Льюк не переставал улыбаться, он не сводил глаз с Эмбер и даже по временам терял нить разговора посредине предложения, так его поразила девушка.
Как и большинство молодых людей, вернувшихся из-за границы, он вставлял в речь французские выражения и поговорки, через слово добавлял «морбле» или «морди»1. «Черт побери, (франц.)» Он рассказал ей, что Лувр гораздо больше, чем Уайтхолл, и что в Венеции проститутки ходят по улице с голой грудью, и что немцы пьют больше, чем англичане. Перед уходом он пригласил Эмбер и свою тетю в Малберри Гарден на завтрашний вечер, и Эмбер приняла это приглашение с улыбкой.
Не успели они закрыть дверь, как Онор спросила хозяйку:
— Ну что, мэм, он понравился вам? Какой щеголь, правда?
Но Эмбер неожиданно почувствовала себя усталой и разбитой. Такие приступы мрачного настроения становились все чаще по мере увеличения срока беременности. Она безразлично пожала плечами.
— Он не стоит того, чтобы о нем говорить.
На нее вдруг нахлынуло сразу все — разочарование, одиночество, мучительная тоска по Брюсу, безнадежность ее положения. Эмбер бросилась на диван и зарыдала. Беременность как бы заточила ее в четырех стенах и не выпускала, ее охватил ужас, как при встрече с чудовищем.
«Что же мне делать! Что делать, — отчаянно думала она. — Ведь он растет и растет во мне! Я не могу этого остановить. Он становится все больше и больше, пока я не лопну, как раздутая жаба, и тогда все узнают… О, лучше бы мне умереть!»
Глава восьмая
Эмбер и Льюк Чаннелл поженились в середине октября, через три недели после знакомства. Обручение состоялось в старой церкви неподалеку от «Розы и короны». Как было заведено, Эмбер купила обручальное кольцо жениху и получила от него красивое с несколькими мелкими бриллиантами, за которое она попросила ювелира прислать счет. Она обнаружила, что оплачивать таким образом покупки очень удобно, тем более что она все еще плохо разбиралась в ценах и деньгах и порой попадала впросак. Эмбер отнюдь не стремилась к браку с Льюком. Она считала его одним из самых малоприятных мужчин, каких только знала, и лишь непрекращавшийся ужас, охватывавший ее при мысли о беременности, заставил Эмбер назвать Льюка мужем. У него было только одно положительное качество — любовь к ней.
Но на следующее утро она поняла, что и в этом обманулась.
Его подобострастное обожание мгновенно исчезло, и он стал грубым и несносным. Вульгарность Льюка шокировала ее и вызывала омерзение. Он не оставлял ее в покое ни на минуту и набрасывался на нее в любое время дня и ночи. С первого же дня Льюк начал надолго уходить из дома, напиваться до беспамятства и требовать с посыльным ее денег. Без какого-либо повода Льюк впадал в ярость и не останавливался ни перед чем.
Финансовые дела мистера Гудмена оставались непонятными, и вообще само наличие этого господина казалось столь же эфемерным, как и существование тетушки Эмбер, хотя обе женщины сочиняли все новые отговорки, когда кончался срок предыдущих небылиц. После свадьбы Эмбер и Льюка обе квартиры объединили в одну, и теперь Салли запросто одалживала у Эмбер то веер, то перчатки, то украшения. Она даже пыталась влезть в платья Эмбер, правда, безуспешно. Эмбер почувствовала себя зажатой с двух" сторон — теткой и племянником, они каким-то образом сумели поставить ее в зависимое положение, и она никак не могла понять, когда и как это произошло.
Онор оставалась такой же тихой и незаметной, как и прежде, но стала неопрятной, и Эмбер не раз приходилось повторять ей, что и в помещении надо ходить в обуви, а грязный передник следует менять. Когда Льюк бывал дома, Онор глядела на него с такой скотской похотью, что Эмбер становилось тошно, а когда он приходил пьяным, Онор помогала ему во всем: держала голову, вытирала за ним блевотину, раздевала и укладывала в постель. Такие обязанности входили в круг работы прислуги, но Онор выполняла их с особой истовостью, присущей только женам. Тем не менее, Льюк не испытывал к ней никакой благодарности, цеплялся к ней по пустякам, бил по лицу, когда бывал раздражен, что случалось довольно часто, и даже в присутствии Эмбер обращался с ней фамильярно.
Не прошло и двух недель после их обручения, как, неожиданно войдя в комнату, Эмбер застала Льюка и Онор в постели. Эмбер застыла пораженная, испытывая омерзение и негодование, Льюк испуганно вскочил с кровати, а Онор с криком бросилась в комнату Салли, плача и повизгивая.
Льюк уставился на Эмбер:
— Каким ветром тебя сюда занесло?
