Дональд, очень довольный, что можно на несколько часов забыть обо всех делах и обязанностях, был в ударе, смеялся и шутил. Бродя в одиночестве, Джордж никогда не заходил дальше, чем на четыре мили от дома, а тут часа через два они поднялись на гребень последней гряды меловых холмов, и перед ними вдруг открылась бескрайняя плодородная равнина с лесами, пашнями и зарослями хмеля, сверкающая под теплыми солнечными лучами. Забавно изогнутые «носы» хмелесушилок дымили и посапывали над округлыми кронами росших тут и там вязов. Отсюда видны были шпили трех церквей и добрый десяток деревушек. И — тишина, только жаворонки заливаются высоко над головой.
— Бог ты мой! — немного напыщенно, по своему обыкновению, воскликнул Дональд, — Какой прекрасный вид!
Что и говорить, вид был прекрасный, и не забыть этой минуты, когда впервые поднялся на вершину и перед тобой сверкает в солнечных лучах неведомый край, и вьются, убегая, и зовут белые дороги, в зелени живых изгородей, — настоящие английские дороги.
Во все горло распевая: «Где ты бродишь, моя красотка?»123 — Дональд стал спускаться с холма, Джордж нерешительно двинулся за ним. У него уже побаливали ноги, время шло к двенадцати — как же они успеют вернуться к обеду? А если опоздают, что скажут дома? Он смущенно поделился с Дональдом своими опасениями.
— Что? Устал? Опомнись, друг, да мы только вышли! Вот еще через четыре мили будет Кроктон, там в трактире и закусим. Я всех предупредил, что мы вернемся только к вечеру.
То был необыкновенный, счастливый день, весь — восторг и блаженная усталость. Ноги Джорджа нестерпимо ныли, хотя всего-то приятели прошли за день каких-нибудь пятнадцать миль; но ему совестно было признаться в этом Дональду, который в конце пути, казались, был так же свеж и бодр, как и в начале. Джордж вернулся домой, переполненный чудесными впечатлениями, в которых еще и сам не разобрался, все смешалось: долгая беседа и минуты, когда без слов радуешься тому, что рядом друг; полуденный зной, парк, где бродят олени, и красные кирпичные стены дворца в георгианском стиле,124 которым они долго любовались; крытый соломой домик в Кроктоне — кабачок, где им подали хлеб с сыром и пикули и где он впервые в жизни узнал вкус пива — и старинная кроктонская церковь, украшенная искусной резьбой. Позавтракав, они с полчаса просидели на кладбище, Дональд неторопливо курил трубку. Нарядная бабочка-адмирал с алой перевязью через крыло опустилась на плоскую серую могильную плиту, испещренную оранжевыми и зеленовато-серыми пятнами лишайника. С неслыханным глубокомыслием приятели рассуждали о Платоне125, уподобившем душу человеческую — Психе — мотыльку, и о смерти, и о том, что конечно же нельзя согласиться с теологией и с идеей личного бессмертия. Но говорили они об этом очень бодро: когда же и решать столь жгучие, мучительные вопросы, как не после доброй выпивки и солидной закуски? Им было так хорошо и весело в этот солнечный денек, точно беззаботным щенятам, просто не верилось, что они тоже когда-нибудь умрут. И это очень мудро с их стороны: вспомните, мудрейший философ Монтень126 всю первую половину своей жизни готовился к смерти, а всю вторую половину доказывал, что куда мудрее вовсе о ней не думать, — успеется, об этом подумаем тогда, когда придет время умирать.
