Она ощущала одну пустоту.
Все уже легли спать. Войдя в дом, они не увидели ни Трактирщика, ни других слуг.
— Поднимайтесь наверх, — сказал Николас, и это были первые слова, которые он произнес с тех пор, как они покинули званый вечер. — Я сейчас приду.
Ей хотелось броситься к его ногам, умоляя простить ее за то, в чем она не была виновата, за то, в чем был виноват он. И она с ужасом осознала, как далеко зашла ее нелепая любовь. Она повернулась, не сказав ни единого слова, и стала подниматься по ступенькам, гордо подняв голову и прямо держа спину.
Николас смотрел, как она уходит. Смотрел на ее узкую, прямую и такую изящную фигуру, обтянутую розовым шелком. Он вошел в темный салон, приблизился к окну и стал смотреть на посеребренный лунным светом канал. Ярость, охватившая его, была до того сильной, что ему казалось, она разорвет его на части. Ему хотелось убивать. Ему необходимо было остыть, прежде чем он коснется Жизлен.
Жизлен сидела в кресле, аккуратно сложив руки на коленях, когда он вошел. Она не обращала на него внимания, продолжая смотреть на пол, пока он не сунул стакана с бренди в ее холодные, как лед, руки.
Николас уже снял сапоги и камзол. Он отошел к окну, понимая, что его близость лишь усилит ее волнение, и, опершись о подоконник, стал за ней наблюдать.
— У мадам Клод? — тихо спросил он. Она вздрогнула, он заметил пробежавшую по телу судорогу, и ему ужасно захотелось подойти к ней, обнять, прижать к себе, и не отпускать, пока она не успокоится. Он не двинулся с места, боясь испугать ее, боясь дотронуться до нее. Боясь, что, если и в этот раз она скажет нет, он не послу-шается.
— Я видела вас там, — произнесла Жизлен, и голос ее был далеким, словно из иного мира, — в ту ночь этот человек изнасиловал меня. Меня тащили наверх, но я слышала ваш голос. Вы были там.
— Вполне возможно, — он ответил ей спокойно и холодно. — Я вас не видел.
— Нет, видели. Вы спрашивали у мадам Клод, когда я буду свободна.
— Как вы туда попали?
— Меня привел один человек. Он нашел меня на улице, когда я залезла в карман пьяницы, и он привел меня туда и продал этой ужасной женщине, а она предложила меня знатному гостю. Кажется, вы называли его графом Рэксомом.
— У него отвратительная репутация.
— Он любит девственниц. И любит причинять боль.
— Как долго вы там оставались?
— Вполне достаточно.
— Сколько?
— Вы хотите узнать, насколько я развращена? Нравилось ли мне там? Научилась ли я каким-нибудь фокусам, которые могут прийтись вам по вкусу? — Голос ее срывался, она была близка к истерике.
— Нет, — ответил Блэкторн, не скрывая досады, — я должен знать, сколько мне заставить его страдать, перед тем как я убью его.
Она горько усмехнулась.
— Месть не поможет. Вам не кажется, что я, наконец, это хорошо усвоила? Почему вам захотелось его убить? Вы что, убьете всех мужчин, которым я продавала свое тело?
Николас сделал глоток бренди.
— Не исключено, — ответил он задумчиво, — если у меня хватит времени. А сколько их было?
Жизлен встала и подошла к нему.
— Я торговала собой на улицах Парижа, — тихо сказала она, — старый еврей находил для меня клиентов.
Он оглядел ее с головы до ног, а потом с пониманием кивнул.
— Звучит трагически, согласен, — сказал он, а потом голос его стал жестким. — Вы выжили, Жизлен. Вы делали то, что были вынуждены делать. Пустая трата времени — причитать и жалеть себя. Мне наплевать, скольких мужчин вы обслужили в парижских трущобах. Если вам это принесет облегчение, я готов поубивать их всех, я, только не убежден, что сумею всех отыскать. Мне это безразлично. Не безразлично вам. Вы презираете себя за то, что выжили, и я никак не пойму, почему.
— Потому что Шарля-Луи нет! — крикнула она.
Он помолчал.
— Ваш брат, — сказал он тихо. — Выделали это ради него, да?
— Не имеет значения, почему я это делала.
— Имеет. Если вы делали это ради кого-то кого вы любили, то с вашей стороны еще большая глупость презирать себя за это.
— Глупость, — повторила она голосом полным отчаяния и, отвернувшись от него, продолжила, — думать, что я смогу найти покой, кому-то довериться, полю… — она не смогла договорить, задохнувшись.
Схватив ее за руку, он повернул ее к себе.
— Вы не договорили, мадемуазель, — сказал он спокойно, — полюбить? — она попыталась вырваться, но он был слишком сильным. Он прижал ее к себе, без труда зажав ее запястья одной рукой, а второй приподнимая ее гневное, взволнованное лицо кверху, — так договаривайте, — повторил он хрипло.