Эмбер готова была разрыдаться, но не потому, что муж совратил служанку, а просто у нее сдавали нервы.
— Как я могла знать, чем вы тут занимаетесь?
Он не ответил, молча надел камзол, пристегнул шпагу, нахлобучил шляпу и вышел, хлопнув дверью. Некоторое время Эмбер молча глядела ему вслед, а потом пошла искать Онор. Служанка забилась в дальний угол комнаты Салли, она спряталась за кровать, выла и раскачивалась, закрыв голову руками. Хозяин или хозяйка имели право избить непослушную прислугу, этого и боялась Онор.
— Прекрати немедленно! — крикнула Эмбер. — Я ничего тебе не сделаю! — Она швырнула монету на колени Онор. — Вот, возьми. И будешь получать каждый раз, как переспишь с ним. Может, тогда он оставит меня в покое, — добавила она вполголоса, развернулась и вышла, шурша юбками.
Но не только личная неприязнь к мужу и его дурные манеры злили Эмбер. И Льюк, и его тетя тратили очень много денег — на их имена чуть ли не каждый день посыльные приносили пакеты из магазинов, но они не платили ни копейки. Она сказала об этом миссис Гудмен, когда они вместе отправились за покупками:
— Когда Льюк собирается получить деньги из дома? Ведь далее на обед в таверне или на театр он просит денег у меня.
Салли засмеялась и энергично замахала веером, потом поглядела в окошко на запруженную народом улицу:
— Видите вон то желтое атласное платье, дорогая? Как раз напротив? Я собираюсь сшить себе такое же. Так что вы говорили? Ах да, деньги Льюка. Честно говоря, мы хотели скрыть это от вас, но раз уж вы сами об этом заговорили, то имейте в виду: отец Льюка прямо-таки впал в ярость, когда узнал, что сын женился без его благословения. Бедняжка Льюк женился по любви и теперь может остаться без наследства. Но, дорогая моя, поскольку вы имеете деньги, то вполне безбедно можете прожить на них, — и она льстиво улыбнулась Эмбер, хотя глаза оставались жесткими и ищущими.
Эмбер обомлела: Льюка оставили без наследства, и они двое будут жить на ее пятьсот фунтов. Эмбер начинала понимать, что пятьсот фунтов — это не безграничное богатство, как представлялось ей вначале, особенно при том безудержном расточительстве, которое они себе позволяли.
— Интересно, а с чего это его отец так разгневался, что лишил его состояния?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Как и большинство молодых людей, вернувшихся из-за границы, он вставлял в речь французские выражения и поговорки, через слово добавлял «морбле» или «морди»1. «Черт побери, (франц.)» Он рассказал ей, что Лувр гораздо больше, чем Уайтхолл, и что в Венеции проститутки ходят по улице с голой грудью, и что немцы пьют больше, чем англичане. Перед уходом он пригласил Эмбер и свою тетю в Малберри Гарден на завтрашний вечер, и Эмбер приняла это приглашение с улыбкой.
Не успели они закрыть дверь, как Онор спросила хозяйку:
— Ну что, мэм, он понравился вам? Какой щеголь, правда?
Но Эмбер неожиданно почувствовала себя усталой и разбитой. Такие приступы мрачного настроения становились все чаще по мере увеличения срока беременности. Она безразлично пожала плечами.
— Он не стоит того, чтобы о нем говорить.
На нее вдруг нахлынуло сразу все — разочарование, одиночество, мучительная тоска по Брюсу, безнадежность ее положения. Эмбер бросилась на диван и зарыдала. Беременность как бы заточила ее в четырех стенах и не выпускала, ее охватил ужас, как при встрече с чудовищем.
«Что же мне делать! Что делать, — отчаянно думала она. — Ведь он растет и растет во мне! Я не могу этого остановить. Он становится все больше и больше, пока я не лопну, как раздутая жаба, и тогда все узнают… О, лучше бы мне умереть!»
Глава восьмая
Эмбер и Льюк Чаннелл поженились в середине октября, через три недели после знакомства. Обручение состоялось в старой церкви неподалеку от «Розы и короны». Как было заведено, Эмбер купила обручальное кольцо жениху и получила от него красивое с несколькими мелкими бриллиантами, за которое она попросила ювелира прислать счет. Она обнаружила, что оплачивать таким образом покупки очень удобно, тем более что она все еще плохо разбиралась в ценах и деньгах и порой попадала впросак. Эмбер отнюдь не стремилась к браку с Льюком. Она считала его одним из самых малоприятных мужчин, каких только знала, и лишь непрекращавшийся ужас, охватывавший ее при мысли о беременности, заставил Эмбер назвать Льюка мужем. У него было только одно положительное качество — любовь к ней.
Но на следующее утро она поняла, что и в этом обманулась.
