Две женщины налетели друг на друга, и когда их разняли, их набедренные повязки воспарили в воздух, как перья. Женщины снова набросились друг на друга, в великой ярости и злобе, и клочья их париков, блузок и шарфов медленно закружились над ними. Их ярость очаровала меня. Я даже готов был податься к ним, когда голос, казалось, пришедший ниоткуда, но не голос духа, сказал мне:
— Где старик?
— Ушел.
— Куда?
— Он убежал отсюда.
— Отчего?
— От меня.
— Почему?
— Потому что я ищу свою мать.
Пауза.
— Куда он побежал?
— К ветру.
— В каком направлении?
— Я не знаю.
— Кто твоя мать?
— Моя мать на рынке.
— Откуда ты знаешь, что твоя мать — рынок?
— Я не говорил, что моя мама — рынок.
— А что ты сказал?
— Что она торгует на рынке.
— А зачем ты ее ищешь?
— Я не знаю.
— Как тебя зовут?
Я ответил на вопрос, но, очевидно, мой ответ не был услышан, потому что голос спрашивал меня три раза, и каждый раз более тихо. Ветер уносил мои ответы, и моя голова билась о твердыню тишины, и мир темнел. Прямо с луны, которая вдруг очень близко встала надо мной со светящимся лицом великого короля мира духов, я услышал другие, полные тьмы голоса, которые говорили:
— Посмотрите на него.
— Он ищет свою мать.
— У нее везде большие глаза на этом рынке.
— Люди платят ей, чтобы она закрыла глаза.
— Ее глаза никогда не закрываются.
— Они видят все.
— Они видят все деньги.
— Они поедают деньги.
— Нашу власть.
— Наши мечты.
— Наш сон.
— Наших детей.
— Говорят, что ее сын летает на луну.
— Вот почему у него такие большие глаза.
— Посмотрите на него.
Голоса и дальше продолжали что-то говорить, совершая какой-то ритуал. Луна спускалась прямо на меня. Мое лицо стало луной, и я уставился одним большим глазом в темноту рынка. И затем, с лунным свечением внутри себя, заполнившим пустые пространства во мне, я почувствовал, как темнота поднимает меня вверх, как будто на невидимых руках. И за мной следовали эти голоса, голоса без тел.
— Может быть, ему нехорошо.
— Может быть, он сумасшедший.
— Странные вещи с нами творятся.
— С нашими детьми.
— Говорят, он находится в поисках духа Независимости.
— Говорят, он не может найти себя.
— Свой собственный дух.
— Который он потерял, когда явился белый человек.
— Говорят, он ищет свою мать.
— Но его мать его не ищет.
— Говорят, что она улетела на луну.
— Какую луну? Лун много.
— Луну Независимости.
— Так он ищет ее луну?
— Да.
— Странные вещи происходят.
— Мир переворачивается вверх тормашками.
— Безумие идет к нам.
— И голод идет, как пес о двенадцати головах.
— Смятение идет.
— И война.
— И кровь наливает глаза мужчин.
— И это поколение опустошит богатства этой земли.
— Пошли отсюда.
— Посмотри на него.
— Может быть, то, что еще не свершилось, сводит его с ума?
— Может быть, с ним просто не все в порядке.
И затем голоса растворились в воздухе. Светящийся ветер повеял надо мной, и свет во мне нашел свой вес. Мои невидимые руки стали видимы. Темнота заволокла рынок, словно выросла из земли. Везде зажглись лампы. Духи мертвых двигались сквозь густые запахи и плотную темноту.
И вдруг, как по мановению, запутанные дорожки стали мне совершенно ясны. Мои ноги уверенно ступали по земле. Я шел за светящимся ветром, который расчищал передо мной дорожки. Он провел меня по спирали через все головоломки рынка прямо к центру, где стоял колодец. Я заглянул в него и увидел, что в нем нет воды. Там плавала одна только луна. Она была почти белая, совершенно круглая и спокойная. Вокруг колодца не было никаких ведер, и земля была сухая, и я пришел к выводу, что никто не станет черпать воду из луны в колодце, и начал лезть в колодец, потому что мне показалось, что это лучшее место, где можно лечь и передохнуть в глубокой неподвижной белизне. Но вдруг женщина схватила меня за шорты, вытащила оттуда, швырнула на землю и прикрикнула на меня:
— Уходи отсюда!
