– Рассказывай!
Я подробно доложил о встречах с дочерью Борисова и автослесарем Спиридоном Спасовым.
Когда я сказал Троянскому, что Ева защищала право отца распоряжаться своей жизнью, не давая никому отчета, он прервал меня:
– А тебе не кажется, что она нашла объяснение поступку отца?
– Но она упорно молчала об этом.
– Есть у нее свое объяснение, наверняка есть… Но так просто она им не поделится…
И Троянский критически оглядел меня.
– Можно поговорить с ней еще раз. – Ладно, подумаем, давай дальше.
– У Спиридона есть уязвимое место: он взял машину сразу же после происшествия. Что называется, не успело еще остыть тело друга…
– У него, конечно, были какие-то причины взять машину, – сказал Троянский. – Но уверяю тебя, эти причины не имеют отношения к самоубийству Борисова. Или же слесарь полный идиот, который сам подставляет голову под удар. Но, судя по твоему описанию, на дурака он отнюдь не похож. Надо точно выяснить, зачем он взял машину… А имя его мне знакомо… Как он выглядит?
Я подробно описал Спиридона, указав самую запоминающуюся особенность его внешности – красную, будто ее терли наждаком, кожу лица и складки на шее, словно у ящерицы или носорога…
– Или у черепахи! – воскликнул Троянский. – Знаю я его, старый знакомый. Спиридон Спасов, как это я сразу не догадался!
Та часть биографии Спасова, которая была связана с нашей фирмой, прочно отложилась в профессиональной памяти Троянского. Спасов был замешан в аферах по спекуляции золотом. В свое время ему дали год, да и то условно, поскольку сочли, что он был замешан в деле случайно, в первый раз и к тому же искренне раскаялся. Троянский вспомнил характерный штрих: Спасов моментально выдал всех соучастников, и это, естественно, во многом определило мягкость приговора. Но не мягкое отношение Троянского. Какими бы причинами ни объяснялось предательство, предатель еще никогда и никому не внушал уважения. Но, так как вопрос это сложный, мы обсудим его пообстоятельнее в другой раз. Главное – мы вспомнили, кто такой этот Спиридон, и хоть не почувствовали к нему ни малейшей симпатии (по вполне понятным причинам), но облегчение почувствовали оба – словно встретили давнего знакомого.
Затем полковник пожелал узнать о моих дальнейших планах. Я рассказал, как представляю себе наше ближайшее будущее.
Встретиться с отцом Борисова и выяснить, действительно ли он просил слесаря пригнать машину.
Донкову детально изучить быт Патронева.
Получить из лаборатории результаты анализа отпечатков пальцев на пузырьке от гексадорма.
Выяснить, нуждается ли в проверке алиби слесаря.
Каким образом Патронев узнал о смерти Борисова? В объединение, где работал Борисов, известие поступило около трех часов. А к шести часам Патронев уже знал о случившемся.
Одно предположение, если мы пойдем дальше версии о самоубийстве: может быть, Борисов чувствовал себя в опасности и специально оставил листок с четырьмя телефонами? Чтобы, если с ним что-то случится, обратить внимание на людей, о которых он думал в свой последний день. О виновных…
– Это версия романтическая, – сказал Троянский. – Но я ее не исключаю. Надо, дорогой, учитывать любой абсурд, потому что жизнь ведь не знает, что такое абсурд, и в ней всякое случается…
Троянский внес дополнение в мой план: надо ближе познакомиться с дочерью Борисова, вытянуть из нее, кто звонил по телефону, что это за мужской голос, о котором она упорно не желает рассказывать.
А потом пришла Неда.
Она не любила появляться у Троянского, и сегодняшний ее приход мог означать только одно: Неда чувствует себя виноватой!
Неда вошла со смущенным видом. Не знаю уж, действительно ли ей было неловко или хотелось казаться смущенной перед Троянским. Троянский тотчас же бросился варить кофе.
Устроившись на низком диванчике, Неда улыбнулась мне. Под глазами у нее были необычно темные круги. Нос у Неды тонкий и изящный, и только в профиль заметно, что он с горбинкой. В минуты «черных дыр» в настроении Неда упорно твердила, что горбинка – самый большой недостаток ее внешности. Я пытался ей внушить, что это, наоборот, придает ее профилю особую прелесть и к тому же говорит о силе характера. Неужели у меня есть характер, спрашивала она, явно желая еще раз услышать, что кто-то верит в нее и уважает ее. Я такая обыкновенная, невзрачная, я стесняюсь людей, и чем меньше они меня замечают, тем лучше!
Торшер освещал лицо Неды – резкие линии и пятна, черно-желтая графика. Глаза ее были в тени. Усталостью веяло от всей ее хрупкой фигурки, но я знал, что так только кажется, что Неда выносливая и ловкая, как кошка.
