Подстилка сразу стала мокрой. Она слышала, как женщины говорили об этом, и поняла — у нее отошли воды.
— Во имя богини, нет! — Шепот эхом отозвался в темной хижине. Но его некому было услышать. Дафидд вернулся в крепость до наступления сумерек. Она была одна. Жизнь выходила из нее, как и тогда, когда она зародилась, ей некому было помочь.
Внезапно еще одна волна прокатилась по ее телу, как бы в подтверждение того, что она уже поняла. Этой ночью родится ее ребенок.
Протестующий возглас затерялся в завывании ветра. Крик еще не успел замереть, а Гален, почувствовав ее страх, был уже на ногах и бежал к хижине. Сквозь звуки бушевавшей грозы он услышал ее приглушенный зов: «Гален!»
Рика никак не могла выпрямиться, судороги в животе заставляли ее согнуться. Кое-как добравшись до дверей, она тяжело облокотилась на стену, ожидая, когда пройдет боль схваток. Когда боль немного отпустила, выпрямилась и отодвинула защелку наружной двери.
Дверь распахнулась, и в этот момент черноту неба расколола ослепительная вспышка молнии. Рика инстинктивно вскинула руку, а когда опустила ее, Гален стоял перед ней, как бы материализовавшись из самой грозы. Не просто человек, а посланная ей природой помощь!
Ветер растрепал ее распущенные волосы, тонкая сорочка прилипла к телу. Словно обнаженная, стояла она под его взглядом, и в эту минуту наконец-то приняла волю богов. Окончательно и навсегда она приняла этого человека, этого римлянина и ринулась в спасительные объятия.
Спазма боли снова пронзила ее тело, распростертое на покрывале. В Могунтиакуме, где он служил перед Дэвой, Галену пришлось однажды присутствовать при родах. В конце зимы в занесенном снегом лагере будущий отец в ужасе поднял Галена с постели — ребенок шел ногами вперед. Гален вызвал хирурга легиона. Двадцать лет принимая незаконных отпрысков римской армии, тот умудрился спасти и ребенка, и мать.
Но Гален не был хирургом, и опыт помощи в одних единственных родах едва ли сделал из него повивальную бабку. Он также понимал, что ребенок рождается слишком рано. Но рано или поздно — главное, что он рождается…
Рика вцепилась в одеяло, прижимая кулаки к бокам. Она не могла кричать, только чувствовала, как из-под закрытых век струятся слезы.
— Кричи, Рика. Это поможет вынести боль. Она покачала головой, но тут ее снова схватило. Боль переворачивала все ее внутренности. Спина прогнулась, и глаза в ужасе широко открылись.
— Я не могу, — простонала она.
— Нет, можешь. — Встав на колени рядом с ней, он взял ее за руку и осторожно вытер слезы. — Когда становится плохо, жми крепче.
Тотчас ее рука сжалась, и ногти впились в его ладонь. Он продолжал повторять:
— Сейчас все кончится. Держись за меня.
Она так и сделала, и инстинктивно начала быстрее дышать, приспосабливаясь к приступам боли. Спустя некоторое время боль отпустила. Рика лежала опустошенная и наполненная ужасом, зная, что скоро она вернется.
И она вернулась.
Схватки стали еще чаще и сильнее, едва кончалась одна, наступала другая. Иногда боль была такой нестерпимой, что не оставалось ничего, кроме боли. В какой-то момент, не выдержав, она простонала:
— Я больше не могу.
— Ты должна и ты вытерпишь. — Он сжал другую руку. — Взгляни на меня.
Она подчинилась. Взгляд его светился добротой, но пожатие было крепким, а голос непреклонным.
— Послушай меня, не думай о боли. Ты должна все вынести.
В очередной раз ее пронзила боль. Судорожно глотая воздух, она вертела головой, взгляд лихорадочно метался по хижине, не в силах остановиться на чем-нибудь.
Твердый настойчивый голос заставил ее сосредоточиться.
— На меня, смотри на меня. Только на меня.
— Будь ты проклят! — крикнула она. Все было заполнено болью. — Пусти меня. Я хочу умереть!
— Нет. Нет, ты не умрешь. — И снова голос заставил сосредоточиться. Прохладная ладонь коснулась лба. — Ты можешь, иначе ты не выжила бы той ночью. А теперь открой глаза. — Его рука крепко держала обе ее руки. Она открыла глаза, и он сжал их сильнее. — Этой ночью ты не одна.
Всю ночь за стенами хижины бушевала гроза, и всю ночь продолжались мучения. Иногда его лицо пропадало в каком-то красноватом тумане, однако он не дал ей потерять сознание. Она крепко сжимала держащую ее руку, не чувствуя, что ногти впиваются в его ладонь.
И только на рассвете, когда тьма начала сереть, она родила ребенка. Мертвого. Он задохнулся при родах.
Боль отпустила, и Рика забылась в спасительном сне. Гален завернул крошечное тельце в свой плащ.
