Теперь уже совершенно исключалась всякая возможность надкусить его так, чтобы все составные части сразу оказались во рту. Это был воистину сложный, нет, наисложнейший бутерброд.
Этот бутерброд, — сказал я, поднося его двумя руками ко рту, — наверно, потянет рублей на пятьдесят. Мне кажется, ему надо дать имя. Ты, Женек, нащупал новую струю в кулинарном искусстве. Я предлагаю назвать его твоим именем.
Пухарчук даже обалдел от такой залипухи.
— Моим именем? — перестал он жевать.
— Да, твоим! — важно сказал я. — Бутерброд «а ля Пухарчук»! Мне кажется, это звучит.
— По-моему, тоже звучит, — нерешительно протянул Женек.
— Еще как! — развеселился я. — Ведь есть же торт «Наполеон», а теперь будет бутерброд «а ля Пухарчук»! Самый дорогой и сложный бутерброд во всем мире! Вот если туда еще добавить черной икорочки вперемежку с красной и нарезать севрюжку…
— Откуда я тебе ее возьму! — обиженно перебил меня Пухарчук.
— Она и не нужна! — отрезал я. — Кому нужна икра из нефти и севрюга, плавающая среди химотходов… Это уже будет не бутерброд «а ля Пухарчук», а совсем другое.
Женек довольно рассмеялся.
— А вкусно, правда? — залез он головой в бутерброд.
— Еще бы! — подчавкнул я.
Мы с Женьком ели этот наисложнейший два дня, а в тот знаменательный день нашей дружбы только к нему подступились. Я упал на кровать Женька, он рухнул рядом, мы посмотрели друг на друга и весело рассмеялись.
— Я еще никогда так не ел! — прозвенел он.
— Ты имеешь в виду последние два часа? Теперь я понимаю, как тебе было плохо!
Мы сложили руки на животах и блаженствовали.
— Слушай, — заговорщически прошептал Женек. — Начнутся концерты, займем у Закулисного деньги и пойдем громить книжные магазины. Хочешь? Ты мне теперь друг, я могу тебя взять с собой.
— Договорились, — понизил я голос. — А как мы их будем громить?
— Со мной не пропадешь! — вскричал Женек. — Я знаешь как заведующих кручу! Они передо мной все книги выкладывают, которые блатным оставляют. Захожу, даю пригласительные на наше представление и говорю: «Вы знаете, мы по десять месяцев на гастролях, может, у вас есть для наших маленьких что-нибудь почитать?» А она смотрит на меня… ну, сам понимаешь, — запнулся он, — тащит все, что у нее есть. Некоторые даже дарят.
— Да ты что?!
— А что! У нее этих книжек целый магазин. А лучше пойдем, — оживился он, — в «Детский мир»! Ты знаешь, какие штуковины бывают, может, водяной пистолет попадется… у меня был один, сломался. Слушай, а зоопарк здесь есть? — загорелись глаза у Женька. — Зоопарк люблю, там такие здоровенные слоны! Видел одного слона год назад, я ему почти весь булочный магазин скормил, так жрет… Но мне его почему-то жалко было…
— Я думаю, что бутерброд «а ля Пухарчук» даже слону будет не по плечу, — засомневался я. Женек схватился за живот от смеха.
— Ой, — повернулся он на бок. — Смеяться больно, я думаю, что тоже сожрет не сразу… Кажется, у меня температура повышается.
— Мне кажется, что она у тебя никогда не снижается.
— Уж конечно, — распирало Женька от счастья. — Кстати, хочешь загадку? Сначала спорим, что ты ее не отгадаешь?
— Давай.
— На что?
— Ну… я не знаю, денег у меня все равно нет.
— Я на деньги не спорю. Хочешь на щелчки? Думать десять минут. Каждые десять секунд щелчок, если отгадаешь — ты мне щелчок.
— На щелчки? — обрадовался я, снисходительно посмотрев на его ручонку. — Давай!
— Слушай! — весело рассмеялся Женек, видимо, вспомнив загадку. — Маленький-маленький, глупый-глупый ослик попал в глубокую-глубокую яму. Как ему оттуда выбраться?
— Вот это загадка, — опешил я. — Ты что, ее сам придумал?
— Думай, думай! — закричал Пухарчук. — Ага! Десять секунд прошло! Подставляй лоб!
Я подставил — и тут же пожалел. Даже трудно было представить, что Женек может врезать так больно.
— Ты, парень, сильно бьешь, — почесал я лоб.
— Каждый день тренируюсь! — гордо заявил он мне, довольный похвалой. — С утра встаю и начинаю бить по подушке.
Мне от этой информации легче не стало. За десять минут он мне все мозги повыбивает.
— Думай, думай! — закричал вновь Пухарчук. — Время пошло! Раз, два…
Ровно через десять секунд я заполучил очередную затрещину. Женек бил с какой-то дьявольской оттяжкой, с какой-то припрыжкой.
— Ты меня не кулаком бьешь? — несколько помрачнел я от этой игры.
— Не-е! — зашелся от радости Пухарчук. — Средним пальцем по-морскому!
