У него была любимая поговорка: «Даром хлеб кушаль — хорошей жизни не зналь». Правильная, в общем, поговорка. Все дело в том, что понимать под словом «даром». Я понимал, что директор прав, посылая меня с Юркой, но от этого мне было не легче.
— Когда вернемся? — спросил я.
— Быстро. Завтра к обеду будем дома.
Ничего себе быстро. Может быть, «завтра к обеду» для Юрки было быстро, но меня это не устраивало. На всякий случай я поймал во дворе сына сторожихи Сережу.
— У меня к тебе просьба, выполнишь?
Сережа не любил выполнять просьбы, особенно даром.
— Некогда мне, — сказал он.
— Выбери минуту.
— А что делать?
— Нет. Ты наперед скажи, выполнишь?
— Некогда мне. Купаться иду.
— Просто здорово. Тебе как раз по дороге. Морскую улицу знаешь? Дом летчиков знаешь? Инку Ильину знаешь? Так вот: первый подъезд, последний этаж, квартира пятнадцать. Скажешь Инке: Володя уехал в колхоз, вернется завтра к обеду.
— Некогда мне. Я же не на пляж хожу. Я в порту купаюсь.
— Напрасно. На пляже ты можешь съесть хорошую вафлю мороженого и запить газированной водой с сиропом.
— У меня денег нет.
— О чем ты говоришь: моя просьба — мои деньги. На, бери.
Сережа взял у меня пятнадцать копеек. Этот семилетний пацан знал себе цену. Просто мороз пробегает по коже, когда подумаешь, что из него вырастет. Юрка стоял в воротах и неодобрительно на меня поглядывал. Ничего с тобой не случится: потерпишь.
В колхозе, как я и предполагал, к великому Юркиному огорчению, мы в тот же день обо всем договорились. И не с кем-нибудь, а с самим Францем Карловичем. Обычно он избегал прямых переговоров. Мы объехали на линейке Франца Карловича свекловичное поле. Кормовая свекла так проросла сорняком, что не видно было ботвы. Такого в колхозе «Рот Фронт» я никогда не видел. Франц Карлович то и дело снимал соломенную фуражку и вытирал потный лоб: ему было явно не по себе от такого поля.
— Новый культур. Чужой семян. Негодница, — сказал он.
Стали договариваться о сроках прополки.
— Полторы недели, — сказал Франц Карлович.
Я осмотрел поле. Оно начиналось от дороги на железнодорожную станцию и кончалось на берегу лимана. Чтобы прополоть такое поле, надо было не меньше двух с половиной недель.
— Три недели, — сказал я.
— Три недели! Три недели все умрет, — сказал Франц Карлович.
— Все не умрет. Мы же каждый день будем полоть.
— Две недели, — сказал Франц Карлович.
— Согласны, — ответил Юрка, как будто его кто-то тянул за язык. Я промолчал. Мы поехали в правление. Франц Карлович привязал жеребца у коновязи, а не отправил его в конюшню, — значит, он еще собирался куда-то ехать. В кабинете Франц Карлович предложил, чтобы бригада школьников жила в риге у свекловичного поля. Он предложил это, подписывая какие-то бумаги, которые ему принес бухгалтер. Юрка снова сказал:
— Согласны.
Я подождал, пока Франц Карлович кончил подписывать бумаги.
— Не пойдет, — сказал я.
— Почему? — спросил Юрка. — Очень уж удобно: фронт работ рядом — не надо время на ходьбу терять. Потом на открытом воздухе спать приятно. — Юрке очень хотелось выглядеть солидно. «Фронт работ» — надо же такое придумать! Франц Карлович курил трубку и кивал головой. Никогда не думал, что Юрка такой дурак.
— Понимаешь, Юра, — сказал я. — Рядом с ригой — болото. А в этом болоте почему-то понравилось жить лягушкам. А лягушками, как тебе известно по зоологии, питаются ужи…
Франц Карлович забеспокоился. Он вынул изо рта трубку и сказал:
— Уж мирный животин.
— Правильно. Но девочки почему-то ужей боятся.
— Вот еще, — сказал Юрка. — Нечего идти на поводу настроений. Привыкнут. Зато фронт работ рядом.
— Теоретически все правильно. Но девочки все равно будут визжать, когда уж заползет под одеяло. А утром их не добудишься. Если даже добудишься, они обязательно заснут в поле, и солнечные удары гарантированы. Как хотите, Франц Карлович, а ребят надо разместить в школе или в хлебном амбаре.
— Нет, нет. Час ходьбы до работы.
— На машине десять минут езды, — ответил я. — Потом, Франц Карлович, надо закрепить за нами лошадь: обед и воду мы будем сами возить. В прошлом году достаточно намучились.
— Нет, нет. Это баловство — не работа. Даром хлеб кушаль — хорошей жизни не зналь. Лошадь дай, машину дай — сплошной убыток.
— Франц Карлович, за что колхоз премировал нас в прошлом году?
— Политика.