Его подобострастное обожание мгновенно исчезло, и он стал грубым и несносным. Вульгарность Льюка шокировала ее и вызывала омерзение. Он не оставлял ее в покое ни на минуту и набрасывался на нее в любое время дня и ночи. С первого же дня Льюк начал надолго уходить из дома, напиваться до беспамятства и требовать с посыльным ее денег. Без какого-либо повода Льюк впадал в ярость и не останавливался ни перед чем.
Финансовые дела мистера Гудмена оставались непонятными, и вообще само наличие этого господина казалось столь же эфемерным, как и существование тетушки Эмбер, хотя обе женщины сочиняли все новые отговорки, когда кончался срок предыдущих небылиц. После свадьбы Эмбер и Льюка обе квартиры объединили в одну, и теперь Салли запросто одалживала у Эмбер то веер, то перчатки, то украшения. Она даже пыталась влезть в платья Эмбер, правда, безуспешно. Эмбер почувствовала себя зажатой с двух" сторон — теткой и племянником, они каким-то образом сумели поставить ее в зависимое положение, и она никак не могла понять, когда и как это произошло.
Онор оставалась такой же тихой и незаметной, как и прежде, но стала неопрятной, и Эмбер не раз приходилось повторять ей, что и в помещении надо ходить в обуви, а грязный передник следует менять. Когда Льюк бывал дома, Онор глядела на него с такой скотской похотью, что Эмбер становилось тошно, а когда он приходил пьяным, Онор помогала ему во всем: держала голову, вытирала за ним блевотину, раздевала и укладывала в постель. Такие обязанности входили в круг работы прислуги, но Онор выполняла их с особой истовостью, присущей только женам. Тем не менее, Льюк не испытывал к ней никакой благодарности, цеплялся к ней по пустякам, бил по лицу, когда бывал раздражен, что случалось довольно часто, и даже в присутствии Эмбер обращался с ней фамильярно.
Не прошло и двух недель после их обручения, как, неожиданно войдя в комнату, Эмбер застала Льюка и Онор в постели. Эмбер застыла пораженная, испытывая омерзение и негодование, Льюк испуганно вскочил с кровати, а Онор с криком бросилась в комнату Салли, плача и повизгивая.
Льюк уставился на Эмбер:
— Каким ветром тебя сюда занесло?
Эмбер готова была разрыдаться, но не потому, что муж совратил служанку, а просто у нее сдавали нервы.
— Как я могла знать, чем вы тут занимаетесь?
Он не ответил, молча надел камзол, пристегнул шпагу, нахлобучил шляпу и вышел, хлопнув дверью. Некоторое время Эмбер молча глядела ему вслед, а потом пошла искать Онор. Служанка забилась в дальний угол комнаты Салли, она спряталась за кровать, выла и раскачивалась, закрыв голову руками. Хозяин или хозяйка имели право избить непослушную прислугу, этого и боялась Онор.
— Прекрати немедленно! — крикнула Эмбер. — Я ничего тебе не сделаю! — Она швырнула монету на колени Онор. — Вот, возьми. И будешь получать каждый раз, как переспишь с ним. Может, тогда он оставит меня в покое, — добавила она вполголоса, развернулась и вышла, шурша юбками.
Но не только личная неприязнь к мужу и его дурные манеры злили Эмбер. И Льюк, и его тетя тратили очень много денег — на их имена чуть ли не каждый день посыльные приносили пакеты из магазинов, но они не платили ни копейки. Она сказала об этом миссис Гудмен, когда они вместе отправились за покупками:
— Когда Льюк собирается получить деньги из дома? Ведь далее на обед в таверне или на театр он просит денег у меня.
Салли засмеялась и энергично замахала веером, потом поглядела в окошко на запруженную народом улицу:
— Видите вон то желтое атласное платье, дорогая? Как раз напротив? Я собираюсь сшить себе такое же. Так что вы говорили? Ах да, деньги Льюка. Честно говоря, мы хотели скрыть это от вас, но раз уж вы сами об этом заговорили, то имейте в виду: отец Льюка прямо-таки впал в ярость, когда узнал, что сын женился без его благословения. Бедняжка Льюк женился по любви и теперь может остаться без наследства. Но, дорогая моя, поскольку вы имеете деньги, то вполне безбедно можете прожить на них, — и она льстиво улыбнулась Эмбер, хотя глаза оставались жесткими и ищущими.
Эмбер обомлела: Льюка оставили без наследства, и они двое будут жить на ее пятьсот фунтов. Эмбер начинала понимать, что пятьсот фунтов — это не безграничное богатство, как представлялось ей вначале, особенно при том безудержном расточительстве, которое они себе позволяли.
— Интересно, а с чего это его отец так разгневался, что лишил его состояния?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138