— Это как по-морскому? — спросил я, выигрывая время на обдумывание, надеясь сразу найти верное решение.
— По-морскому — это берешь два пальца… Эй, паренек! — вдруг оборвал сам себя Пухарчук. — Время!
Бац!
— Ему помогли выбраться! — мрачно, без остановки затараторил я. — Он сам выпрыгнул, он прорыл ход…
Бац!!
— …яма обвалилась, он улетел…
Пухарчук отрицательно махал в разные стороны своей большой плешивой головой и с диким воплем через каждые десять секунд отвешивал мне, по лбу плюхи.
— …ему помогли улететь, он сдох! Наводнение, он сгорел, землетрясение! — вопил я. Бац!!!
— Это был не ослик! — заорал я последнее, что мог придумать.
— А кто ж? — занес удивленно Пухарчук над моим лбом кулачок.
— Это был осел вроде тебя! — не выдержал я, и до меня вдруг дошла вся гнилость этой загадки. — Ты что за условия поставил, тиран?
— Какие условия? — начинала сходить потихоньку радость с его личика.
— Если через несколько… через десять секунд не отгадаю — щелчок. Правильно?
— Правильно.
— Если отгадаю — я тебе один, а если не отгадаю, ты мне сколько их влепишь? А? Ну-ка, посчитай? Шестьдесят — вот сколько! По-твоему, это честно?
— Ну ты же мне тоже задашь загадку, — оправдывался Пухарчук и после небольшой паузы добавил: — если, конечно, отгадаешь эту.
— А если я не знаю никаких загадок?! — свирепел я, почесывая лоб. — А если никогда не отгадаю этой загадки, тогда что? Знаешь, кто ты после этого?
Пухарчук потупил глаза и начал морщить носик. У меня вдруг появилось огромное желание как дать ему по лбу и сказать эдак смачно: «Лилипутище, вот ты кто!» Но я тут же вспомнил, что он признал меня своим другом, почесал лоб, вспомнил, с каким удовольствием он отвешивал мне затрещины, и весело подмигнул ему:
— Нехороший ты, а еще друг называешься.
— Ну… ну хочешь, я скажу тебе ответ, — тихо и миролюбиво произнес Женек.
— Посмотри, что ты со мной сделал, что мне твой ответ — шишку назад вдавит?
Я хотел его посуровей побранить, но носик был уже весь в морщинах, потом я вспомнил Закулисного и посмотрел на надкушенную черепаху.
— Ладно, говори, — вздохнул я. — Черт с тобой. Пухарчук тут же повеселел и прищурился:
— Теперь давай без щелчков, просто отгадай?
— Ты смеешься надо мной? — не выдержал я. — Мне думать нечем, ты мне все мозги повыбивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Этот бутерброд, — сказал я, поднося его двумя руками ко рту, — наверно, потянет рублей на пятьдесят. Мне кажется, ему надо дать имя. Ты, Женек, нащупал новую струю в кулинарном искусстве. Я предлагаю назвать его твоим именем.
Пухарчук даже обалдел от такой залипухи.
— Моим именем? — перестал он жевать.
— Да, твоим! — важно сказал я. — Бутерброд «а ля Пухарчук»! Мне кажется, это звучит.
— По-моему, тоже звучит, — нерешительно протянул Женек.
— Еще как! — развеселился я. — Ведь есть же торт «Наполеон», а теперь будет бутерброд «а ля Пухарчук»! Самый дорогой и сложный бутерброд во всем мире! Вот если туда еще добавить черной икорочки вперемежку с красной и нарезать севрюжку…
— Откуда я тебе ее возьму! — обиженно перебил меня Пухарчук.
— Она и не нужна! — отрезал я. — Кому нужна икра из нефти и севрюга, плавающая среди химотходов… Это уже будет не бутерброд «а ля Пухарчук», а совсем другое.
Женек довольно рассмеялся.
— А вкусно, правда? — залез он головой в бутерброд.
— Еще бы! — подчавкнул я.
Мы с Женьком ели этот наисложнейший два дня, а в тот знаменательный день нашей дружбы только к нему подступились. Я упал на кровать Женька, он рухнул рядом, мы посмотрели друг на друга и весело рассмеялись.
— Я еще никогда так не ел! — прозвенел он.
— Ты имеешь в виду последние два часа? Теперь я понимаю, как тебе было плохо!
Мы сложили руки на животах и блаженствовали.
— Слушай, — заговорщически прошептал Женек. — Начнутся концерты, займем у Закулисного деньги и пойдем громить книжные магазины. Хочешь? Ты мне теперь друг, я могу тебя взять с собой.
— Договорились, — понизил я голос. — А как мы их будем громить?
— Со мной не пропадешь! — вскричал Женек. — Я знаешь как заведующих кручу! Они передо мной все книги выкладывают, которые блатным оставляют. Захожу, даю пригласительные на наше представление и говорю: «Вы знаете, мы по десять месяцев на гастролях, может, у вас есть для наших маленьких что-нибудь почитать?» А она смотрит на меня… ну, сам понимаешь, — запнулся он, — тащит все, что у нее есть. Некоторые даже дарят.
— Да ты что?!
