Ты пойдешь к нему и будешь делать все, что он прикажет. Если ты откажешься, Шарль-Луи умрет.
— Откуда он мог узнать о нас, обо мне, о Шарле-Луи?
— Ты заметна, Жизлен. Хоть ты и прячешься в тень, люди знают об аристократке и ее брате. Ты слишком красива даже в лохмотьях, чтобы оставаться незамеченной. А цель этого человека — знать все. Не думай, что ты сможешь защитить Шарля-Луи. От него нельзя никого защитить. Самое большее, на что ты можешь надеяться, это удовлетворить его желание.
Она еще раз взглянула на Шарля-Луи. Его глаза были закрыты, спутанные волосы падали на истощенное лицо, худая грудь с усилием приподнималась. Он слышал каждое слово. Ей оставалось лишь надеяться, что Старый Скелет прав и что он ничего не понимает.
— Когда? — спросила она, понимая, что у нее нет выбора. — Где?
— В доме Поркэна. Он уже стал хозяином. Не верь, если он притворится великодушным. Это волк, который ради своего удовольствия, готов перегрызть горло любому. Будь осторожна.
— И кто же этот волк? — спросила она устало.
— Его зовут Жан-Люк Мальвивэ.
Жизлен не сразу поняла, где она находится. Она лежала на шотландском лугу, над ее головой светило солнце, сладкий запах цветов щекотал ей ноздри. Земля под ней была твердой, но не тверже мостовых Парижа, солнце теплым, а небо удивительно голубым. Темные, зловонные городские улицы давно исчезли. Ноги ее больше никогда не будет во Франции.
Кажется, впервые она обрадовалась тому, что они с Николасом заключили перемирие. Если бы ей не была дорога ее честь, она бы уже сбежала, была бы далеко от него. Но она дала слово и намеревалась сдержать его. Кроме того, этот день мира, покоя, и солнечного света возвратил ей то, что она давным-давно утратила.
Жизлен села и с наслаждением огляделась вокруг. Она не слишком часто задумывалась о будущем — жизнь это просто путь, по которому надо двигаться день за днем, и роптать столь же бессмысленно, как и надеяться. И все же, если ветры судьбы будут к ней благосклонны, она бы хотела жить в деревне. Где-нибудь вдали от городского зловония и людей, там, где растут деревья и цветы, поют птицы, пахнет мокрой землей и бегут быстрые ручьи.
Ей нравилось это место. Голубовато-багряные горы вдали, вековые деревья, каменистая почва. Она никогда прежде не бывала в таком краю — уединенном и мирном. Пожалуй, здесь она могла бы чувствовать себя счастливой.
Жизлен сомневалась, что найдет сейчас какие-нибудь ягоды, но неторопливо поднялась. Волосы ее высохли и спутались, и ей захотелось обрезать их только что наточенным ножом, который дал ей Николас. Она не смогла этого сделать. Жертвам мадам Гильотины волосы обрезали заранее, чтобы они не мешали работе ножа. Каждый раз, когда ей хотелось подстричь свои локоны, она начинала ощущать холод металла на шее.
Ягод не было, зато были цветы. Она нагнулась, вдохнула аромат и только собиралась сорвать нежное растение, как услышала знакомый, выводящий ее из терпения голос.
— Самая настоящая пастораль, Жизлен, — произнес Блэкторн. — Мария-Антуанетта в роли пастушки. Если бы я знал, что вы столь падки до деревенских радостей, мы бы сделали остановку раньше.
Жизлен замерла, но запах цветов был слишком раздражающим, и она, медленно выпрямившись, взглянула на него и спросила:
— Как ваш улов?
Это был вежливый вопрос, но он не ответил, а покачал головой и приблизился к ней.
— Пока никак, — ответил он.
Она отскочила, когда он подошел к ней совсем близко.
— Вы дали слово, что не будете до меня дотрагиваться, — сказала она, не замечая, что голос выдает ее испуг. На его лице снова появилась коварная ухмылка.
— Ну что вам ответить, моя милая, я, как всегда, солгал.
14
Жизлен смотрела на него, как перепуганная серна, своими огромными темными глазами. Она редко выглядела испуганной, но сейчас явно боялась.
— Я хочу всего лишь вас поцеловать, ma petite, — тихо и вкрадчиво произнес Николас голосом, которым обычно усмирял норовистых лошадей и встревоженных женщин. Он знал, что ни одна не может устоять перед этим ласкающим слух мурлыканьем.
Жизлен, конечно, крепкий орешек. Она не из тех, кого легко приручить — женщину, которая не раздумывая прибегает к помощи яда, не так-то просто выбить из колеи. Но все же что-то заставило ее трепетать, когда он близко, и это ему очень нравилось.
— Вы обещали, — повторила она, отступая.
— У меня ведь нет совести, я предупреждал, — уверенно сказал он. — Кроме того, сегодня чудесный день — ласковый ветерок, и рядом прелестная женщина. От подобного соблазна не устоять даже самой святой душе.