– Вот видишь, я и тут тебя разыскала, – проговорила она. – От меня не избавишься, как бы тебе этого не хотелось.
Фраза была произнесена с расчетом, что она останется без ответа: Троянский уже торопливо входил в комнату с чашкой кофе на блюдечке. Он явно старался перестроиться и выступал перед Недой в роли гостеприимного хозяина.
– Вы что, до сих пор работаете? – спросила она. – Да нет, толкуем о том о сем, – сказал полковник.
– Знаю я, о чем вы толкуете. О повешенном!
Мы с Троянским засмеялись – именно такую, обратную реакцию вызвало это слово.
– Не думал, – сказал Троянский, – что вы можете так хладнокровно говорить об этом.
– Привыкла уже. Есть у меня один знакомый, от него научилась.
– Неужели он вам обо всем рассказывает?
– Нет. Я читаю его мысли.
– Тогда, конечно, это он виноват. Есть такое правило: ушел с работы – забудь про работу. Он должен думать о вас…
Ого, какая галантность! Полковник превзошел самого себя.
Неда улыбнулась и сказала:
– Видите! А он думает о работе! Вот только что именно?
– Не компрометируй меня перед начальством, – шутливо сказал я.
– Будто я не знаю своих подчиненных! – сказал Троянский. – Я ведь их сам выбираю. Ко мне не всякий может попасть. А у вашего знакомого, признаться, есть кой-какие достоинства…
– Достоинства? – протянула Неда. – Я в этом не уверена. Лучше бы ему быть обыкновенным человеком.
Меня злило, что она говорит с полковником обо мне, да еще так открыто. К чему Троянскому знать, какие мы с Недой ведем споры о моей работе и вообще о моей профессии?
– А разве вам не хочется, чтобы вашему знакомому сопутствовал успех, чтобы он продвигался по службе?
– Я самый обычный человек. Ни о чем особенном не мечтаю.
– Не притворяйтесь! В двадцать лет не мечтать ни о чем особенном?
– В двадцать два…
– Ну в двадцать два, какая разница! Что вы из себя тихоню изображаете? Вы ведь не из таких. Это у вас просто защитная окраска. Такая, чтобы вам не делали препятствий. Вы точно знаете, чего хотите.
Неда засмеялась.
– Ладно, так и быть, признаюсь – и в двуличии, и в лицемерии, и во лжи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Я подробно доложил о встречах с дочерью Борисова и автослесарем Спиридоном Спасовым.
Когда я сказал Троянскому, что Ева защищала право отца распоряжаться своей жизнью, не давая никому отчета, он прервал меня:
– А тебе не кажется, что она нашла объяснение поступку отца?
– Но она упорно молчала об этом.
– Есть у нее свое объяснение, наверняка есть… Но так просто она им не поделится…
И Троянский критически оглядел меня.
– Можно поговорить с ней еще раз. – Ладно, подумаем, давай дальше.
– У Спиридона есть уязвимое место: он взял машину сразу же после происшествия. Что называется, не успело еще остыть тело друга…
– У него, конечно, были какие-то причины взять машину, – сказал Троянский. – Но уверяю тебя, эти причины не имеют отношения к самоубийству Борисова. Или же слесарь полный идиот, который сам подставляет голову под удар. Но, судя по твоему описанию, на дурака он отнюдь не похож. Надо точно выяснить, зачем он взял машину… А имя его мне знакомо… Как он выглядит?
Я подробно описал Спиридона, указав самую запоминающуюся особенность его внешности – красную, будто ее терли наждаком, кожу лица и складки на шее, словно у ящерицы или носорога…
– Или у черепахи! – воскликнул Троянский. – Знаю я его, старый знакомый. Спиридон Спасов, как это я сразу не догадался!
Та часть биографии Спасова, которая была связана с нашей фирмой, прочно отложилась в профессиональной памяти Троянского. Спасов был замешан в аферах по спекуляции золотом. В свое время ему дали год, да и то условно, поскольку сочли, что он был замешан в деле случайно, в первый раз и к тому же искренне раскаялся. Троянский вспомнил характерный штрих: Спасов моментально выдал всех соучастников, и это, естественно, во многом определило мягкость приговора. Но не мягкое отношение Троянского. Какими бы причинами ни объяснялось предательство, предатель еще никогда и никому не внушал уважения. Но, так как вопрос это сложный, мы обсудим его пообстоятельнее в другой раз. Главное – мы вспомнили, кто такой этот Спиридон, и хоть не почувствовали к нему ни малейшей симпатии (по вполне понятным причинам), но облегчение почувствовали оба – словно встретили давнего знакомого.
Затем полковник пожелал узнать о моих дальнейших планах. Я рассказал, как представляю себе наше ближайшее будущее.