— А что! У нее этих книжек целый магазин. А лучше пойдем, — оживился он, — в «Детский мир»! Ты знаешь, какие штуковины бывают, может, водяной пистолет попадется… у меня был один, сломался. Слушай, а зоопарк здесь есть? — загорелись глаза у Женька. — Зоопарк люблю, там такие здоровенные слоны! Видел одного слона год назад, я ему почти весь булочный магазин скормил, так жрет… Но мне его почему-то жалко было…
— Я думаю, что бутерброд «а ля Пухарчук» даже слону будет не по плечу, — засомневался я. Женек схватился за живот от смеха.
— Ой, — повернулся он на бок. — Смеяться больно, я думаю, что тоже сожрет не сразу… Кажется, у меня температура повышается.
— Мне кажется, что она у тебя никогда не снижается.
— Уж конечно, — распирало Женька от счастья. — Кстати, хочешь загадку? Сначала спорим, что ты ее не отгадаешь?
— Давай.
— На что?
— Ну… я не знаю, денег у меня все равно нет.
— Я на деньги не спорю. Хочешь на щелчки? Думать десять минут. Каждые десять секунд щелчок, если отгадаешь — ты мне щелчок.
— На щелчки? — обрадовался я, снисходительно посмотрев на его ручонку. — Давай!
— Слушай! — весело рассмеялся Женек, видимо, вспомнив загадку. — Маленький-маленький, глупый-глупый ослик попал в глубокую-глубокую яму. Как ему оттуда выбраться?
— Вот это загадка, — опешил я. — Ты что, ее сам придумал?
— Думай, думай! — закричал Пухарчук. — Ага! Десять секунд прошло! Подставляй лоб!
Я подставил — и тут же пожалел. Даже трудно было представить, что Женек может врезать так больно.
— Ты, парень, сильно бьешь, — почесал я лоб.
— Каждый день тренируюсь! — гордо заявил он мне, довольный похвалой. — С утра встаю и начинаю бить по подушке.
Мне от этой информации легче не стало. За десять минут он мне все мозги повыбивает.
— Думай, думай! — закричал вновь Пухарчук. — Время пошло! Раз, два…
Ровно через десять секунд я заполучил очередную затрещину. Женек бил с какой-то дьявольской оттяжкой, с какой-то припрыжкой.
— Ты меня не кулаком бьешь? — несколько помрачнел я от этой игры.
— Не-е! — зашелся от радости Пухарчук. — Средним пальцем по-морскому!
— Это как по-морскому? — спросил я, выигрывая время на обдумывание, надеясь сразу найти верное решение.
— По-морскому — это берешь два пальца… Эй, паренек! — вдруг оборвал сам себя Пухарчук. — Время!
Бац!
— Ему помогли выбраться! — мрачно, без остановки затараторил я. — Он сам выпрыгнул, он прорыл ход…
Бац!!
— …яма обвалилась, он улетел…
Пухарчук отрицательно махал в разные стороны своей большой плешивой головой и с диким воплем через каждые десять секунд отвешивал мне, по лбу плюхи.
— …ему помогли улететь, он сдох! Наводнение, он сгорел, землетрясение! — вопил я. Бац!!!
— Это был не ослик! — заорал я последнее, что мог придумать.
— А кто ж? — занес удивленно Пухарчук над моим лбом кулачок.
— Это был осел вроде тебя! — не выдержал я, и до меня вдруг дошла вся гнилость этой загадки. — Ты что за условия поставил, тиран?
— Какие условия? — начинала сходить потихоньку радость с его личика.
— Если через несколько… через десять секунд не отгадаю — щелчок. Правильно?
— Правильно.
— Если отгадаю — я тебе один, а если не отгадаю, ты мне сколько их влепишь? А? Ну-ка, посчитай? Шестьдесят — вот сколько! По-твоему, это честно?
— Ну ты же мне тоже задашь загадку, — оправдывался Пухарчук и после небольшой паузы добавил: — если, конечно, отгадаешь эту.
— А если я не знаю никаких загадок?! — свирепел я, почесывая лоб. — А если никогда не отгадаю этой загадки, тогда что? Знаешь, кто ты после этого?
Пухарчук потупил глаза и начал морщить носик. У меня вдруг появилось огромное желание как дать ему по лбу и сказать эдак смачно: «Лилипутище, вот ты кто!» Но я тут же вспомнил, что он признал меня своим другом, почесал лоб, вспомнил, с каким удовольствием он отвешивал мне затрещины, и весело подмигнул ему:
— Нехороший ты, а еще друг называешься.
— Ну… ну хочешь, я скажу тебе ответ, — тихо и миролюбиво произнес Женек.
— Посмотри, что ты со мной сделал, что мне твой ответ — шишку назад вдавит?
Я хотел его посуровей побранить, но носик был уже весь в морщинах, потом я вспомнил Закулисного и посмотрел на надкушенную черепаху.
— Ладно, говори, — вздохнул я. — Черт с тобой. Пухарчук тут же повеселел и прищурился:
— Теперь давай без щелчков, просто отгадай?
— Ты смеешься надо мной? — не выдержал я. — Мне думать нечем, ты мне все мозги повыбивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63