Во всяком случае никакой веревочки, к которой были бы привязаны принадлежавшие им сокровища. «Может, на дне что-то и лежит, – сказал он, – но чтобы спуститься в колодец, необходим водолазный костюм, а у меня его нет. Проверьте сами – вдруг найдете», – посоветовал он нам.
А искал он золото по той причине, что прошел год, как Ангел вывез первую партию золота, так что с тех пор у него, по всем данным, накопилось достаточно – тысяч на десять.
Допрашивали Патронева в моем кабинете. Донков стоял у двери. Троянский сел в сторонке у окна.
Патронев – бледный, невыспавшийся, с красными глазами – сидел напротив меня, лишь изредка поднимая голову. Говорил спокойно, как человек, давно все обдумавший. Но за внешним спокойствием чувствовалось внутреннее напряжение, что-то неврастеническое, будто он испытывал удовольствие от своего подробного рассказа, которым невольно обличал сам себя.
– Прежде, чем перейти к последней, самой важной части нашего разговора, – сказал я, – предлагаю вам откровенно рассказать нам все, что касается смерти Ангела Борисова. Вы ведь знаете, чистосердечное признание существенно повлияет на решение суда. Даю вам пять минут на размышление.
Патронев поднял голову, посмотрел на меня, провел рукой по волосам и, опустив ее, с сожалением произнес:
– Зачем ждать пять минут? Мне больше нечего сказать… Ничего, имеющего отношение к тому, что сделал с собой Ангел…
– Вы утверждаете, что Ангел Борисов покончил жизнь самоубийством?
Патронев с тревогой взглянул на меня, глаза его невольно сузились – он ощутил приближение опасности.
– Я не утверждаю, – сказал он. – Я только предполагаю.
– Вы сказали это с такой уверенностью. Какие у вас основания предполагать, что Ангел Борисов покончил с собой?
– Никаких, – не задумываясь ответил Патронев.
– Почему же вы тогда говорите о самоубийстве?
– Все так считают…
– Кто именно?
– Я звонил к нему на работу, и мне так сказали.
– На работу сообщили, что Ангел Борисов найден на даче мертвым.
– Тогда не знаю. Может, там неправильно поняли. Я вспомнил рассказ секретарши Конова.
Патронев говорил спокойно, несмотря на то, что три пары глаз наблюдали за ним. Зорко следили за малейшим его движением, голосом, взглядом, выражением лица.
– Вы не упомянули о том, что пришли к Спасову в гараж, чтобы встретиться с Борисовым, и что вы вместе уехали от него.
– Не говорил, но я этого не отрицаю.
– Почему же вы не упомянули об этом?
– Какое это имеет значение.
– Имеет. Вы последний человек, который видел Борисова перед смертью. Расскажите подробно, что произошло после того, как вы покинули гараж Спасова.
Тут Патронев начал хитрить, о чем свидетельствовали многочисленные, хотя и незаметные невнимательному глазу, подробности: он выпрямился, сел поустойчивей, подобрался и, помедлив, стал неторопливо рассказывать:
– Мы не договаривались с Ангелом о встрече. Я случайно узнал от Спиридона, что он приедет за машиной. Мне надо было поговорить с ним насчет золота. Он ждал, когда уточнят сроки его поездки в Швецию, и я хотел узнать, что у него нового… Об этом мы и говорили в машине. Он сказал, в семь у него свидание, и спросил, где меня высадить. Я сошел у стадиона. Больше мы с ним не виделись…
– В котором часу вы с ним расстались?
– Без пятнадцати семь.
– Судя по показаниям Спасова, вы уехали из гаража в шесть пятнадцать. Не позже, поскольку Борисов торопился. Езды на машине от гаража до стадиона минут пять – восемь, смотря по тому, сколько ждешь у светофора. А у вас получается вместо восьми минут – полчаса…
– Он ехал медленно.
– Вы не останавливались?
– Нет… Он медленно ехал, да и не могу же я помнить все с точностью до минуты.
– Что вам сказал Борисов?
– Что командировка намечена на первую половину декабря. Примерно на двенадцатое число, если будет получено подтверждение от фирмы.
– И никаких других вопросов не обсуждали?
– Не помню… Нет.
– Что вы делали, Патронев, после того, как расстались с Борисовым? Расскажите подробно.
– Пошел к приятелю, играл в карты.
– Точнее. Назовите адрес, имена, с какого до какого часа вы там были.
Патронев дал исчерпывающие сведения о трех партнерах по покеру – начали около восьми, кончили около двенадцати, – потом он на такси поехал домой.
– Такси вызвали по телефону?
– Нет, на улице поймал. После двенадцати в центре нетрудно найти такси.
– Номер машины помните? – Нет.
– Куда вы поехали?
– Домой.
– Вас кто-нибудь видел?
– Вряд ли… Никто, наверно. Поздно было. В лучшем случае соседи слышали, как я вернулся.
– Во сколько вы были дома?
– Около половины первого.
– Значит, у вас нет свидетелей, которые могли бы подтвердить, что вы после двенадцати ночи находились дома?
– Нет.
– Вскрытие показало, что смерть Борисова наступила между часом и половиной второго ночи. На это время у вас нет алиби.
Патронев, вздрогнув, растерянно посмотрел на меня, словно получил неожиданный удар. Именно такого эффекта я и хотел добиться своей репликой. Реакция у него была естественная – реакция растерянного и испуганного человека, не знающего, чем ему ответить на этот удар. Ничего более.
Я взглянул на Троянского. Он впился глазами в Патронева. Суровое лицо, проницательный взор, от которого не укроется никакая ложь.
Я сознательно перенес время смерти Борисова на два часа вперед. Патронев не желал говорить о том, что могло объяснить душевное состояние Ангела. А теперь ему поневоле приходилось выбирать: либо молчать и тем самым подтвердить обвинение в том, что он виновник смерти Борисова, либо откровенно признаться, что в их последнем разговоре могло послужить толчком для трагического решения Ангела.
Он быстро овладел собой. На лице его изобразилось огорчение. Осторожность и самообладание человека, чувствующего себя в безопасности, окончательно испарилось. За огорченно-обиженным выражением он не в силах был скрыть охватившего его страха. Если он не виноват в смерти Борисова, самообладание снова вернется к нему, но пока он потерял уверенность в себе: прямого обвинения в убийстве он не ожидал.
– Как вы понимаете, Патронев, следствию необходимо установить степень вашего участия в происшествии на даче. Вот почему еще раз предлагаю вам быть до конца откровенным и рассказать все от начала до конца, ничего не утаивая, – это в ваших интересах. Обо всем, что произошло между вами и Борисовым после того, как вы уехали из гаража.
Наступило продолжительное молчание. И тут Троянский сделал то, что может сделать лишь человек с его интуицией и опытом, тот, перед кем сотни раз сидел вот так другой человек, охваченный сомнениями и раздумьями о том, какой ему выбрать путь. Именно Троянский произнес решающие слова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52