— Это вас я хочу убить, — кричала она, плохо понимая смысл своих слов, — вы виноваты во всем…
— Ох, оставьте же это Жизлен, — не выдержал он, — алчность вашего отца принесла несчастье вашей семье. Я был глупым, самонадеянным мальчишкой, согласен. Но не я продал вас в публичный дом, не я изнасиловал и обесчестил вас. — Он грубо отшвырнул ее от себя, чувствуя, что теряет терпение. — Если вы уверены, что хотите меня убить, хватит болтать, убивайте!
Она сейчас почти ничего не соображала, дыхание ее стало прерывистым, взгляд безумным.
— Если бы я могла…
Достав нож из заднего кармана панталон, он вложил его в ее руку. Это был большой и очень острый нож, его стальное лезвие поблескивало при свете свечи.
— Вы хотите меня убить, — повторил он, разрывая на себе белоснежную рубашку и подставляя грудь под удар, — так давайте.
Она в ужасе взглянула на нож, потом перевела взгляд на него.
— Давайте! — грохотал он, хватая ее за руку и заставляя нацелить на него острие.
Она закричала, стала вырываться и лезвие, скользнув по его телу, порезало ему плечо. Он почти не ощутил боли, только почувствовал, как сочится кровь из глубокого пореза. Он отпустил Жизлен, и она, отпрянув в ужасе смотрела на него, продолжая сжимать в руке окровавленный нож.
— Не получается, да? — спросил он, надвигаясь на нее. — У вас есть две возможности, Жизлен. Вам придется или убить меня, или полюбить. Решайте.
Николас смотрел, как ее пальцы снова сжимаются на рукоятке, не зная, на что она решится на этот раз. Он стоял напротив нее в пропитанной кровью рубашке и ждал.
— О Господи, — сказала Жизлен дрогнувшим голосом.
Нож со звоном ударился об пол, и она бросилась к нему в объятия.
Он поймал ее, и его охватило торжество. Шелковое платье трещало под его нетерпеливыми пальцами, он положил ее на постель, и сам опустился рядом, впопыхах сдирая с себя одежду. Она так давно не позволяла ему касаться себя, что ему казалось, он сходит с ума. Он поцеловал ее, она ему ответила, и он ощутил вкус слез на ее щеке. Ему хотелось зарыться в нее, утонуть в ее жаркой плоти. Она гладила его по голове, и прижимала к себе все теснее. Он целовал ее грудь, живот, бедра с той изощренностью, которую приобрел, когда спал с бесчисленными, безликими женщинами, встречи с которыми лишь предвосхитили этот миг, эту женщину, и то наслаждение, которое он хотел ей дать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Все уже легли спать. Войдя в дом, они не увидели ни Трактирщика, ни других слуг.
— Поднимайтесь наверх, — сказал Николас, и это были первые слова, которые он произнес с тех пор, как они покинули званый вечер. — Я сейчас приду.
Ей хотелось броситься к его ногам, умоляя простить ее за то, в чем она не была виновата, за то, в чем был виноват он. И она с ужасом осознала, как далеко зашла ее нелепая любовь. Она повернулась, не сказав ни единого слова, и стала подниматься по ступенькам, гордо подняв голову и прямо держа спину.
Николас смотрел, как она уходит. Смотрел на ее узкую, прямую и такую изящную фигуру, обтянутую розовым шелком. Он вошел в темный салон, приблизился к окну и стал смотреть на посеребренный лунным светом канал. Ярость, охватившая его, была до того сильной, что ему казалось, она разорвет его на части. Ему хотелось убивать. Ему необходимо было остыть, прежде чем он коснется Жизлен.
Жизлен сидела в кресле, аккуратно сложив руки на коленях, когда он вошел. Она не обращала на него внимания, продолжая смотреть на пол, пока он не сунул стакана с бренди в ее холодные, как лед, руки.
Николас уже снял сапоги и камзол. Он отошел к окну, понимая, что его близость лишь усилит ее волнение, и, опершись о подоконник, стал за ней наблюдать.
— У мадам Клод? — тихо спросил он. Она вздрогнула, он заметил пробежавшую по телу судорогу, и ему ужасно захотелось подойти к ней, обнять, прижать к себе, и не отпускать, пока она не успокоится. Он не двинулся с места, боясь испугать ее, боясь дотронуться до нее. Боясь, что, если и в этот раз она скажет нет, он не послу-шается.
— Я видела вас там, — произнесла Жизлен, и голос ее был далеким, словно из иного мира, — в ту ночь этот человек изнасиловал меня. Меня тащили наверх, но я слышала ваш голос. Вы были там.
— Вполне возможно, — он ответил ей спокойно и холодно. — Я вас не видел.
— Нет, видели. Вы спрашивали у мадам Клод, когда я буду свободна.
— Как вы туда попали?
— Меня привел один человек. Он нашел меня на улице, когда я залезла в карман пьяницы, и он привел меня туда и продал этой ужасной женщине, а она предложила меня знатному гостю. Кажется, вы называли его графом Рэксомом.
— У него отвратительная репутация.
— Он любит девственниц. И любит причинять боль.