— Вы же сами говорили, что школьная бригада дала прибыль. Прибыль — это экономика.
— Хорошо. Будет работа как прошлый год — будет лошадь и машина, — неожиданно быстро согласился Франц Карлович. Он, кажется, очень спешил. Мы попрощались на крыльце. Франц Карлович уехал, а Юрка заявил, что должен осмотреть амбар и школу. В риге он соглашался разместиться без осмотра. Тоже мне логика. Я с ним не пошел. Я сидел на скамейке в садике перед правлением. Посредине цветочной клумбы стоял бюст Фридриха Энгельса. Странно было видеть Фридриха Энгельса без Карла Маркса. Я уже три года его видел и не мог привыкнуть. Вернулся Юрка.
— Может, заночуем? — спросил он.
— Зачем?
— Как-то неудобно в тот же день возвращаться.
Я ничего не ответил. Я просто пошел по дороге на станцию. Чтобы успеть к вечернему симферопольскому поезду, нам пришлось последние три километра бежать по берегу моря. В вагоне Юрка приставал ко мне с разговорами. Сначала я притворялся, что сплю, а потом на самом деле заснул.
9
С вокзала мы поехали на трамвае. На пустыре открытый прицепной вагон продувало насквозь, а длинная подножка почти цеплялась за кусты. Я уже стоял на подножке, когда Юрка спросил:
— Не знаю, сейчас к директору пойти?
— Нет, подожди, пока он ляжет спать, — ответил я и спрыгнул на ходу в конце пустыря, против Морской улицы. Кто бы мог подумать, что Юрка такой дуб. И я же рекомендовал его в секретари.
На улице уже появились нарядно одетые курортники. Они шли своими обычными вечерними маршрутами: Приморский бульвар, курзал, «Поплавок», ресторан «Дюльбер». Я спешил к Инке, потный и пыльный, с разбитыми губами. Надо было бы, конечно, забежать домой переодеться, но не хотелось тратить зря столько времени. Инку я увидел неожиданно: случайно посмотрел на другую сторону улицы и увидел. Инка никогда не ходила по той стороне. Для этого ей пришлось перейти мостовую против своего дома. Инка шла вдоль ограды сквера. От неожиданности я даже не сразу ее окликнул. У меня в голове не укладывалось, что Инка могла куда-то идти, да еще торопиться, когда меня нет в городе.
— Инка!
Инка остановилась, потом побежала ко мне через мостовую.
— Как хорошо, что ты вернулся! Ты не представляешь, как хорошо, что ты вернулся! — сказала она. Я смотрел на нее и улыбался. У нее было какое-то странное лицо, и я никак не мог понять, что она с ним сделала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Когда вернемся? — спросил я.
— Быстро. Завтра к обеду будем дома.
Ничего себе быстро. Может быть, «завтра к обеду» для Юрки было быстро, но меня это не устраивало. На всякий случай я поймал во дворе сына сторожихи Сережу.
— У меня к тебе просьба, выполнишь?
Сережа не любил выполнять просьбы, особенно даром.
— Некогда мне, — сказал он.
— Выбери минуту.
— А что делать?
— Нет. Ты наперед скажи, выполнишь?
— Некогда мне. Купаться иду.
— Просто здорово. Тебе как раз по дороге. Морскую улицу знаешь? Дом летчиков знаешь? Инку Ильину знаешь? Так вот: первый подъезд, последний этаж, квартира пятнадцать. Скажешь Инке: Володя уехал в колхоз, вернется завтра к обеду.
— Некогда мне. Я же не на пляж хожу. Я в порту купаюсь.
— Напрасно. На пляже ты можешь съесть хорошую вафлю мороженого и запить газированной водой с сиропом.
— У меня денег нет.
— О чем ты говоришь: моя просьба — мои деньги. На, бери.
Сережа взял у меня пятнадцать копеек. Этот семилетний пацан знал себе цену. Просто мороз пробегает по коже, когда подумаешь, что из него вырастет. Юрка стоял в воротах и неодобрительно на меня поглядывал. Ничего с тобой не случится: потерпишь.
В колхозе, как я и предполагал, к великому Юркиному огорчению, мы в тот же день обо всем договорились. И не с кем-нибудь, а с самим Францем Карловичем. Обычно он избегал прямых переговоров. Мы объехали на линейке Франца Карловича свекловичное поле. Кормовая свекла так проросла сорняком, что не видно было ботвы. Такого в колхозе «Рот Фронт» я никогда не видел. Франц Карлович то и дело снимал соломенную фуражку и вытирал потный лоб: ему было явно не по себе от такого поля.
— Новый культур. Чужой семян. Негодница, — сказал он.
Стали договариваться о сроках прополки.
— Полторы недели, — сказал Франц Карлович.
Я осмотрел поле. Оно начиналось от дороги на железнодорожную станцию и кончалось на берегу лимана. Чтобы прополоть такое поле, надо было не меньше двух с половиной недель.
— Три недели, — сказал я.
— Три недели! Три недели все умрет, — сказал Франц Карлович.