— А вы, конечно же… — она оступилась, попятившись, а он, не дав ей упасть, притянул к себе. Жизлен оттолкнула его, но не так решительно, как могла бы.
— Всего один поцелуй, любовь моя, — произнес он, взял ее за подбородок и, приподняв ей голову кверху, поцеловал в губы. Жизлен затихла, ощущая пробежавшую по телу легкую дрожь, и не понимая, чем она вызвана — ненавистью или желанием.
Николас посмотрел на нее. Она закрыла глаза и побледнела.
— Откройте ваш ротик, — пробормотал он. — Чем скорее вы сдадитесь, тем быстрее все кончится. Это ведь только обычный поцелуй, и ничего больше.
Легким нажатием пальцев он заставил Жизлен приоткрыть рот, и принялся целовать ее, медленно, чуть лениво, используя все известные ему ухищрения. Застыв в его руках, она на этот раз не сопротивлялась. Ее напряженное тело становилось все податливей. Николас слышал, как жужжат невдалеке пчелы, поют птицы, шумит над их головами листва, и ему просто отчаянно захотелось кинуть Жизлен на сладко пахнущую траву и, содрав одежду с нее и с себя, упиваться ее телом.
Он и сам не знал, что остановило его. Разумеется, не отсутствие желания. Он чувствовал сейчас себя как несдержанный мальчишка, готовый потерять голову от одного ее прикосновения. Возможно, когда ее руки в беспомощной мольбе сжали его плечи, он впервые в жизни захотел повести себя благородно.
Он осторожно отпустил ее, провел губами по ее щеке, убедился, что она твердо стоит на ногах, и отпустил.
— Вот видите, — сказал он совершенно как ни в чем не бывало, — обычный поцелуй, и ничего больше.
— Если это был обычный поцелуй, — ответила она, — то мне трудно представить себе необычный.
— Я продемонстрирую его вам, как только вы захотите, — ответил Николас, и снова потянулся к ней, но на этот раз она проворно отскочила. — Куда вы идете? — спросил он.
— Домой. Если вам не удалось наловить рыбы, то придется мне что-нибудь придумать. Этого древнего петуха, которого притащил Трактирщик, придется варить целый день, чтобы он стал съедобным.
— Вы, вероятно, хотите, чтобы я свернул ему шею? — он страдальчески закатил глаза.
— Вовсе нет, — ответила Жизлен с усмешкой, — я сама отлично умею резать… петухов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
— Откуда он мог узнать о нас, обо мне, о Шарле-Луи?
— Ты заметна, Жизлен. Хоть ты и прячешься в тень, люди знают об аристократке и ее брате. Ты слишком красива даже в лохмотьях, чтобы оставаться незамеченной. А цель этого человека — знать все. Не думай, что ты сможешь защитить Шарля-Луи. От него нельзя никого защитить. Самое большее, на что ты можешь надеяться, это удовлетворить его желание.
Она еще раз взглянула на Шарля-Луи. Его глаза были закрыты, спутанные волосы падали на истощенное лицо, худая грудь с усилием приподнималась. Он слышал каждое слово. Ей оставалось лишь надеяться, что Старый Скелет прав и что он ничего не понимает.
— Когда? — спросила она, понимая, что у нее нет выбора. — Где?
— В доме Поркэна. Он уже стал хозяином. Не верь, если он притворится великодушным. Это волк, который ради своего удовольствия, готов перегрызть горло любому. Будь осторожна.
— И кто же этот волк? — спросила она устало.
— Его зовут Жан-Люк Мальвивэ.
Жизлен не сразу поняла, где она находится. Она лежала на шотландском лугу, над ее головой светило солнце, сладкий запах цветов щекотал ей ноздри. Земля под ней была твердой, но не тверже мостовых Парижа, солнце теплым, а небо удивительно голубым. Темные, зловонные городские улицы давно исчезли. Ноги ее больше никогда не будет во Франции.
Кажется, впервые она обрадовалась тому, что они с Николасом заключили перемирие. Если бы ей не была дорога ее честь, она бы уже сбежала, была бы далеко от него. Но она дала слово и намеревалась сдержать его. Кроме того, этот день мира, покоя, и солнечного света возвратил ей то, что она давным-давно утратила.
Жизлен села и с наслаждением огляделась вокруг. Она не слишком часто задумывалась о будущем — жизнь это просто путь, по которому надо двигаться день за днем, и роптать столь же бессмысленно, как и надеяться. И все же, если ветры судьбы будут к ней благосклонны, она бы хотела жить в деревне. Где-нибудь вдали от городского зловония и людей, там, где растут деревья и цветы, поют птицы, пахнет мокрой землей и бегут быстрые ручьи.
Ей нравилось это место. Голубовато-багряные горы вдали, вековые деревья, каменистая почва. Она никогда прежде не бывала в таком краю — уединенном и мирном. Пожалуй, здесь она могла бы чувствовать себя счастливой.