Для Дональда это был просто славный денек, очень скоро слившийся с другими приятными но полузабытыми, словно окутанным дымкой воспоминаний. Для Джорджа это было событие чрезвычайной важности. Впервые он испытал и постиг, что такое мужская дружба, — прямота и доброжелательство в отношениях и в разговоре, ни тени подозрительности, близость и взаимопонимание, которые возникают вдруг сами собой. Да, это было главное. Но ему открылась еще и прелесть дальних странствий. Это звучит нелепо — не смешно ли пятнадцатимильную прогулку назвать странствием! Но ведь можно проехать пароходом или поездом тысячи миль из страны в страну, от одного отеля до другого, и ни на минуту не ощутить, что это значит — странствия. Странствовать — значит изведать неожиданные приключения, исследовать новые места, оставлять позади милю за милей, неутомимо радоваться всему, что уже радовало тебя не раз и открывать все новые источники наслаждений. Вот почему так ужасен туризм: приключения, исследования и открытия он втискивает в условные рамки, отмеряет, отвешивает, раскладывает по полочкам — и это нелепо и бессмысленно. Приключения — это значит, что с тобой может случиться что-то такое, чего не ждешь. Открытия — значит, ты испытываешь что-то такое, чего прежде никогда не испытывал. Но разве возможны какие-то приключения и открытия, если ты позволяешь кому-то другому — а особенно бюро путешествий! — все устроить по заранее составленному расписанию? Важно ведь не то, что видишь новые красивые места, важно, что видишь их сам. И если хочешь чувствовать, что позади остается миля за милей, иди пешком. Отшагай за три недели триста миль — и куда полнее изведаешь дух странствий, увидишь и испытаешь несравнимо больше удивительного и прекрасного, чем если проедешь тридцать тысяч миль поездом или пароходом.
Джордж не успокоился, пока ему не удалось отправиться в настоящий поход. Его спутником на этот раз был Том Конингтон, младший брат Дональда, и этот поход тоже оказался незабываемым, хоть они и мокли каждый день под дождем и питались чуть ли не одной яичницей с ветчиной (кажется, в деревенских трактирах по всей Англии ни о каких других блюдах и не слыхивали), Джордж с Томом доехали поездом до Корф Касла, потом целый день шагали до Суониджа по болотам и торфяникам, где все сплошь заросло вереском и дроком, и повсюду кивают белые головки пушицы. Дальше они берегом прошли Кимеридж и Престон Лалворс и Лайм Риджис, останавливаясь на ночлег в домишках местных жителей или в сельских трактирах. В Лайм Риджис они повернули, миновали Хонитн, Колламптон, Тэвисток, дошли до Далвертона и Порлока, северной частью Девонского побережья до Байдфорда и здесь повернули назад к Южному Моултону, где им пришлось сесть в поезд, потому что денег у них оставалось в обрез, — только на билет до дому. Вся эта прогулка заняла меньше двух недель, а казалось — прошло два месяца. Им обоим было так весело. Они так славно болтали на ходу, пели, немилосердно перевирая каждую мелодию, отыскивали дорогу по карте, мокли под дождем, сушились у огня в деревенских кабачках, вступали в разговор с каждым встречным фермером и батраком, который не прочь был с ними потолковать, после ужина распивали пинту пива и читали или курили. И все время их не покидало это чувство необычайного; каждое утро, даже в дождь и туман, они вновь пускались на поиски приключений и открытий;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
— Бог ты мой! — немного напыщенно, по своему обыкновению, воскликнул Дональд, — Какой прекрасный вид!
Что и говорить, вид был прекрасный, и не забыть этой минуты, когда впервые поднялся на вершину и перед тобой сверкает в солнечных лучах неведомый край, и вьются, убегая, и зовут белые дороги, в зелени живых изгородей, — настоящие английские дороги.
Во все горло распевая: «Где ты бродишь, моя красотка?»123 — Дональд стал спускаться с холма, Джордж нерешительно двинулся за ним. У него уже побаливали ноги, время шло к двенадцати — как же они успеют вернуться к обеду? А если опоздают, что скажут дома? Он смущенно поделился с Дональдом своими опасениями.
— Что? Устал? Опомнись, друг, да мы только вышли! Вот еще через четыре мили будет Кроктон, там в трактире и закусим. Я всех предупредил, что мы вернемся только к вечеру.