— Все не умрет. Мы же каждый день будем полоть.
— Две недели, — сказал Франц Карлович.
— Согласны, — ответил Юрка, как будто его кто-то тянул за язык. Я промолчал. Мы поехали в правление. Франц Карлович привязал жеребца у коновязи, а не отправил его в конюшню, — значит, он еще собирался куда-то ехать. В кабинете Франц Карлович предложил, чтобы бригада школьников жила в риге у свекловичного поля. Он предложил это, подписывая какие-то бумаги, которые ему принес бухгалтер. Юрка снова сказал:
— Согласны.
Я подождал, пока Франц Карлович кончил подписывать бумаги.
— Не пойдет, — сказал я.
— Почему? — спросил Юрка. — Очень уж удобно: фронт работ рядом — не надо время на ходьбу терять. Потом на открытом воздухе спать приятно. — Юрке очень хотелось выглядеть солидно. «Фронт работ» — надо же такое придумать! Франц Карлович курил трубку и кивал головой. Никогда не думал, что Юрка такой дурак.
— Понимаешь, Юра, — сказал я. — Рядом с ригой — болото. А в этом болоте почему-то понравилось жить лягушкам. А лягушками, как тебе известно по зоологии, питаются ужи…
Франц Карлович забеспокоился. Он вынул изо рта трубку и сказал:
— Уж мирный животин.
— Правильно. Но девочки почему-то ужей боятся.
— Вот еще, — сказал Юрка. — Нечего идти на поводу настроений. Привыкнут. Зато фронт работ рядом.
— Теоретически все правильно. Но девочки все равно будут визжать, когда уж заползет под одеяло. А утром их не добудишься. Если даже добудишься, они обязательно заснут в поле, и солнечные удары гарантированы. Как хотите, Франц Карлович, а ребят надо разместить в школе или в хлебном амбаре.
— Нет, нет. Час ходьбы до работы.
— На машине десять минут езды, — ответил я. — Потом, Франц Карлович, надо закрепить за нами лошадь: обед и воду мы будем сами возить. В прошлом году достаточно намучились.
— Нет, нет. Это баловство — не работа. Даром хлеб кушаль — хорошей жизни не зналь. Лошадь дай, машину дай — сплошной убыток.
— Франц Карлович, за что колхоз премировал нас в прошлом году?
— Политика.
— Вы же сами говорили, что школьная бригада дала прибыль. Прибыль — это экономика.
— Хорошо. Будет работа как прошлый год — будет лошадь и машина, — неожиданно быстро согласился Франц Карлович. Он, кажется, очень спешил. Мы попрощались на крыльце. Франц Карлович уехал, а Юрка заявил, что должен осмотреть амбар и школу. В риге он соглашался разместиться без осмотра. Тоже мне логика. Я с ним не пошел. Я сидел на скамейке в садике перед правлением. Посредине цветочной клумбы стоял бюст Фридриха Энгельса. Странно было видеть Фридриха Энгельса без Карла Маркса. Я уже три года его видел и не мог привыкнуть. Вернулся Юрка.
— Может, заночуем? — спросил он.
— Зачем?
— Как-то неудобно в тот же день возвращаться.
Я ничего не ответил. Я просто пошел по дороге на станцию. Чтобы успеть к вечернему симферопольскому поезду, нам пришлось последние три километра бежать по берегу моря. В вагоне Юрка приставал ко мне с разговорами. Сначала я притворялся, что сплю, а потом на самом деле заснул.
9
С вокзала мы поехали на трамвае. На пустыре открытый прицепной вагон продувало насквозь, а длинная подножка почти цеплялась за кусты. Я уже стоял на подножке, когда Юрка спросил:
— Не знаю, сейчас к директору пойти?
— Нет, подожди, пока он ляжет спать, — ответил я и спрыгнул на ходу в конце пустыря, против Морской улицы. Кто бы мог подумать, что Юрка такой дуб. И я же рекомендовал его в секретари.
На улице уже появились нарядно одетые курортники. Они шли своими обычными вечерними маршрутами: Приморский бульвар, курзал, «Поплавок», ресторан «Дюльбер». Я спешил к Инке, потный и пыльный, с разбитыми губами. Надо было бы, конечно, забежать домой переодеться, но не хотелось тратить зря столько времени. Инку я увидел неожиданно: случайно посмотрел на другую сторону улицы и увидел. Инка никогда не ходила по той стороне. Для этого ей пришлось перейти мостовую против своего дома. Инка шла вдоль ограды сквера. От неожиданности я даже не сразу ее окликнул. У меня в голове не укладывалось, что Инка могла куда-то идти, да еще торопиться, когда меня нет в городе.
— Инка!
Инка остановилась, потом побежала ко мне через мостовую.
— Как хорошо, что ты вернулся! Ты не представляешь, как хорошо, что ты вернулся! — сказала она. Я смотрел на нее и улыбался. У нее было какое-то странное лицо, и я никак не мог понять, что она с ним сделала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60