Утром, увидев цветы и не найдя водки в холодильнике, Закулисный понесся в ДК, где мы работали. Узнав от Женька, откуда цветы, Закулисный рванулся на сцену. Ирка в это время была в парикмахерской, на кассе сидела постаревшая Елена Дмитриевна. Дети шумели в зале и ждали начала представления. Перед Еленой Дмитриевной на столе возвышалась горка мелочи, она отсчитывала по рублю и складывала деньги в кожаный мешочек. Она слышала крики на сцене и спешила пересчитать выручку, чтобы узнать, в чем дело.
— Ты! Ты! — ворвался Закулисный на сцену, с неузнаваемым, распухшим лицом, замахиваясь кулаком на Видова. — Ты кому цветы дарил?
— Кому надо, тому и дарил, — спокойно отвернулся от него Коля. — Не твое дело…
— Да я тебя уволю! — затрясся Закулисный. — Я тебя… Я убью тебя! — вопил он с пеной у рта.
Коля не обращал на него никакого внимания. Горе презрительно смотрел то на Видова, то на Закулисного. Пухарчук испуганно спрятался за ширму, выглядывая оттуда, и ждал, когда Закулисный накричится и уйдет.
— Ты кто такой, чтобы ей цветы дарить! — захрипел Владимир Федорович. — Да я тебя-я… А-а! — закричал он вдруг пронзительно.
Все быстро обернулись на его крик и увидели, как Закулисный подскочил вверх и рухнул плашмя, упал на спину. Изо рта полезла розовая пена, и он начал биться головой о пол. Ноги судорожно тряслись, лицо вздулось и стало пунцовым.
— Женек! — крикнул Горе, бросаясь к Закулисному. — Беги к Елене, пусть вызовет «скорую».
Петя уселся Закулисному на ноги и пытался удержать руки, но даже ему с трудом удалось его скрутить.
— Держи ему голову! — заорал он на Колю. — Где Левшин?!
Видов с затаенной радостью в глазах бросился на «помощь». Закулисный продолжал биться головой.
— Ты что, удержать не можешь? — прошипел сквозь зубы, с яростью глядя на него, Горе.
— Могу! — зло бросил Коля, сжав голову Закулисного изо всей силы.
— Левшин! — взревел Горе.
Но Витюшка развлекал девчонок в гримерной, он не мог знать, что творилось на сцене.
— Убился! — с пронзительным криком бежал в это время Женек по коридору. — Елена Дмитриевна, Владимир Федорович умирает!
Он подбежал, еле дыша, к Закулисной.
— Там, там! — кричал он, показывая в сторону сцены. — Владимир Федорович умирает!
— Как же это?! — выскочила из-за стола побледневшая Закулисная.
— Быстрее, быстрее! — визжал Женек, увлекая ее за собой.
Елена Дмитриевна, переваливаясь, пробежала за Пухарчуком несколько метров и бросилась назад к столу с мелочью.
— Женечка, сейчас! Сейчас! — начала она сгребать мелочь в кожаный мешочек. — Я быстро…
— Бежим! Там Владимир Федорович разбился! Прямо головой!
— Ах! — бросила она мешочек, вцепившись руками в стол, и не в силах от него оторваться. — Головой! Женечка… я сейчас, — сгребла она судорожными движениями мелочь в мешочек. — Ну вот и все…
Елена Дмитриевна дрожащими руками положила деньги в портфель, с которым обычно ходил Закулисный, а теперь Ирка, и засеменила за Женьком на сцену.

* * *
Закулисный неделю лежал в номере, врачи делали уколы, приезжали, уезжали, но когда он еле-еле доползал до холодильника что-нибудь перекусить, там по-прежнему стояла бутылка водки.
— Тварь! — выругался он, наливая себе в стакан. — Смерти моей захотела… не дождешься…
Закулисный смотрел на водку и знал, что сейчас решается его судьба. Он ужасно хотел жить… и не мог понять, как помимо своей воли — выпил.

* * *
Все возвращается на круги своя.

* * *
Наш удивительный дружный коллектив «Мойдодыр» теперь из осиного превратился в гнездо змеиное.
— Такого никогда не было! — возмущался Горе, обращаясь ко мне. — Ну пил Закулисный, но не так же! Угощал всех, деньги давал и даже в долг иногда забывал записывать. Ирка совсем другая была, а сейчас Коля с Левшиным от нее не отходят. Закулисный вообще не просыхает.
— Левшин даже в кабак без нее перестал ходить, — сказал я.
— А Видов ей цветы перед каждым спектаклем дарит, — прошипел Горе, — со своими театральными ужимками артиста великого из себя корчит, у самого, козла, двое детей, а все туда же, в женихи, набивается.
— Ты думаешь, Закулисный уже не выкрутится?
— Вряд ли, — немного подумав, ответил Петя. — Я давно знал, что этим все кончится… все знали… Видов наконец-то дождался. Он и раньше Ирке стихи сочинял. Тихий-тихий, про искусство любит поговорить, а сам плевать хотел на это искусство, как и все в этом «Мойдодыре». Вот скажи мне: предположим, ты закончил институт искусств, перед этим раз пять туда поступал, ну поступил, закончил. И после этого изо дня в день выходить на сцену и махать щеткой! Это искусство?
— А помнишь, — улыбнулся я. — Как я вам заделал десять спектаклей в один день?
— Как же! — горько рассмеялся Горе. — Первый начинался в восемь утра, а последний заканчивался в девять вечера. Искусство, черт подери!
— Петь, Ирка будет командовать парадом?
— Гнида она. Поздороваться уже брезгует со мной, когда на сцене встречаемся, а я, между прочим, двоюродным братом ей прихожусь. Скоро Елена продаст ей спектакль, и тогда все, наш пупок приплыл.
— Неужели продаст?
— У Елены еще дочь есть, да ей все равно кому продавать, кто больше заплатит. Закулисного теперь не закодируешь и не подошьешь. Он уже не может остановиться.
— Устал быть на побегушках, — признался я Горе. — Уйду, наверно, из филармонии.
— И я… — помолчал немного Петя и потом добавил: — Знаешь, поеду в деревню, где родился… устал от людей… Мне Отрадное по ночам снится; как мать похоронил, так ни разу там не был. Утром иногда проснусь — запах сена чудится… народ добрей… Женька б с собой забрать, а то пропадет здесь… Ирка уже замену ему ищет и, по-моему, нашла девочку.
— Откуда ты знаешь? — спросил я, удивленный такой осведомленностью.
Горе промолчал.

* * *
А Женек замкнулся в себе, и лишь изредка мне удавалось его растормошить. Ирка не нуждалась в его деньгах, которые охотно брали Владимир Федорович и Елена Дмитриевна, и в срочном порядке искала ему замену. Теперь это был только вопрос времени. Для Пухарчука это означало, что он останется без работы и без друзей… плохих или хороших — выбирать ему не приходилось.
— Женек! А помнишь город Счастье? — спрашивал я Пухарчука, пытаясь хоть как-нибудь встряхнуть его.
— А-а! — тут же вскакивал он. — Стелла! — и грустнел.
Бегемотиха Стелла была нашей с ним любимицей. Мы работали в Счастье весь май, и под нашей гостиницей, в центре города, был расположен зоопарк. Только я приходил с заделки, прибегал Женек с двумя буханками хлеба и орал:
— Давай быстрее! Она уже заждалась!
Пухарчук всегда брал взрослый билет и громко возмущался, когда ему давали детский. Но потом нас начали пропускать бесплатно, признав за своих.
Стелла, едва завидев нас, открывала пасть и приветствовала громким зеваньем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63