Я побрызгал пол водой и снова все подмел. Те места, куда помочился сумасшедший, все равно остались зеленоватыми. Косоглазые духи исчезли. Когда мы двигали столы, Мадам Кото пукнула. Я был потрясен этим внезапным неприличным звуком. Она и виду не подала, что я заметил. Она побрызгала раствором на места, где была рвота и затем открыла входную дверь, чтобы вошел свежий воздух. И только потом пошла мыться.
Ветер так и не вошел в бар, было очень душно и чувствовалось зловоние Мадам Кото. Я вышел прогуляться и когда вернулся, этот запах прошел. Я сидел в своем углу, пока Мадам Кото воевала со своими калабашами и тыквинами. Какие-то ее подруги пришли повидаться с ней по пути с рынка.
— А вот и муженек моей дочери, — сказала одна из них, пройдя мимо меня с подносом на голове.
На дворе они судачили о политике, о громилах в политике, о том, как начальники и бизнесмены сорят деньгами, устраивая праздники и вечеринки. Мадам Кото покормила их, они помолились за ее процветание и ушли. Их голоса, удаляясь по улице, звучали низко и сладко.
* * *
Спустился вечер, но бар все еще оставался пуст. Никто не пришел; я заснул и проснулся из-за ящерицы, которая упала со стены. Я встал и увидел мужчину, сидевшего за столиком. Один глаз у него был провален, и нижняя губа была неестественно толстой. Он говорил тяжелым медленным голосом, словно слова были слишком объемны, чтобы легко скатываться с его большой губы.
— Значит, так вы обслуживаете клиентов? — спросил он.
Я позвал Мадам Кото. Она пришла, и человек сказал:
— Не пришли ли еще мои друзья?
— Какие такие друзья?
— Мои друзья.
— Никто еще не подошел. Вы хотите пальмового вина?
— Я буду пить только, когда придут мои друзья. У них все деньги.
— Я могу обслужить вас, — сказала Мадам Кото, — а когда они придут, то они заплатят.
— Я лучше подожду, — настоял мужчина.
Мадам Кото ушла. Мужчина сел прямо. Затем он закрыл свой единственный хороший глаз, заплывший глаз был открыт. Вскоре мужчина заснул и начал храпеть.
Некоторое время я внимательно смотрел на него, пока не услышал, что в баре вдруг стало полно народа. Я огляделся, и не увидел никого, кроме мужчины. Но бар был заполнен пьяными голосами спорщиков, смехом, едкой бранью и неудержимым весельем сильно пьющих людей. Я пошел и сказал об этом Мадам Кото.
— Чушь! — ответила она, следуя за мной.
Но когда мы пришли, эти голоса уже материализовались.
— Полно народа, — ответила она, изучая меня.
Я был удивлен; но когда я присел, мое удивление перешло в изумление. Люди в баре были страннее, чем когда-либо мне доводилось видеть. Группа, рассевшаяся вокруг человека с заплывшим глазом, выглядела почти как он сам: заплывшие глаза и большие губы в кровоподтеках. Сначала я подумал, что все они боксеры. Затем я заметил, что у двоих из них только по одной руке, а у первого человека на руках по три пальца. На каждом из них он носил кольцо. Они говорили громко, но их голоса были непропорционально мощными по сравнению с движениями губ.
Напротив них сидели двое мужчин, одинаково одетые в агбада* из материи с отпечатанными рыбами. Оба они носили кепки и очень темные очки. Я был уверен, что они слепые, но они разговаривали и жестикулировали так, будто имели перед глазами нормальную картину. Мужчина за другим столиком сидел в одиночестве. У него на руке не было больших пальцев, и его голова, удивительно искривленная, как клубень ямса, была совершенно лысой. Он носил наручные часы, которые громко тикали, и когда он зевнул, я увидел, что у него нет зубов, несмотря на то, что выглядел он очень молодо.
* Агбада — нарядная мужская одежда.
Неподалеку от него сидела женщина, чья кожа была скорее цвета индиго, чем темно-коричневой. Женщина обнажила плечи, не улыбалась и не разговаривала.
Мадам Кото пришла обслужить этих людей.
— Вот мои друзья, — сказал человек с заплывшим глазом.
— Откуда вы родом? — спросила Мадам Кото.
— Отсюда. Из этой страны, из этого города. Здесь мы живем, здесь мы умрем.
Как только он закончил говорить, в бар вошли два альбиноса. Они были в веснушках, с зелеными глазами, и довольно красивые. Их глаза то открывались, то закрывались, словно они не выносили света. Когда они вошли, компания поприветствовала их. Они улыбнулись и заняли места напротив беззубого молодого человека.
— Что вы хотите заказать? — спросила Мадам Кото.