Алый плащ римского центуриона стал саваном этому ребенку. На закате он его похоронит.
Гален подошел к постели и встал около нее на колени. Рика проснулась и лежала бледная и недвижимая. Она даже не спросила о ребенке. Но она должна знать, что тот мертв. Гроза закончилась недавно, и все еще дул свежий ветер, шурша соломой на крыше, проникая в дымовое отверстие и заставляя плясать язычки пламени в очаге. Гален подложил дров, чтобы согреть ее. Она была настолько бледной, что казалась почти прозрачной и совсем холодной на ощупь. Эта бледность и лихорадочный блеск в глазах беспокоили его. Казалось, она смотрит на него и не видит.
Рика скрипнула зубами и уставилась на закопченный потолок. Почему все звуки так похожи на плачь ребенка? Ветер в соломе крыши… утреннее пение птиц…
Слезы обожгли уголки глаз, и она отчаянно замигала. Не в силах больше сдерживаться, Рика с трудом приподнялась и уткнулась лицом в крепкие руки, прижавшись к Галену, ища в нем поддержку и силу.
Если Гален и был застигнут врасплох, то не показал этого.
— Поплачь, Рика, — прошептал он, нежно поглаживая ее по голове. — Пожалей о своей потере.
Мгновенно Рика отшатнулась и взметнула свирепый взгляд.
— Я не потеряла ничего, о чем нужно было бы жалеть, — прошипела она. — Или ты забыл, что жизнь, которая ушла, была римской?
— Но она выросла в тебе, — тихо ответил Гален. Он протянул руку и прикоснулся кончиками пальцев к ее мокрым щекам и дрожащим губам. — Он был твоим сыном.
— Будь ты проклят! — крикнула Рика в исступлении и попыталась оттолкнуть его от себя. Она не хотела ничего знать. Пока он не имел ни пола, ни имени, она не потеряла ребенка, а избавилась от нежеланной ноши.
Гален не отпускал ее и, когда она притихла, еще крепче обнял ее.
— Поплачь, домина.
Рика закрыла глаза и наконец зарыдала. Это были глубокие, очищающие душу рыдания.
Когда рыдания затихли, Рика, совершенно обессиленная, впала в бессознательное состояние, которое в конце концов дало ей отдых.
Гален прижал ее к груди, сердце к сердцу. Его рука гладила ее волосы. Первый раз в жизни Гален Мавриций, центурион когорты и римский воин, чувствовал себя беспомощным. То, что он испытывал к этой женщине, не было вызвано нуждой или случайным обстоятельством, чувством вины или похотью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— Во имя богини, нет! — Шепот эхом отозвался в темной хижине. Но его некому было услышать. Дафидд вернулся в крепость до наступления сумерек. Она была одна. Жизнь выходила из нее, как и тогда, когда она зародилась, ей некому было помочь.
Внезапно еще одна волна прокатилась по ее телу, как бы в подтверждение того, что она уже поняла. Этой ночью родится ее ребенок.
Протестующий возглас затерялся в завывании ветра. Крик еще не успел замереть, а Гален, почувствовав ее страх, был уже на ногах и бежал к хижине. Сквозь звуки бушевавшей грозы он услышал ее приглушенный зов: «Гален!»
Рика никак не могла выпрямиться, судороги в животе заставляли ее согнуться. Кое-как добравшись до дверей, она тяжело облокотилась на стену, ожидая, когда пройдет боль схваток. Когда боль немного отпустила, выпрямилась и отодвинула защелку наружной двери.
Дверь распахнулась, и в этот момент черноту неба расколола ослепительная вспышка молнии. Рика инстинктивно вскинула руку, а когда опустила ее, Гален стоял перед ней, как бы материализовавшись из самой грозы. Не просто человек, а посланная ей природой помощь!
Ветер растрепал ее распущенные волосы, тонкая сорочка прилипла к телу. Словно обнаженная, стояла она под его взглядом, и в эту минуту наконец-то приняла волю богов. Окончательно и навсегда она приняла этого человека, этого римлянина и ринулась в спасительные объятия.
Спазма боли снова пронзила ее тело, распростертое на покрывале. В Могунтиакуме, где он служил перед Дэвой, Галену пришлось однажды присутствовать при родах. В конце зимы в занесенном снегом лагере будущий отец в ужасе поднял Галена с постели — ребенок шел ногами вперед. Гален вызвал хирурга легиона. Двадцать лет принимая незаконных отпрысков римской армии, тот умудрился спасти и ребенка, и мать.
Но Гален не был хирургом, и опыт помощи в одних единственных родах едва ли сделал из него повивальную бабку. Он также понимал, что ребенок рождается слишком рано. Но рано или поздно — главное, что он рождается…
Рика вцепилась в одеяло, прижимая кулаки к бокам. Она не могла кричать, только чувствовала, как из-под закрытых век струятся слезы.
— Кричи, Рика. Это поможет вынести боль. Она покачала головой, но тут ее снова схватило. Боль переворачивала все ее внутренности. Спина прогнулась, и глаза в ужасе широко открылись.