Встретиться с отцом Борисова и выяснить, действительно ли он просил слесаря пригнать машину.
Донкову детально изучить быт Патронева.
Получить из лаборатории результаты анализа отпечатков пальцев на пузырьке от гексадорма.
Выяснить, нуждается ли в проверке алиби слесаря.
Каким образом Патронев узнал о смерти Борисова? В объединение, где работал Борисов, известие поступило около трех часов. А к шести часам Патронев уже знал о случившемся.
Одно предположение, если мы пойдем дальше версии о самоубийстве: может быть, Борисов чувствовал себя в опасности и специально оставил листок с четырьмя телефонами? Чтобы, если с ним что-то случится, обратить внимание на людей, о которых он думал в свой последний день. О виновных…
– Это версия романтическая, – сказал Троянский. – Но я ее не исключаю. Надо, дорогой, учитывать любой абсурд, потому что жизнь ведь не знает, что такое абсурд, и в ней всякое случается…
Троянский внес дополнение в мой план: надо ближе познакомиться с дочерью Борисова, вытянуть из нее, кто звонил по телефону, что это за мужской голос, о котором она упорно не желает рассказывать.
А потом пришла Неда.
Она не любила появляться у Троянского, и сегодняшний ее приход мог означать только одно: Неда чувствует себя виноватой!
Неда вошла со смущенным видом. Не знаю уж, действительно ли ей было неловко или хотелось казаться смущенной перед Троянским. Троянский тотчас же бросился варить кофе.
Устроившись на низком диванчике, Неда улыбнулась мне. Под глазами у нее были необычно темные круги. Нос у Неды тонкий и изящный, и только в профиль заметно, что он с горбинкой. В минуты «черных дыр» в настроении Неда упорно твердила, что горбинка – самый большой недостаток ее внешности. Я пытался ей внушить, что это, наоборот, придает ее профилю особую прелесть и к тому же говорит о силе характера. Неужели у меня есть характер, спрашивала она, явно желая еще раз услышать, что кто-то верит в нее и уважает ее. Я такая обыкновенная, невзрачная, я стесняюсь людей, и чем меньше они меня замечают, тем лучше!
Торшер освещал лицо Неды – резкие линии и пятна, черно-желтая графика. Глаза ее были в тени. Усталостью веяло от всей ее хрупкой фигурки, но я знал, что так только кажется, что Неда выносливая и ловкая, как кошка.
– Вот видишь, я и тут тебя разыскала, – проговорила она. – От меня не избавишься, как бы тебе этого не хотелось.
Фраза была произнесена с расчетом, что она останется без ответа: Троянский уже торопливо входил в комнату с чашкой кофе на блюдечке. Он явно старался перестроиться и выступал перед Недой в роли гостеприимного хозяина.
– Вы что, до сих пор работаете? – спросила она. – Да нет, толкуем о том о сем, – сказал полковник.
– Знаю я, о чем вы толкуете. О повешенном!
Мы с Троянским засмеялись – именно такую, обратную реакцию вызвало это слово.
– Не думал, – сказал Троянский, – что вы можете так хладнокровно говорить об этом.
– Привыкла уже. Есть у меня один знакомый, от него научилась.
– Неужели он вам обо всем рассказывает?
– Нет. Я читаю его мысли.
– Тогда, конечно, это он виноват. Есть такое правило: ушел с работы – забудь про работу. Он должен думать о вас…
Ого, какая галантность! Полковник превзошел самого себя.
Неда улыбнулась и сказала:
– Видите! А он думает о работе! Вот только что именно?
– Не компрометируй меня перед начальством, – шутливо сказал я.
– Будто я не знаю своих подчиненных! – сказал Троянский. – Я ведь их сам выбираю. Ко мне не всякий может попасть. А у вашего знакомого, признаться, есть кой-какие достоинства…
– Достоинства? – протянула Неда. – Я в этом не уверена. Лучше бы ему быть обыкновенным человеком.
Меня злило, что она говорит с полковником обо мне, да еще так открыто. К чему Троянскому знать, какие мы с Недой ведем споры о моей работе и вообще о моей профессии?
– А разве вам не хочется, чтобы вашему знакомому сопутствовал успех, чтобы он продвигался по службе?
– Я самый обычный человек. Ни о чем особенном не мечтаю.
– Не притворяйтесь! В двадцать лет не мечтать ни о чем особенном?
– В двадцать два…
– Ну в двадцать два, какая разница! Что вы из себя тихоню изображаете? Вы ведь не из таких. Это у вас просто защитная окраска. Такая, чтобы вам не делали препятствий. Вы точно знаете, чего хотите.
Неда засмеялась.
– Ладно, так и быть, признаюсь – и в двуличии, и в лицемерии, и во лжи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52