— Как долго вы там оставались?
— Вполне достаточно.
— Сколько?
— Вы хотите узнать, насколько я развращена? Нравилось ли мне там? Научилась ли я каким-нибудь фокусам, которые могут прийтись вам по вкусу? — Голос ее срывался, она была близка к истерике.
— Нет, — ответил Блэкторн, не скрывая досады, — я должен знать, сколько мне заставить его страдать, перед тем как я убью его.
Она горько усмехнулась.
— Месть не поможет. Вам не кажется, что я, наконец, это хорошо усвоила? Почему вам захотелось его убить? Вы что, убьете всех мужчин, которым я продавала свое тело?
Николас сделал глоток бренди.
— Не исключено, — ответил он задумчиво, — если у меня хватит времени. А сколько их было?
Жизлен встала и подошла к нему.
— Я торговала собой на улицах Парижа, — тихо сказала она, — старый еврей находил для меня клиентов.
Он оглядел ее с головы до ног, а потом с пониманием кивнул.
— Звучит трагически, согласен, — сказал он, а потом голос его стал жестким. — Вы выжили, Жизлен. Вы делали то, что были вынуждены делать. Пустая трата времени — причитать и жалеть себя. Мне наплевать, скольких мужчин вы обслужили в парижских трущобах. Если вам это принесет облегчение, я готов поубивать их всех, я, только не убежден, что сумею всех отыскать. Мне это безразлично. Не безразлично вам. Вы презираете себя за то, что выжили, и я никак не пойму, почему.
— Потому что Шарля-Луи нет! — крикнула она.
Он помолчал.
— Ваш брат, — сказал он тихо. — Выделали это ради него, да?
— Не имеет значения, почему я это делала.
— Имеет. Если вы делали это ради кого-то кого вы любили, то с вашей стороны еще большая глупость презирать себя за это.
— Глупость, — повторила она голосом полным отчаяния и, отвернувшись от него, продолжила, — думать, что я смогу найти покой, кому-то довериться, полю… — она не смогла договорить, задохнувшись.
Схватив ее за руку, он повернул ее к себе.
— Вы не договорили, мадемуазель, — сказал он спокойно, — полюбить? — она попыталась вырваться, но он был слишком сильным. Он прижал ее к себе, без труда зажав ее запястья одной рукой, а второй приподнимая ее гневное, взволнованное лицо кверху, — так договаривайте, — повторил он хрипло.
— Это вас я хочу убить, — кричала она, плохо понимая смысл своих слов, — вы виноваты во всем…
— Ох, оставьте же это Жизлен, — не выдержал он, — алчность вашего отца принесла несчастье вашей семье. Я был глупым, самонадеянным мальчишкой, согласен. Но не я продал вас в публичный дом, не я изнасиловал и обесчестил вас. — Он грубо отшвырнул ее от себя, чувствуя, что теряет терпение. — Если вы уверены, что хотите меня убить, хватит болтать, убивайте!
Она сейчас почти ничего не соображала, дыхание ее стало прерывистым, взгляд безумным.
— Если бы я могла…
Достав нож из заднего кармана панталон, он вложил его в ее руку. Это был большой и очень острый нож, его стальное лезвие поблескивало при свете свечи.
— Вы хотите меня убить, — повторил он, разрывая на себе белоснежную рубашку и подставляя грудь под удар, — так давайте.
Она в ужасе взглянула на нож, потом перевела взгляд на него.
— Давайте! — грохотал он, хватая ее за руку и заставляя нацелить на него острие.
Она закричала, стала вырываться и лезвие, скользнув по его телу, порезало ему плечо. Он почти не ощутил боли, только почувствовал, как сочится кровь из глубокого пореза. Он отпустил Жизлен, и она, отпрянув в ужасе смотрела на него, продолжая сжимать в руке окровавленный нож.
— Не получается, да? — спросил он, надвигаясь на нее. — У вас есть две возможности, Жизлен. Вам придется или убить меня, или полюбить. Решайте.
Николас смотрел, как ее пальцы снова сжимаются на рукоятке, не зная, на что она решится на этот раз. Он стоял напротив нее в пропитанной кровью рубашке и ждал.
— О Господи, — сказала Жизлен дрогнувшим голосом.
Нож со звоном ударился об пол, и она бросилась к нему в объятия.
Он поймал ее, и его охватило торжество. Шелковое платье трещало под его нетерпеливыми пальцами, он положил ее на постель, и сам опустился рядом, впопыхах сдирая с себя одежду. Она так давно не позволяла ему касаться себя, что ему казалось, он сходит с ума. Он поцеловал ее, она ему ответила, и он ощутил вкус слез на ее щеке. Ему хотелось зарыться в нее, утонуть в ее жаркой плоти. Она гладила его по голове, и прижимала к себе все теснее. Он целовал ее грудь, живот, бедра с той изощренностью, которую приобрел, когда спал с бесчисленными, безликими женщинами, встречи с которыми лишь предвосхитили этот миг, эту женщину, и то наслаждение, которое он хотел ей дать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83