— Я не могу, — простонала она.
— Нет, можешь. — Встав на колени рядом с ней, он взял ее за руку и осторожно вытер слезы. — Когда становится плохо, жми крепче.
Тотчас ее рука сжалась, и ногти впились в его ладонь. Он продолжал повторять:
— Сейчас все кончится. Держись за меня.
Она так и сделала, и инстинктивно начала быстрее дышать, приспосабливаясь к приступам боли. Спустя некоторое время боль отпустила. Рика лежала опустошенная и наполненная ужасом, зная, что скоро она вернется.
И она вернулась.
Схватки стали еще чаще и сильнее, едва кончалась одна, наступала другая. Иногда боль была такой нестерпимой, что не оставалось ничего, кроме боли. В какой-то момент, не выдержав, она простонала:
— Я больше не могу.
— Ты должна и ты вытерпишь. — Он сжал другую руку. — Взгляни на меня.
Она подчинилась. Взгляд его светился добротой, но пожатие было крепким, а голос непреклонным.
— Послушай меня, не думай о боли. Ты должна все вынести.
В очередной раз ее пронзила боль. Судорожно глотая воздух, она вертела головой, взгляд лихорадочно метался по хижине, не в силах остановиться на чем-нибудь.
Твердый настойчивый голос заставил ее сосредоточиться.
— На меня, смотри на меня. Только на меня.
— Будь ты проклят! — крикнула она. Все было заполнено болью. — Пусти меня. Я хочу умереть!
— Нет. Нет, ты не умрешь. — И снова голос заставил сосредоточиться. Прохладная ладонь коснулась лба. — Ты можешь, иначе ты не выжила бы той ночью. А теперь открой глаза. — Его рука крепко держала обе ее руки. Она открыла глаза, и он сжал их сильнее. — Этой ночью ты не одна.
Всю ночь за стенами хижины бушевала гроза, и всю ночь продолжались мучения. Иногда его лицо пропадало в каком-то красноватом тумане, однако он не дал ей потерять сознание. Она крепко сжимала держащую ее руку, не чувствуя, что ногти впиваются в его ладонь.
И только на рассвете, когда тьма начала сереть, она родила ребенка. Мертвого. Он задохнулся при родах.
Боль отпустила, и Рика забылась в спасительном сне. Гален завернул крошечное тельце в свой плащ.
Алый плащ римского центуриона стал саваном этому ребенку. На закате он его похоронит.
Гален подошел к постели и встал около нее на колени. Рика проснулась и лежала бледная и недвижимая. Она даже не спросила о ребенке. Но она должна знать, что тот мертв. Гроза закончилась недавно, и все еще дул свежий ветер, шурша соломой на крыше, проникая в дымовое отверстие и заставляя плясать язычки пламени в очаге. Гален подложил дров, чтобы согреть ее. Она была настолько бледной, что казалась почти прозрачной и совсем холодной на ощупь. Эта бледность и лихорадочный блеск в глазах беспокоили его. Казалось, она смотрит на него и не видит.
Рика скрипнула зубами и уставилась на закопченный потолок. Почему все звуки так похожи на плачь ребенка? Ветер в соломе крыши… утреннее пение птиц…
Слезы обожгли уголки глаз, и она отчаянно замигала. Не в силах больше сдерживаться, Рика с трудом приподнялась и уткнулась лицом в крепкие руки, прижавшись к Галену, ища в нем поддержку и силу.
Если Гален и был застигнут врасплох, то не показал этого.
— Поплачь, Рика, — прошептал он, нежно поглаживая ее по голове. — Пожалей о своей потере.
Мгновенно Рика отшатнулась и взметнула свирепый взгляд.
— Я не потеряла ничего, о чем нужно было бы жалеть, — прошипела она. — Или ты забыл, что жизнь, которая ушла, была римской?
— Но она выросла в тебе, — тихо ответил Гален. Он протянул руку и прикоснулся кончиками пальцев к ее мокрым щекам и дрожащим губам. — Он был твоим сыном.
— Будь ты проклят! — крикнула Рика в исступлении и попыталась оттолкнуть его от себя. Она не хотела ничего знать. Пока он не имел ни пола, ни имени, она не потеряла ребенка, а избавилась от нежеланной ноши.
Гален не отпускал ее и, когда она притихла, еще крепче обнял ее.
— Поплачь, домина.
Рика закрыла глаза и наконец зарыдала. Это были глубокие, очищающие душу рыдания.
Когда рыдания затихли, Рика, совершенно обессиленная, впала в бессознательное состояние, которое в конце концов дало ей отдых.
Гален прижал ее к груди, сердце к сердцу. Его рука гладила ее волосы. Первый раз в жизни Гален Мавриций, центурион когорты и римский воин, чувствовал себя беспомощным. То, что он испытывал к этой женщине, не было вызвано нуждой или случайным обстоятельством, чувством вины или похотью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82