Только понимала, что нельзя оставлять отношения во вчерашнем положении, надо получить ответы на свои вопросы.
В конце концов Дафидд сделал выбор за нее, махнув рукой и приветственно крикнув:
— Иди посмотри, Рика.
Рика смотрела, как Гален оседлал ствол дерева. Должно быть, чтобы притащить его из леса, он воспользовался волами. На земле виднелись борозды и следы копыт. Ей стало интересно, и она подошла поближе.
На каждом конце расколотого бревна Гален сделал небольшой надрез в коре. В первом надрезе он закрепил клином толстую палку, на которой было намотано что-то похожее на веревку. Пройдя вдоль бревна, на ходу размотал веревку и, присев на другом конце бревна, туго натянул конец.
— Теперь, Дафидд…как я тебе показывал, щелкни. Заинтересованная, Рика подошла еще ближе. Дафидд, стоя у середины бревна, схватил веревку, слегка приподнял ее и резко отпустил. Веревка действительно «щелкнула» по поверхности коры, и там, где она ударила, осталась синяя линия. Рика тотчас поняла, чем окрашена веревка — только листья вайды давали подобный цвет.
Гален и Дафидд повторили то же самое с другой стороны бревна. Когда они закончили, на бревне, отмечая его среднюю часть, появились две синие линии, — Зачем нужны эти линии? — спросила она.
Согнувшись и рассматривая результат, Гален не отвечал.
— Чтобы показывать, — ответил Дафидд, идя к ней, — как сделать из круглого бревна квадратный брус. — Он явно гордился своими знаниями, которые, несомненно, приобрел только что.
— Но для чего?
Хотя она спрашивала у Дафидда, ответ неожиданно дал Гален.
— Квадратный брус легче расколоть на доски.
— И что вы будете делать, когда у вас будут эти доски?
Держа топор в руке, он, не ответив, встал на бревно. Подошел Дафидд, и Рика обняла его рукой за плечи. Вместе они смотрели, как Гален взмахнул топором, направляя его лезвие под углом в бок бревна. Он не углублял и не расширял разрез вторым ударом, а двигался вдоль бревна и делал все новые и новые зарубки.
Когда-то он похвалился, что может выполнять плотничью работу. Это оказалось правдой. Все зарубки делались наметанным глазом и получались ровными по глубине и расстоянию между ними. В горной крепости она видела, как рубили и обтесывали деревья для строительных целей, и узнала процедуру. И все-таки для фермы эти приготовления казались слишком сложными и бесполезными.
— Для чего нужны эти доски? — снова спросила она.
Ее вопрос заглушил стук топора. И Гален не ответил либо потому, что не слышал, либо, как прежде, просто проигнорировал ее вопрос. Но она не захотела повторять и опустила глаза.
Вдруг раздался его голос:
— Колыбель.
Рика вздернула голову, взор ее затуманился внезапно набежавшими слезами. Сердце бешено застучало, и она попыталась взять себя в руки, но смогла найти опору лишь в гневе.
— Тогда оставь это, потому что твои труды будут напрасными, римлянин. Мне это не нужно.
Дафидд резко выдохнул и отшатнулся. Но все ее внимание сосредоточилось на стоящем перед ней человеке. Она терялась под взглядом его темных глаз.
— Что, домина? Ребенок или колыбель?
— Будь ты проклят, — прошипела она, найдя наконец в себе силы оторвать взгляд. Он впервые заговорил о ребенке, с тех пор как узнал об обстоятельствах его появления. Но прежде чем она успела продолжить, он обратился к мальчику.
— Дафидд… — Голос был спокойным и уверенным, и она ненавидела его за хладнокровие, — мне нужен точильный камень, можешь принести его?
Мальчик молча кивнул и направился к хижине. Она услышала, как топор Галена врубился в дерево, затем, мгновением позже, его шаги. Но словно пригвожденная к земле, не могла пошевельнуться.
Гален остановился, закрыв собой солнце. Рика чувствовала запах лесной влаги, древесной смолы и свежевырубленной древесины. Он находился уже на расстоянии вытянутой руки и все же подошел еще ближе.
— Так от чего ты отказываешься? От кровати или от ребенка? — повторил он.
Отвернувшись, она избежала его взгляда, но голос звучал и слова раздирали ее, как зазубренное лезвие.
— Или, может быть, от обоих?
— Ты не имеешь права, — прошептала она, поднимая глаза. — Ты не можешь понять… понять, что я чувствую.
Гален схватил ее руку и прижал к округлившемуся животу, удерживая своей собственной.
— «В тебе растет новая жизнь, сильная и здоровая, и совершенно не виноватая в обстоятельствах ее за? рождения Ты не можешь отречься от нее только за то, что она есть Ты должна принять этого ребенка. Попробуй. — потребовал он непреклонным и все же странно мягким голосом.
