Сейчас, задним числом все припоминая, я думаю, что для того, что произошло между мной и Ангелом, присутствие Красена Билялова имело большое значение. Думаю, разговор у нас пошел бы иначе, может, я бы уступила или хотя бы пожалела Ангела, потому что его и впрямь жалко было… Но я знала, что Красен в кухне и все слышит, это придавало мне, как я тогда считала, силы. А сейчас думаю, что это его присутствие было решающим, что оно в сущности помешало Ангелу добиться своей цели. Вот видите, как я об этом рассказываю, словно речь идет о решении другого человека, а не о моем решении, и я словно бы хочу свалить свою вину на другого… Когда у Ангела началась истерика, я искренне пожалела, что Красен подслушивает, но прогнать его не могла.
Дальше буду короче, хватит мне оправдываться. Ангел напился и начал безо всякого стеснения унижаться. Сначала он прослезился – я думала, это он спьяну расчувствовался… И сказала ему, что мне пора уезжать, за мной сейчас зайдут. Он заплакал, сначала беззвучно, потом начал громко всхлипывать. Ужасное зрелище! Никогда бы не подумала, что мужчина может дойти до такого. Меня зло взяло, что Красен там, за стеной. В какой-то момент мне даже захотелось успокоить Ангела, приласкать его, как ребенка. Не смейтесь! Я говорю искренне! Такие уж мы, женщины. Не много нам надо, чтобы простить. Ангел, верно, на это и рассчитывал, сознательно или бессознательно… Но я осталась твердой, холодно смотрела, как он плачет, и сейчас даже сама прихожу от себя в ужас. Тогда случилось самое страшное. Он стал вытаскивать пачки денег из внутренних карманов, достал четыре пачки двадцатилевовых бумажек и положил торжественно передо мной. Для меня он их, оказывается, копил, для нашей будущей семейной жизни, и хочет мне их отдать, они мои. Иначе его жизнь не имеет смысла. Я, конечно, стала засовывать деньги обратно ему в карманы, но он их опять вытащил и, как безумный, стал ими швырять в стену. На одной пачке лопнула бумажная лента, деньги рассыпались по всей комнате… Как видите, товарищ следователь, мне хорошо известно об этих деньгах, об этих проклятых деньгах, только у меня не было никакой возможности рассказать вам о них. Ведь я же решила лгать! Ну, ладно…
В это время Ангелу стало плохо, он побледнел, сказал, что его что-то душит и что голова у него кружится, я помогла ему лечь на диван. Я ужасно испугалась, потому что он почти потерял сознание… Пошла на кухню к Красену, перебрала все лекарства, которые у меня были, ничего успокоительного не нашла, даже валерьянки, и тут Красен сказал, что у него есть снотворное и что оно тоже действует успокаивающе. Мы решили растворить гексадорм в воде и дать Ангелу выпить. Красен принялся его растворять, а я вернулась к Ангелу. Он тяжело дышал, у него болело в груди, но ему вроде бы становилось легче. Тогда я взяла чашку у Красена, лекарство уже растворилось, и заставила Ангела выпить. Скоро ему стало немного лучше, он попробовал встать, но не смог, у него страшно кружилась голова, может, от коньяка, а может, лекарство уже начало действовать. Он лежал, а время шло, было уже полдесятого. Красен сказал, что он так уснет и мы до завтра не уедем. Тогда мы решили, что пора Красену появиться, как будто он заехал за мной. И предложить Ангелу проводить его до дому. Так все и произошло. Он позвонил, словно только что пришел, вошел в комнату, мы говорили, решали, и Ангел согласился уехать домой, раз Красен его проводит. Я помогла ему одеться, рассовала деньги по карманам, и Красен довел его до машины. Вот и все. Больше я его не видела. Красен проводил его до самого дома. По дороге Ангел пришел в себя, сумел сам выйти из машины, они попрощались у дверей, и Красен поехал обратно… Он задержался на обратном пути, сказал, что искал такси, не смог найти, пришлось ему добираться сначала на автобусе, потом на троллейбусе, и мы выехали в Стара-Загору только в полдвенадцатого…
Все, что было дальше, вам известно. Нет, осталось сказать еще одно, очень важное, может быть, самое важное! Почему я лгала? Когда на конкурсе мы узнали о смерти Ангела, я вам об этом говорила, то я была до того потрясена, что на меня нашло какое-то умопомрачение, которое, конечно, меня нисколько не оправдывает, и тогда я решила лгать. Как будто можно уйти от ответа, как будто можно внушить самой себе, что эта встреча не состоялась! Может быть, вы заметили, я и сама почти начала верить, что была в Стара-Загоре, а не встречалась с Ангелом… Говорят, человек стремится сделать как лучше. К этому стремилась и я, но как отвратительно, что он смотрит на это глазами своей выгоды.
Поэтому я попросила Красена говорить то же, что и я: что встреча с Ангелом не состоялась, что мы выехали в Стара-Загору после обеда. Заставила лгать еще одного человека! Притом невинного!
И вот что странно: я лгала и в то же время понимала, что в любой момент без всяких угрызений совести признаюсь в своей лжи, как будто участвую в какой-то игре, но стоит ей кончиться, как все встанет на свои места, все образуется. Теперь, когда я вам все рассказала, игра кончилась, но отчего у меня не стало легче на душе? Все становится на свои места, но сама я уже другая. И никогда не смогу быть такой, какой была. И наверно, эта девушка, которая обозвала меня так, как я того и заслуживаю, имела на это право. Хорошо, что они пришли, эти две девушки, и я поняла, что я наделала, и призналась в своей лжи.
Только что звонила Красену, он убеждал меня не признаваться в своей вине, потому что по сути никакой вины за мной нет (он меня немного идеализирует), но я села и написала вам. Виновата ли я, по вашему мнению, или нет, не знаю. Я себя уже обвинила».
Внизу Зорница Стойнова очень старательно вывела свое имя и фамилию – точно для того, чтобы не было ни малейшего сомнения в правдивости ее признания. В том, что она больше не играет. Что она уже не управляет своим кукольным театром. Что решительно покидает сцену.
ГЛАВА XXVII
Письмо Зорницы неожиданно озарило все ярким светом, все теперь выглядело логичным, все факты встали на свои места, как кубики в детской мозаике. У меня было много догадок, я даже предугадал объяснение, которое Зорница дала своей игре, – желание спрятать голову под крыло и в выдумках растопить чувство вины. Решила вопрос с присущей ей практичностью. За то, в чем она себя обвиняла, ни в одном уголовном кодексе нет наказания. Она, если можно так выразиться, ускользнула из наших сетей, нам не в чем обвинить Зорницу Стойнову. И все-таки, все-таки! Эта женщина приукрашивала действительность легко и бездумно, делала все столь приятным и даже красивым, что невольно возникало сомнение, рассказала ли она и в этом письме всю правду, не скрыла ли чего-нибудь?
К половине четвертого мы явились к Троянскому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52