— За что вы его так? — улыбнулся я. — Анатолий Юрьевич мне симпатичен, он не заслужил такой участи.
— Яша, не знаю, что творится в «Мойдодыре», но что я вам сделал? Если вы будете умирать на гастролях, кто передаст привет от вас Бенечке?
— Не говорите мне о смерти! — вскричал Школьник. — Вы злой, Толя, и я завтра же попрошу вас вернуть мне долг! Евгеша, скажите этому человеку, что у него нет больше друга. Скажите, вы еще не разлюбили искусство? Вас любят зрители?
— Яков Давыдович, я только начинаю понимать, что такое искусство.
— Как? Вы пытаетесь разобраться в зрелищах? Зачем вам это нужно?
Яков Давыдович возбужденно бегал по номеру. Горох сидел на кровати и ждал Левшина, с которым они собирались идти в ресторан.
— Яша, — начал издалека Горох. — С «Мойдодыром» мы больше в Чертоозерске не увидимся, для встреч у нас не совпадает время. Поэтому… — напряг свою мысль грузчик-философ, — мне нужно из-под вас вытащить червонец, на котором вы лежите спиной. Говорю это честно, как ваш друг, вы меня знаете — завтра отдам… перевернитесь на живот.
— Что? И после этого вы считаете меня своим другом? Если б у меня были десять рублей, я бы встал на них головой!
Прибежал Витюшка.
— Давай быстрее! — закричал он на Гороха. — Все в сборе! Там такая новенькая крошка! Ты идешь, придурок? — покосился в мою сторону.
— Только с Яковом Давыдовичем.
— Пойдете? — спросил Левшин. — Для вас что-нибудь тоже придумаем…
— Я? В кабак? — схватился за голову Школьник. — За кого вы меня принимаете? — и после небольшой паузы добавил: — Ну если только посмотреть…
Левшин прямо засветился изнутри, когда мы зашли в ресторан. Перед тем как сесть за столик, он долго размахивал руками знакомым и лишь после этого заказал другу Карлуше — графин и по второму.
…Яков Давыдович с ужасом созерцал наш ужин. Потом встал и прошелся по залу.
— Здесь что, все сговорились? — дрожащим голосом спросил он нас, возвратясь. — Все пьют и едят одно и то же! Лишь только за одним столиком я увидел вместо шницеля — отбивную. Я понимаю что тот, кто лабает на сцене, не может позволить себе заказать под котлету салат. Но неужели все эти люди артисты? Тогда почему я никого не знаю? А эти бинты на головах? Я случайно попал не в сумасшедший дом? Витюша, что у вас на голове? Вы разве участвовали в турецкой компании? Девушка! — щелкнул он пальцами молоденькой официантке. — Простите, я забыл ваше имя, я пятнадцать лет назад был последний раз в этом ресторане, но мне кажется, что вы любите искусство, скажите Санюле, что Яша хочет его видеть.
Молоденькая официантка в упор смотрела на Школьника и никак не могла профильтровать текст.
— Не смотрите на меня так! — вскричал Яков Давыдович. — Я вам ничего не должен, но у меня аллергия от общей кухни, и я не верю, что Санюля может не работать в ресторане, он моложе меня лет на пять… он еще должен жить.
— Какой Санюля? — робко спросила официантка.
— Вы не Сильфида, — грустно сказал Яков Давыдович. — Вы не любите искусство, почему так грубо… Санюля — это не заказное блюдо. Бегите и скажите, пусть летит и обнимет своего друга.
Официантка была раздавлена и испугана. Она побежала на кухню искать неизвестного ей Санюлю. Школьник вытер платком мраморный череп, уселся на стул и вздохнул.
— Яша, — икнул философ. — За что вы измучили эту девушку? Что она вам сделала плохого? Откуда ей знать какого-то типа Санюлю?
— Толя, откуда такой жаргон? Вы обозвали Санюлю — типом?! Когда я был моложе, у нас не было типов, этого слова никто не знал. Вы посмотрите вокруг, я перестал понимать в жизни. Здесь нужно поставить одну общую тарелку со шницелем, огромный графин — и усадить всех вокруг него. Никто не знает, чем отличается кухня одного ресторана от другого. Зачем ходить сюда каждый день, нужно делать себе, в конце концов, праздник, а не превращать праздники в вечные будни.
— Яша, — задумчиво произнес Горох, погладив бороду. — Философия — удел убогих, двое умных людей на один «Чертог дьявола» — это много… но когда у меня будут такие друзья, как у вас, я буду жить только по праздникам.
Молоденькая официантка вдруг выскочила из кухни и понеслась к скучающим музыкантам. Левшин расстался со своими подружками и присел рядом с Яковом Давыдовичем.
— Давайте накатим! — завопил он на него. — Я с вами еще ни разу в жизни не выпил!
— Витюшка! — ужаснулся Школьник, с омерзением показывая рукой на графин. — Как вы можете такое говорить? Неужели вы хотите моей смерти? Ведь это нельзя пить!
— Почему? — удивился Левшин. — Отличная древесная водка, я вас сегодня с одной старушкой познакомлю.
— Меня? — подскочил Яков Давыдович. — Толя, Евгеша, скажите Витюше, что этим не шутят, разве такое говорят о женщинах?
— Яша, я не знаю, что вы там задумали, — нетерпеливо произнес Горох, — но давайте выпьем, что вы из себя вечно корчите…
— Дорогие друзья! — вдруг ожили музыканты. — Сегодня у нас в гостях друг нашего древнего города Чертоозерска — Яков Давыдович Школьник! Давайте дружно поприветствуем его!
На наш столик направили прожектор, Левшин помахал рукой, и зал разразился аплодисментами.
— Ах, Санюля, Санюля, — прошептал Школьник. — Значит, жив, не может без эффектов.
— Дорогому гостю из Куралесинской филармонии директор нашего ресторана дарит танго их молодости и дружбы! Дамы приглашают кавалеров!
«Когда простым и нежным взором», — разлилась по залу серебряная музыка.
Мы во все глаза смотрели на Якова Давыдовича.
«Ласкаешь ты меня, мой друг», — рассыпалось по залу старинное танго.
Школьник был невозмутим. К нашему столику подошла с бриллиантовым колье на высокой белоснежной шее, в бархатном лиловом платье с глубоким вырезом на спине, удивительно сохранившая остатки былой красоты женщина.
— Яша, — прошептала она ему тихо, стоя за его спиной, — вы разрешите пригласить вас на танец?
Школьник быстро повернулся — и глаза его засветились от счастья.
— Зиночка, — мягко и нежно сказал он, вставая и целуя ей руку. — Вы по-прежнему божественны! Зиночка, как Санюля? Его еще не занесли в Красную Книгу?
— Яша, — искренне улыбнулась она, показывая красивые зубы с перламутровым оттенком. — Вы все тот же.
Он предложил ей руку. Они танцевали старое танго. Серебряная музыка кружилась вместе с ними, обволакивала их и уносила в прошлое.
Давай пожмем друг другу руки -
И в дальний путь на долгие года.
Свет в зале был потушен. Лишь только они одни в луче прожектора легко и плавно плыли по невозвратимым волнам своей молодости. Последние «синие киты» кружились в старом чарующем танго, которое в этом борделе никто не мог танцевать.
— Зиночка, — прошептал взволнованно Школьник. — Вы знаете, как я вас люблю… с Санюлей, но что творится вокруг?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63