Я пошел за убывающим светом дорожки и пришел к месту, где белые куры били крыльями и шумно ворковали в больших бамбуковых клетках. Все здесь сильно пропахло курами, и я смотрел, как они снуют туда-сюда, машут крыльями, бьются друг о друга, неспособные вылететь из клетки. Вскоре мне показалось, что вся рыночная жизнь проходит в большой черной клетке. Дальше, уже ближе к ночи, я увидел, как трое мужчин в темных очках толкают шаткий столик с товарами, за которым стояла женщина. Они разбросали все ее товары, и она терпеливо их собирала. Она вытирала их от грязи и снова раскладывала на столике. Мужчины опять перевернули столик. Женщина подняла крик о помощи, о своей невиновности, но рыночная жизнь шла своим чередом, и ни один голос, если только он не был громче всех вместе взятых голосов рынка, не мог заставить к себе прислушаться. Женщина перестала кричать. Она снова установила столик и выставила товары. Мужчины молча дождались, когда она закончит, и опять все перевернули. Я подошел ближе. Один из мужчин сказал:
— Ты не будешь торговать на этом месте, если ты не принадлежишь к нашей партии.
— Но где я найду другое место?
— Хороший вопрос, — сказал один из мужчин.
— Уходи. Иди. Нам не нужны такие, как ты.
— Ты не наша. Все остальные в этой части рынка — наши люди.
— Если вы так обращаетесь с людьми, то почему я должна хотеть стать одним из вас? — спросила женщина.
— Хороший вопрос.
— Правда.
— Так что иди.
— Уходи.
— Ты не нужна нам здесь.
— Но что я сделала? Я же плачу налог. Я плачу за это место, и никто никогда не жаловался на меня…
Двое мужчин подняли ее столик и понесли, загородив дорогу. Женщина, крича, как раненый зверь, кинулась на мужчин, вцепилась им в волосы, расцарапывая лица, срывая с них очки. Один из мужчин крикнул, что он ничего не видит. Двое других схватили женщину и швырнули на землю. Третий ударил ее ногой, но женщина не издала ни звука. По дороге было не пройти, собралась большая толпа. Воздух заполнили возмущенные голоса. Женщина встала, побежала к столику и через секунду вернулась с мачете, которое она держала обеими руками с неуклюжей и устрашающей решительностью. Издав клич убийства, она кинулась на мужчин, разбежавшихся в разные стороны. Мужчина с сорванными очками кричал, что его ослепили, и разражался бранью, а женщина бежала за ним и уже высоко занесла мачете над его шеей, испустив сдавленный хрип, но толпа скрутила ее, и на мгновение я увидел мачете, высоко поднятое над затененными лицами. Женщины стали очищать свои столики. Одна из них сказала:
— Независимость принесла нам одни беды.
Луна ушла от меня и стало темно, и я на короткое время ощутил себя в мире духов, с их непрестанно тараторящими голосами. Вокруг меня была неразбериха, и старик с пепельной бородой говорил женщине:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
— Где старик?
— Ушел.
— Куда?
— Он убежал отсюда.
— Отчего?
— От меня.
— Почему?
— Потому что я ищу свою мать.
Пауза.
— Куда он побежал?
— К ветру.
— В каком направлении?
— Я не знаю.
— Кто твоя мать?
— Моя мать на рынке.
— Откуда ты знаешь, что твоя мать — рынок?
— Я не говорил, что моя мама — рынок.
— А что ты сказал?
— Что она торгует на рынке.
— А зачем ты ее ищешь?
— Я не знаю.
— Как тебя зовут?
Я ответил на вопрос, но, очевидно, мой ответ не был услышан, потому что голос спрашивал меня три раза, и каждый раз более тихо. Ветер уносил мои ответы, и моя голова билась о твердыню тишины, и мир темнел. Прямо с луны, которая вдруг очень близко встала надо мной со светящимся лицом великого короля мира духов, я услышал другие, полные тьмы голоса, которые говорили:
— Посмотрите на него.
— Он ищет свою мать.
— У нее везде большие глаза на этом рынке.
— Люди платят ей, чтобы она закрыла глаза.
— Ее глаза никогда не закрываются.
— Они видят все.
— Они видят все деньги.
— Они поедают деньги.
— Нашу власть.
— Наши мечты.
— Наш сон.
— Наших детей.
— Говорят, что ее сын летает на луну.
— Вот почему у него такие большие глаза.
— Посмотрите на него.
Голоса и дальше продолжали что-то говорить, совершая какой-то ритуал. Луна спускалась прямо на меня. Мое лицо стало луной, и я уставился одним большим глазом в темноту рынка. И затем, с лунным свечением внутри себя, заполнившим пустые пространства во мне, я почувствовал, как темнота поднимает меня вверх, как будто на невидимых руках. И за мной следовали эти голоса, голоса без тел.
— Может быть, ему нехорошо.
— Может быть, он сумасшедший.
— Странные вещи с нами творятся.
— С нашими детьми.
— Говорят, он находится в поисках духа Независимости.
— Говорят, он не может найти себя.
— Свой собственный дух.
— Который он потерял, когда явился белый человек.
