмотря ни на что, если бы ей понадобилась защита, она всегда могла на него рассчитывать. Не иметь этого…
– Я бросил в твою сумочку от Шанель пачку презервативов, не забудь их взять, когда вечером соберешься уходить. – Рикки достал из холодильника бутылку минеральной воды, посмотрел на Софию и пожал плечами. – Просто на всякий случай.
Она улыбнулась. Рикки заменил ей брата, которого у нее никогда не было, и она любила его за это.
– Ради Бога, дай мне выпить чаю, а потом можешь начинать свои нравоучения.
– Да ладно, дай уж в последний раз тебя поучить, – пошутил Рикки. – Когда еще мы с тобой проснемся вместе… небось только наутро после твоей следующей свадьбы.
София посмотрела на него с теплотой. Шутками и бравадой Рикки маскировал душевную боль. Однако большую часть времени он был доволен жизнью – он принадлежал к числу тех редких людей, которые умеют дарить и принимать любовь. Поддавшись импульсу, она обняла его, и Рикки обнял ее в ответ, словно прочтя ее мысли.
– Я всегда с тобой, – прошептала София.
– Знаю, милая, знаю.
* * *
В четверг утром Бен Эстез размашистой походкой шел по Четырнадцатой улице. На нем была вчерашняя одежда и большие темные очки, скрывавшие следы ночной попойки. Бен догадывался, что глаза у него такие же «чистые и ясные», как воды реки Гудзон.
Прошлой ночью события вышли из-под контроля. Вечер начался так же, как и многие другие. Бен сидел в баре «Быстрый Морган» со своими лучшими друзьями: Тэзом Джексоном, начинающим, но многообещающим сценаристом, и Китти Бишоп, промоутером. Про Китти говорили, что она может раскрутить любой продукт с такой же легкостью, с какой стриптизерша раскручивает на деньги толпу юнцов. Они только-только заказали по второй порции мартини, когда в бар вошла Чарли Грант. Та самая Чарли Грант.
Бен и Тэз совершенно ошалели. В считанные секунды после ее появления двое взрослых мужчин превратились в сексуально озабоченных подростков: то толкали друг друга локтями, тараща на нее глаза, то застывали неподвижно с открытыми ртами. Наконец Китти не выдержала:
– Господи Иисусе, вы что, рехнулись? Она же старуха! Еще одна подтяжка, и ее глаза окажутся на лбу.
– Кстати, об Иисусе, – Бен возвел глаза к небу, – слава тебе Господи!
– Аминь, брат, – поддержал Тэз. Бен отсалютовал стаканом с мартини.
– Это первая женщина, которой я обладал. Вернее, первая, которая обладала мной. – Он залпом допил остатки коктейля.
– Но слово «невинность» ты почему-то не употребил, – заметила Китти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73