— Пальмовое вино, естественно, и ваш знаменитый перечный суп, — сказал первый человек.
Мадам Кото ушла, чтобы принести вино и суп. В ее отсутствие зашли очень высокие мужчина и женщина. У них были очень длинные ноги, довольно короткое тело, маленькие головы и такие крошечные глаза, что я смог различить их светящиеся точечки, только когда они близко подошли ко мне. Они какое-то время стояли прямо надо мной, и затем, как комические актеры, склонились ко мне, держа прямо свои ноги, и сказали голосами, которые могут быть только у детей:
— Пожалуйста, мы хотим немного перечного супа.
Я побежал и рассказал о них Мадам Кото.
— Оставь меня, я приду!
Я вернулся. Высокая пара сидела за моим столиком. Они сидели прямо и их ноги неуклюже устроились под столом, и я заметил, что у них самые длинные шеи, какие мне только доводилось видеть у людей.
— Вы политики? — спросил я.
— Что? — спросил мужчина детским голоском.
— Политики.
— А что это такое?
— Вы не политики, — сказал я, закрывая тему разговора.
Они продолжали смотреть на меня, и я увидел, что лица у них очень смущенные. Я пытался сидеть рядом, не замечая их, но женщина вынула перо из своей юбки и протянула мне.
— Нет, спасибо, — ответил я.
Она улыбнулась и засунула перо обратно. Мадам Кото появилась с тыквинами пальмового вина, и голоса причудливо взвились в общем ликовании. Я взял у нее стаканы и чашки и раздал их. Когда я поднес чашки людям в темных очках, один из них схватил меня за руку и спросил, как меня зовут.
— Зачем вам?
— Ты нам нравишься. Мы хотим взять тебя с собой.
— Куда?
— Куда угодно.
— Нет.
— Да.
Я попытался вырвать руку, но хватка была очень сильная и костистые пальцы вдавились в мою плоть.
— Нет.
— Да.
Я снова потянул руку, она посинела и стала кровоточить. Я закричал, но голоса в баре были такие громкие, что они полностью перекрыли мой крик. Я нанес удар ногой, промахнулся и поранил большой палец о ножку стола. Затем я вцепился ему в лицо и сорвал его очки. Оба его глаза были совершенно белые. Должно быть, они были сделаны из молока. Они были белые, чистые и неподвижные, как будто они, не сформировавшись, застряли в пустых глазницах.
Я открыл рот, чтобы закричать, но мужчина засмеялся так громко и его рот был такой черный, что я застыл, не издав ни звука. Я не мог двинуться. Я почувствовал себя прикованным, как будто заживо ощутил трупное окоченение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Ветер так и не вошел в бар, было очень душно и чувствовалось зловоние Мадам Кото. Я вышел прогуляться и когда вернулся, этот запах прошел. Я сидел в своем углу, пока Мадам Кото воевала со своими калабашами и тыквинами. Какие-то ее подруги пришли повидаться с ней по пути с рынка.
— А вот и муженек моей дочери, — сказала одна из них, пройдя мимо меня с подносом на голове.
На дворе они судачили о политике, о громилах в политике, о том, как начальники и бизнесмены сорят деньгами, устраивая праздники и вечеринки. Мадам Кото покормила их, они помолились за ее процветание и ушли. Их голоса, удаляясь по улице, звучали низко и сладко.
* * *
Спустился вечер, но бар все еще оставался пуст. Никто не пришел; я заснул и проснулся из-за ящерицы, которая упала со стены. Я встал и увидел мужчину, сидевшего за столиком. Один глаз у него был провален, и нижняя губа была неестественно толстой. Он говорил тяжелым медленным голосом, словно слова были слишком объемны, чтобы легко скатываться с его большой губы.
— Значит, так вы обслуживаете клиентов? — спросил он.
Я позвал Мадам Кото. Она пришла, и человек сказал:
— Не пришли ли еще мои друзья?
— Какие такие друзья?
— Мои друзья.
— Никто еще не подошел. Вы хотите пальмового вина?
— Я буду пить только, когда придут мои друзья. У них все деньги.
— Я могу обслужить вас, — сказала Мадам Кото, — а когда они придут, то они заплатят.
— Я лучше подожду, — настоял мужчина.
Мадам Кото ушла. Мужчина сел прямо. Затем он закрыл свой единственный хороший глаз, заплывший глаз был открыт. Вскоре мужчина заснул и начал храпеть.
Некоторое время я внимательно смотрел на него, пока не услышал, что в баре вдруг стало полно народа. Я огляделся, и не увидел никого, кроме мужчины. Но бар был заполнен пьяными голосами спорщиков, смехом, едкой бранью и неудержимым весельем сильно пьющих людей. Я пошел и сказал об этом Мадам Кото.