Жизлен сомневалась, что найдет сейчас какие-нибудь ягоды, но неторопливо поднялась. Волосы ее высохли и спутались, и ей захотелось обрезать их только что наточенным ножом, который дал ей Николас. Она не смогла этого сделать. Жертвам мадам Гильотины волосы обрезали заранее, чтобы они не мешали работе ножа. Каждый раз, когда ей хотелось подстричь свои локоны, она начинала ощущать холод металла на шее.
Ягод не было, зато были цветы. Она нагнулась, вдохнула аромат и только собиралась сорвать нежное растение, как услышала знакомый, выводящий ее из терпения голос.
— Самая настоящая пастораль, Жизлен, — произнес Блэкторн. — Мария-Антуанетта в роли пастушки. Если бы я знал, что вы столь падки до деревенских радостей, мы бы сделали остановку раньше.
Жизлен замерла, но запах цветов был слишком раздражающим, и она, медленно выпрямившись, взглянула на него и спросила:
— Как ваш улов?
Это был вежливый вопрос, но он не ответил, а покачал головой и приблизился к ней.
— Пока никак, — ответил он.
Она отскочила, когда он подошел к ней совсем близко.
— Вы дали слово, что не будете до меня дотрагиваться, — сказала она, не замечая, что голос выдает ее испуг. На его лице снова появилась коварная ухмылка.
— Ну что вам ответить, моя милая, я, как всегда, солгал.
14
Жизлен смотрела на него, как перепуганная серна, своими огромными темными глазами. Она редко выглядела испуганной, но сейчас явно боялась.
— Я хочу всего лишь вас поцеловать, ma petite, — тихо и вкрадчиво произнес Николас голосом, которым обычно усмирял норовистых лошадей и встревоженных женщин. Он знал, что ни одна не может устоять перед этим ласкающим слух мурлыканьем.
Жизлен, конечно, крепкий орешек. Она не из тех, кого легко приручить — женщину, которая не раздумывая прибегает к помощи яда, не так-то просто выбить из колеи. Но все же что-то заставило ее трепетать, когда он близко, и это ему очень нравилось.
— Вы обещали, — повторила она, отступая.
— У меня ведь нет совести, я предупреждал, — уверенно сказал он. — Кроме того, сегодня чудесный день — ласковый ветерок, и рядом прелестная женщина. От подобного соблазна не устоять даже самой святой душе.
— А вы, конечно же… — она оступилась, попятившись, а он, не дав ей упасть, притянул к себе. Жизлен оттолкнула его, но не так решительно, как могла бы.
— Всего один поцелуй, любовь моя, — произнес он, взял ее за подбородок и, приподняв ей голову кверху, поцеловал в губы. Жизлен затихла, ощущая пробежавшую по телу легкую дрожь, и не понимая, чем она вызвана — ненавистью или желанием.
Николас посмотрел на нее. Она закрыла глаза и побледнела.
— Откройте ваш ротик, — пробормотал он. — Чем скорее вы сдадитесь, тем быстрее все кончится. Это ведь только обычный поцелуй, и ничего больше.
Легким нажатием пальцев он заставил Жизлен приоткрыть рот, и принялся целовать ее, медленно, чуть лениво, используя все известные ему ухищрения. Застыв в его руках, она на этот раз не сопротивлялась. Ее напряженное тело становилось все податливей. Николас слышал, как жужжат невдалеке пчелы, поют птицы, шумит над их головами листва, и ему просто отчаянно захотелось кинуть Жизлен на сладко пахнущую траву и, содрав одежду с нее и с себя, упиваться ее телом.
Он и сам не знал, что остановило его. Разумеется, не отсутствие желания. Он чувствовал сейчас себя как несдержанный мальчишка, готовый потерять голову от одного ее прикосновения. Возможно, когда ее руки в беспомощной мольбе сжали его плечи, он впервые в жизни захотел повести себя благородно.
Он осторожно отпустил ее, провел губами по ее щеке, убедился, что она твердо стоит на ногах, и отпустил.
— Вот видите, — сказал он совершенно как ни в чем не бывало, — обычный поцелуй, и ничего больше.
— Если это был обычный поцелуй, — ответила она, — то мне трудно представить себе необычный.
— Я продемонстрирую его вам, как только вы захотите, — ответил Николас, и снова потянулся к ней, но на этот раз она проворно отскочила. — Куда вы идете? — спросил он.
— Домой. Если вам не удалось наловить рыбы, то придется мне что-нибудь придумать. Этого древнего петуха, которого притащил Трактирщик, придется варить целый день, чтобы он стал съедобным.
— Вы, вероятно, хотите, чтобы я свернул ему шею? — он страдальчески закатил глаза.
— Вовсе нет, — ответила Жизлен с усмешкой, — я сама отлично умею резать… петухов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83