То был необыкновенный, счастливый день, весь — восторг и блаженная усталость. Ноги Джорджа нестерпимо ныли, хотя всего-то приятели прошли за день каких-нибудь пятнадцать миль; но ему совестно было признаться в этом Дональду, который в конце пути, казались, был так же свеж и бодр, как и в начале. Джордж вернулся домой, переполненный чудесными впечатлениями, в которых еще и сам не разобрался, все смешалось: долгая беседа и минуты, когда без слов радуешься тому, что рядом друг; полуденный зной, парк, где бродят олени, и красные кирпичные стены дворца в георгианском стиле,124 которым они долго любовались; крытый соломой домик в Кроктоне — кабачок, где им подали хлеб с сыром и пикули и где он впервые в жизни узнал вкус пива — и старинная кроктонская церковь, украшенная искусной резьбой. Позавтракав, они с полчаса просидели на кладбище, Дональд неторопливо курил трубку. Нарядная бабочка-адмирал с алой перевязью через крыло опустилась на плоскую серую могильную плиту, испещренную оранжевыми и зеленовато-серыми пятнами лишайника. С неслыханным глубокомыслием приятели рассуждали о Платоне125, уподобившем душу человеческую — Психе — мотыльку, и о смерти, и о том, что конечно же нельзя согласиться с теологией и с идеей личного бессмертия. Но говорили они об этом очень бодро: когда же и решать столь жгучие, мучительные вопросы, как не после доброй выпивки и солидной закуски? Им было так хорошо и весело в этот солнечный денек, точно беззаботным щенятам, просто не верилось, что они тоже когда-нибудь умрут. И это очень мудро с их стороны: вспомните, мудрейший философ Монтень126 всю первую половину своей жизни готовился к смерти, а всю вторую половину доказывал, что куда мудрее вовсе о ней не думать, — успеется, об этом подумаем тогда, когда придет время умирать.
Для Дональда это был просто славный денек, очень скоро слившийся с другими приятными но полузабытыми, словно окутанным дымкой воспоминаний. Для Джорджа это было событие чрезвычайной важности. Впервые он испытал и постиг, что такое мужская дружба, — прямота и доброжелательство в отношениях и в разговоре, ни тени подозрительности, близость и взаимопонимание, которые возникают вдруг сами собой. Да, это было главное. Но ему открылась еще и прелесть дальних странствий. Это звучит нелепо — не смешно ли пятнадцатимильную прогулку назвать странствием! Но ведь можно проехать пароходом или поездом тысячи миль из страны в страну, от одного отеля до другого, и ни на минуту не ощутить, что это значит — странствия. Странствовать — значит изведать неожиданные приключения, исследовать новые места, оставлять позади милю за милей, неутомимо радоваться всему, что уже радовало тебя не раз и открывать все новые источники наслаждений. Вот почему так ужасен туризм: приключения, исследования и открытия он втискивает в условные рамки, отмеряет, отвешивает, раскладывает по полочкам — и это нелепо и бессмысленно. Приключения — это значит, что с тобой может случиться что-то такое, чего не ждешь. Открытия — значит, ты испытываешь что-то такое, чего прежде никогда не испытывал. Но разве возможны какие-то приключения и открытия, если ты позволяешь кому-то другому — а особенно бюро путешествий! — все устроить по заранее составленному расписанию? Важно ведь не то, что видишь новые красивые места, важно, что видишь их сам. И если хочешь чувствовать, что позади остается миля за милей, иди пешком. Отшагай за три недели триста миль — и куда полнее изведаешь дух странствий, увидишь и испытаешь несравнимо больше удивительного и прекрасного, чем если проедешь тридцать тысяч миль поездом или пароходом.
Джордж не успокоился, пока ему не удалось отправиться в настоящий поход. Его спутником на этот раз был Том Конингтон, младший брат Дональда, и этот поход тоже оказался незабываемым, хоть они и мокли каждый день под дождем и питались чуть ли не одной яичницей с ветчиной (кажется, в деревенских трактирах по всей Англии ни о каких других блюдах и не слыхивали), Джордж с Томом доехали поездом до Корф Касла, потом целый день шагали до Суониджа по болотам и торфяникам, где все сплошь заросло вереском и дроком, и повсюду кивают белые головки пушицы. Дальше они берегом прошли Кимеридж и Престон Лалворс и Лайм Риджис, останавливаясь на ночлег в домишках местных жителей или в сельских трактирах. В Лайм Риджис они повернули, миновали Хонитн, Колламптон, Тэвисток, дошли до Далвертона и Порлока, северной частью Девонского побережья до Байдфорда и здесь повернули назад к Южному Моултону, где им пришлось сесть в поезд, потому что денег у них оставалось в обрез, — только на билет до дому. Вся эта прогулка заняла меньше двух недель, а казалось — прошло два месяца. Им обоим было так весело. Они так славно болтали на ходу, пели, немилосердно перевирая каждую мелодию, отыскивали дорогу по карте, мокли под дождем, сушились у огня в деревенских кабачках, вступали в разговор с каждым встречным фермером и батраком, который не прочь был с ними потолковать, после ужина распивали пинту пива и читали или курили. И все время их не покидало это чувство необычайного; каждое утро, даже в дождь и туман, они вновь пускались на поиски приключений и открытий;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117