— Чушь! — ответила она, следуя за мной.
Но когда мы пришли, эти голоса уже материализовались.
— Полно народа, — ответила она, изучая меня.
Я был удивлен; но когда я присел, мое удивление перешло в изумление. Люди в баре были страннее, чем когда-либо мне доводилось видеть. Группа, рассевшаяся вокруг человека с заплывшим глазом, выглядела почти как он сам: заплывшие глаза и большие губы в кровоподтеках. Сначала я подумал, что все они боксеры. Затем я заметил, что у двоих из них только по одной руке, а у первого человека на руках по три пальца. На каждом из них он носил кольцо. Они говорили громко, но их голоса были непропорционально мощными по сравнению с движениями губ.
Напротив них сидели двое мужчин, одинаково одетые в агбада* из материи с отпечатанными рыбами. Оба они носили кепки и очень темные очки. Я был уверен, что они слепые, но они разговаривали и жестикулировали так, будто имели перед глазами нормальную картину. Мужчина за другим столиком сидел в одиночестве. У него на руке не было больших пальцев, и его голова, удивительно искривленная, как клубень ямса, была совершенно лысой. Он носил наручные часы, которые громко тикали, и когда он зевнул, я увидел, что у него нет зубов, несмотря на то, что выглядел он очень молодо.
* Агбада — нарядная мужская одежда.
Неподалеку от него сидела женщина, чья кожа была скорее цвета индиго, чем темно-коричневой. Женщина обнажила плечи, не улыбалась и не разговаривала.
Мадам Кото пришла обслужить этих людей.
— Вот мои друзья, — сказал человек с заплывшим глазом.
— Откуда вы родом? — спросила Мадам Кото.
— Отсюда. Из этой страны, из этого города. Здесь мы живем, здесь мы умрем.
Как только он закончил говорить, в бар вошли два альбиноса. Они были в веснушках, с зелеными глазами, и довольно красивые. Их глаза то открывались, то закрывались, словно они не выносили света. Когда они вошли, компания поприветствовала их. Они улыбнулись и заняли места напротив беззубого молодого человека.
— Что вы хотите заказать? — спросила Мадам Кото.
— Пальмовое вино, естественно, и ваш знаменитый перечный суп, — сказал первый человек.
Мадам Кото ушла, чтобы принести вино и суп. В ее отсутствие зашли очень высокие мужчина и женщина. У них были очень длинные ноги, довольно короткое тело, маленькие головы и такие крошечные глаза, что я смог различить их светящиеся точечки, только когда они близко подошли ко мне. Они какое-то время стояли прямо надо мной, и затем, как комические актеры, склонились ко мне, держа прямо свои ноги, и сказали голосами, которые могут быть только у детей:
— Пожалуйста, мы хотим немного перечного супа.
Я побежал и рассказал о них Мадам Кото.
— Оставь меня, я приду!
Я вернулся. Высокая пара сидела за моим столиком. Они сидели прямо и их ноги неуклюже устроились под столом, и я заметил, что у них самые длинные шеи, какие мне только доводилось видеть у людей.
— Вы политики? — спросил я.
— Что? — спросил мужчина детским голоском.
— Политики.
— А что это такое?
— Вы не политики, — сказал я, закрывая тему разговора.
Они продолжали смотреть на меня, и я увидел, что лица у них очень смущенные. Я пытался сидеть рядом, не замечая их, но женщина вынула перо из своей юбки и протянула мне.
— Нет, спасибо, — ответил я.
Она улыбнулась и засунула перо обратно. Мадам Кото появилась с тыквинами пальмового вина, и голоса причудливо взвились в общем ликовании. Я взял у нее стаканы и чашки и раздал их. Когда я поднес чашки людям в темных очках, один из них схватил меня за руку и спросил, как меня зовут.
— Зачем вам?
— Ты нам нравишься. Мы хотим взять тебя с собой.
— Куда?
— Куда угодно.
— Нет.
— Да.
Я попытался вырвать руку, но хватка была очень сильная и костистые пальцы вдавились в мою плоть.
— Нет.
— Да.
Я снова потянул руку, она посинела и стала кровоточить. Я закричал, но голоса в баре были такие громкие, что они полностью перекрыли мой крик. Я нанес удар ногой, промахнулся и поранил большой палец о ножку стола. Затем я вцепился ему в лицо и сорвал его очки. Оба его глаза были совершенно белые. Должно быть, они были сделаны из молока. Они были белые, чистые и неподвижные, как будто они, не сформировавшись, застряли в пустых глазницах.
Я открыл рот, чтобы закричать, но мужчина засмеялся так громко и его рот был такой черный, что я застыл, не издав ни звука. Я не мог двинуться. Я почувствовал себя прикованным, как будто заживо ощутил трупное окоченение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145