— Говорят, он ищет свою мать.
— Но его мать его не ищет.
— Говорят, что она улетела на луну.
— Какую луну? Лун много.
— Луну Независимости.
— Так он ищет ее луну?
— Да.
— Странные вещи происходят.
— Мир переворачивается вверх тормашками.
— Безумие идет к нам.
— И голод идет, как пес о двенадцати головах.
— Смятение идет.
— И война.
— И кровь наливает глаза мужчин.
— И это поколение опустошит богатства этой земли.
— Пошли отсюда.
— Посмотри на него.
— Может быть, то, что еще не свершилось, сводит его с ума?
— Может быть, с ним просто не все в порядке.
И затем голоса растворились в воздухе. Светящийся ветер повеял надо мной, и свет во мне нашел свой вес. Мои невидимые руки стали видимы. Темнота заволокла рынок, словно выросла из земли. Везде зажглись лампы. Духи мертвых двигались сквозь густые запахи и плотную темноту.
И вдруг, как по мановению, запутанные дорожки стали мне совершенно ясны. Мои ноги уверенно ступали по земле. Я шел за светящимся ветром, который расчищал передо мной дорожки. Он провел меня по спирали через все головоломки рынка прямо к центру, где стоял колодец. Я заглянул в него и увидел, что в нем нет воды. Там плавала одна только луна. Она была почти белая, совершенно круглая и спокойная. Вокруг колодца не было никаких ведер, и земля была сухая, и я пришел к выводу, что никто не станет черпать воду из луны в колодце, и начал лезть в колодец, потому что мне показалось, что это лучшее место, где можно лечь и передохнуть в глубокой неподвижной белизне. Но вдруг женщина схватила меня за шорты, вытащила оттуда, швырнула на землю и прикрикнула на меня:
— Уходи отсюда!
Я пошел за убывающим светом дорожки и пришел к месту, где белые куры били крыльями и шумно ворковали в больших бамбуковых клетках. Все здесь сильно пропахло курами, и я смотрел, как они снуют туда-сюда, машут крыльями, бьются друг о друга, неспособные вылететь из клетки. Вскоре мне показалось, что вся рыночная жизнь проходит в большой черной клетке. Дальше, уже ближе к ночи, я увидел, как трое мужчин в темных очках толкают шаткий столик с товарами, за которым стояла женщина. Они разбросали все ее товары, и она терпеливо их собирала. Она вытирала их от грязи и снова раскладывала на столике. Мужчины опять перевернули столик. Женщина подняла крик о помощи, о своей невиновности, но рыночная жизнь шла своим чередом, и ни один голос, если только он не был громче всех вместе взятых голосов рынка, не мог заставить к себе прислушаться. Женщина перестала кричать. Она снова установила столик и выставила товары. Мужчины молча дождались, когда она закончит, и опять все перевернули. Я подошел ближе. Один из мужчин сказал:
— Ты не будешь торговать на этом месте, если ты не принадлежишь к нашей партии.
— Но где я найду другое место?
— Хороший вопрос, — сказал один из мужчин.
— Уходи. Иди. Нам не нужны такие, как ты.
— Ты не наша. Все остальные в этой части рынка — наши люди.
— Если вы так обращаетесь с людьми, то почему я должна хотеть стать одним из вас? — спросила женщина.
— Хороший вопрос.
— Правда.
— Так что иди.
— Уходи.
— Ты не нужна нам здесь.
— Но что я сделала? Я же плачу налог. Я плачу за это место, и никто никогда не жаловался на меня…
Двое мужчин подняли ее столик и понесли, загородив дорогу. Женщина, крича, как раненый зверь, кинулась на мужчин, вцепилась им в волосы, расцарапывая лица, срывая с них очки. Один из мужчин крикнул, что он ничего не видит. Двое других схватили женщину и швырнули на землю. Третий ударил ее ногой, но женщина не издала ни звука. По дороге было не пройти, собралась большая толпа. Воздух заполнили возмущенные голоса. Женщина встала, побежала к столику и через секунду вернулась с мачете, которое она держала обеими руками с неуклюжей и устрашающей решительностью. Издав клич убийства, она кинулась на мужчин, разбежавшихся в разные стороны. Мужчина с сорванными очками кричал, что его ослепили, и разражался бранью, а женщина бежала за ним и уже высоко занесла мачете над его шеей, испустив сдавленный хрип, но толпа скрутила ее, и на мгновение я увидел мачете, высоко поднятое над затененными лицами. Женщины стали очищать свои столики. Одна из них сказала:
— Независимость принесла нам одни беды.
Луна ушла от меня и стало темно, и я на короткое время ощутил себя в мире духов, с их непрестанно тараторящими голосами. Вокруг меня была неразбериха, и старик с пепельной бородой говорил женщине:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145