— Как? — С горечью возразила она. — Как попробовать, если каждый раз, только подумаю о нем, вспоминаю, как он появился? Я все помню… — Голос дрогнул, но все же она продолжила, сдерживая слезы и эмоции:
— Ненависть пришла в мое сердце, а стыд — в душу. Ни один мужчина, зная, что произошло со мной, не может смотреть на меня, не отводя взгляда.
— Потому что каждый, кто смотрит на тебя и не видит в тебе мужества и красоты, он — либо глуп, либо слеп. — Неожиданная нежность прозвучала в голосе, и он с улыбкой неловко провел ладонью по ее щеке. — Я не отвожу взгляда.
Рика смотрела на него и чувствовала себя привязанной к нему словами и делами так, как будто он ее крепко держал.
— А если бы… если бы ребенок был зачат не от римлянина? Делал бы ты тогда колыбель?
Неожиданно ледяной волной накатил страх. Она не может позволять себе верить этому человеку. Она должна оттолкнуть его, пока не поздно.
— А может быть, ты на самом деле делаешь не колыбель? Может быть, это святыня, должная восславить всех ублюдков, появившихся в результате римских изнасилований. Как животные оставляют экскременты, отмечая свою территорию, так и могучая армия Рима оставляет свой помет в распухших женских животах. Скажи мне, центурион Орлов, если бы тебе надо было сделать колыбель для каждого живого существа, зарожденного от твоего семени, сколько бы тебе пришлось их сделать?
— Возможно, больше, чем ты можешь себе представить, — холодно ответил он.
Рика увидела, как сузились его глаза от гнева, и почувствовала себя в безопасности. Она боялась не гнева, а его доброты. Она задевала в ней что-то, чего она не могла показать, в чем не могла признаться даже самой себе.
— А сейчас ты должна сказать мне, ордовикская женщина, — продолжил он тем же ледяным тоном, — на кого же направлена твоя злоба? — Он схватил ее, вцепившись пальцами в предплечье. — На тех людей, которые изнасиловали тебя, или на одного, который оставил тебя в покое? Или на людей, которые возложили на тебя бремя стыда, бремя, которого ты не заслуживаешь?
Его хватка слегка ослабла, но тон остался суровым.
— Посмотри на меня. Я не был среди тех людей, Рика. Я старался доказать это не просто словами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
В конце концов Дафидд сделал выбор за нее, махнув рукой и приветственно крикнув:
— Иди посмотри, Рика.
Рика смотрела, как Гален оседлал ствол дерева. Должно быть, чтобы притащить его из леса, он воспользовался волами. На земле виднелись борозды и следы копыт. Ей стало интересно, и она подошла поближе.
На каждом конце расколотого бревна Гален сделал небольшой надрез в коре. В первом надрезе он закрепил клином толстую палку, на которой было намотано что-то похожее на веревку. Пройдя вдоль бревна, на ходу размотал веревку и, присев на другом конце бревна, туго натянул конец.
— Теперь, Дафидд…как я тебе показывал, щелкни. Заинтересованная, Рика подошла еще ближе. Дафидд, стоя у середины бревна, схватил веревку, слегка приподнял ее и резко отпустил. Веревка действительно «щелкнула» по поверхности коры, и там, где она ударила, осталась синяя линия. Рика тотчас поняла, чем окрашена веревка — только листья вайды давали подобный цвет.
Гален и Дафидд повторили то же самое с другой стороны бревна. Когда они закончили, на бревне, отмечая его среднюю часть, появились две синие линии, — Зачем нужны эти линии? — спросила она.
Согнувшись и рассматривая результат, Гален не отвечал.
— Чтобы показывать, — ответил Дафидд, идя к ней, — как сделать из круглого бревна квадратный брус. — Он явно гордился своими знаниями, которые, несомненно, приобрел только что.
— Но для чего?
Хотя она спрашивала у Дафидда, ответ неожиданно дал Гален.
— Квадратный брус легче расколоть на доски.
— И что вы будете делать, когда у вас будут эти доски?
Держа топор в руке, он, не ответив, встал на бревно. Подошел Дафидд, и Рика обняла его рукой за плечи. Вместе они смотрели, как Гален взмахнул топором, направляя его лезвие под углом в бок бревна. Он не углублял и не расширял разрез вторым ударом, а двигался вдоль бревна и делал все новые и новые зарубки.
Когда-то он похвалился, что может выполнять плотничью работу. Это оказалось правдой. Все зарубки делались наметанным глазом и получались ровными по глубине и расстоянию между ними. В горной крепости она видела, как рубили и обтесывали деревья для строительных целей, и узнала процедуру. И все-таки для фермы эти приготовления казались слишком сложными и бесполезными.
— Для чего нужны эти доски? — снова спросила она.
Ее вопрос заглушил стук топора. И Гален не ответил либо потому, что не слышал, либо, как прежде, просто проигнорировал ее вопрос. Но она не захотела повторять и опустила глаза.
Вдруг раздался его голос:
— Колыбель.
Рика вздернула голову, взор ее затуманился внезапно набежавшими слезами. Сердце бешено застучало, и она попыталась взять себя в руки, но смогла найти опору лишь в гневе.
— Тогда оставь это, потому что твои труды будут напрасными, римлянин. Мне это не нужно.
Дафидд резко выдохнул и отшатнулся. Но все ее внимание сосредоточилось на стоящем перед ней человеке. Она терялась под взглядом его темных глаз.
— Что, домина? Ребенок или колыбель?
— Будь ты проклят, — прошипела она, найдя наконец в себе силы оторвать взгляд. Он впервые заговорил о ребенке, с тех пор как узнал об обстоятельствах его появления. Но прежде чем она успела продолжить, он обратился к мальчику.
— Дафидд… — Голос был спокойным и уверенным, и она ненавидела его за хладнокровие, — мне нужен точильный камень, можешь принести его?
Мальчик молча кивнул и направился к хижине. Она услышала, как топор Галена врубился в дерево, затем, мгновением позже, его шаги. Но словно пригвожденная к земле, не могла пошевельнуться.
Гален остановился, закрыв собой солнце. Рика чувствовала запах лесной влаги, древесной смолы и свежевырубленной древесины. Он находился уже на расстоянии вытянутой руки и все же подошел еще ближе.
— Так от чего ты отказываешься? От кровати или от ребенка? — повторил он.
Отвернувшись, она избежала его взгляда, но голос звучал и слова раздирали ее, как зазубренное лезвие.
— Или, может быть, от обоих?
— Ты не имеешь права, — прошептала она, поднимая глаза. — Ты не можешь понять… понять, что я чувствую.
Гален схватил ее руку и прижал к округлившемуся животу, удерживая своей собственной.
— «В тебе растет новая жизнь, сильная и здоровая, и совершенно не виноватая в обстоятельствах ее за? рождения Ты не можешь отречься от нее только за то, что она есть Ты должна принять этого ребенка. Попробуй. — потребовал он непреклонным и все же странно мягким голосом.
— Как? — С горечью возразила она. — Как попробовать, если каждый раз, только подумаю о нем, вспоминаю, как он появился? Я все помню… — Голос дрогнул, но все же она продолжила, сдерживая слезы и эмоции:
— Ненависть пришла в мое сердце, а стыд — в душу. Ни один мужчина, зная, что произошло со мной, не может смотреть на меня, не отводя взгляда.
— Потому что каждый, кто смотрит на тебя и не видит в тебе мужества и красоты, он — либо глуп, либо слеп. — Неожиданная нежность прозвучала в голосе, и он с улыбкой неловко провел ладонью по ее щеке. — Я не отвожу взгляда.
Рика смотрела на него и чувствовала себя привязанной к нему словами и делами так, как будто он ее крепко держал.
— А если бы… если бы ребенок был зачат не от римлянина? Делал бы ты тогда колыбель?
Неожиданно ледяной волной накатил страх. Она не может позволять себе верить этому человеку. Она должна оттолкнуть его, пока не поздно.
— А может быть, ты на самом деле делаешь не колыбель? Может быть, это святыня, должная восславить всех ублюдков, появившихся в результате римских изнасилований. Как животные оставляют экскременты, отмечая свою территорию, так и могучая армия Рима оставляет свой помет в распухших женских животах. Скажи мне, центурион Орлов, если бы тебе надо было сделать колыбель для каждого живого существа, зарожденного от твоего семени, сколько бы тебе пришлось их сделать?
— Возможно, больше, чем ты можешь себе представить, — холодно ответил он.
Рика увидела, как сузились его глаза от гнева, и почувствовала себя в безопасности. Она боялась не гнева, а его доброты. Она задевала в ней что-то, чего она не могла показать, в чем не могла признаться даже самой себе.
— А сейчас ты должна сказать мне, ордовикская женщина, — продолжил он тем же ледяным тоном, — на кого же направлена твоя злоба? — Он схватил ее, вцепившись пальцами в предплечье. — На тех людей, которые изнасиловали тебя, или на одного, который оставил тебя в покое? Или на людей, которые возложили на тебя бремя стыда, бремя, которого ты не заслуживаешь?
Его хватка слегка ослабла, но тон остался суровым.
— Посмотри на меня. Я не был среди тех людей, Рика. Я старался доказать это не просто словами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82