Страх перед чумой переходил от соседа к соседу, от приказчика к покупателю, от торговца к домохозяйке.
Длинные похоронные процессии наводнили улицы Лондона, и люди уже начали обращать внимание на мужчин и женщин в трауре, стали вспоминать дурные предзнаменования, возникавшие несколько месяцев назад. Так, в декабре летала комета ночь за ночью, она прочерчивала в небе зловещую дугу. Другие вспомнили огненные шпаги, сиявшие над городом, колесницы, гробы и груды покойников в облаках. Большие толпы народа собирались у собора Святого Павла послушать полуголого старика, вещавшего с пылающим факелом в руке, он призывал людей покаяться в грехах. Звуки похоронного колокола стали иметь теперь новое значение для каждого: может быть, завтра этот колокол будет звонить по мне или по тому, кого я люблю.
Нэн каждый день приносила в дом очередное исцеляющее средство: шарики с ароматическими смолами, чтобы вдыхать, когда выходишь на улицу, амулет из жабы, бивень единорога, гусиное перо с мышьяком, ртуть в ореховой скорлупе, золотые монеты, отчеканенные в царствование королевы Елизаветы. Каждый раз кто-нибудь рассказывал ей о новом снадобье, предохраняющем от чумы, и Нэн немедленно приобретала его — по штуке для каждого из домочадцев, требуя, чтобы целительный предмет непременно носили, не снимая. Она даже лошадям надела на шеи гусиные перья с амальгамой.
Нэн не только пыталась предохранить всех от болезни. Она разумно предполагала, что, несмотря на все меры предосторожности, человек все равно может заразиться, поэтому начала заполнять полки шкафов средствами от чумы. Она купила знаменитое курение Джеймса Энгиера из известняка и каменной соли, а также порох, селитру, деготь и смолу для очистки воздуха; она накупила всяких трав — ангелику, руту, очный цвет, горечавку, ягоды можжевельника и еще десятки других. У нее скопился целый ящик лекарств — венецианская патока, драконова вода, коровий навоз, смешанный с уксусом.
Эмбер забавляли все эти лихорадочные приготовления, ибо астролог предсказал ей, что 1665 год будет счастливым для нее, да и в гороскопе ничего не говорилось ни о чуме, ни о другой какой болезни. К тому же, действительно, от чумы по большей части умирали бедные, которые жили в грязных перенаселенных трущобах.
— Миссис де Лэйси уезжает завтра из города, — сообщила Нэн однажды утром, расчесывая волосы Эмбер.
— Ну и что из того? У миссис де Лэйси сердце, как у цыпленка, она визжит при виде мыши.
— И не только она, мэм. Многие другие тоже уезжают, да вы сами это знаете.
— Но ведь король-то не уезжает, верно? Последние две недели они спорили так ежедневно, и Эмбер это надоело.
— Нет, но он — король, и он может не заразиться, если постарается. Я вам верно говорю, мэм, оставаться здесь очень опасно. В пяти минутах ходьбы от нас, вверх по Друри Лейн, заколотили дом. Я начинаю бояться, мэм. Боже мой, я не хочу умирать, я не хочу, чтобы вы умерли!
Эмбер рассмеялась.
— Ладно, Нэн, если положение станет ухудшаться, мы тоже уедем. Но ты перестань с ума сходить и суетиться.
Эмбер вовсе не собиралась уезжать до возвращения Брюса.
Третьего июля английский и голландский флоты вступили в бой неподалеку от Лоуштофта, и пушечная канонада докатилась даже до Лондона. Звуки боя слышались очень слабо, как шум крыльев ласточки в дымоходе камина. Восьмого числа стало известно, что Англия одержала победу в морском сражении: двадцать четыре корабля было потоплено или захвачено в плен и почти десять тысяч голландцев было убито или взято в плен, а англичане потеряли лишь семьсот моряков. Радость граничила с истерикой. На каждой улице разожгли костры, праздничная толпа выбила стёкла в доме посла Франции за то, что у здания посольства не было праздничного костра. Король Карл — величайший из королей, герцог Йоркский — самый замечательный адмирал в истории Англии, все страстно желали продолжения войны, изничтожения Голландии и вечного владения всеми морями на земле.
Красные кресты появились на домах в Сити — в сердце Лондона.
Через несколько дней Нэн вбежала в дом со списком умерших в руках.
— Мэм! — вскричала она. — Мэм! На прошлой неделе от чумы умерли 112 человек!
У Эмбер в гостях были лорд Бакхерст и сэр Чарльз Сэдли, а также другие джентльмены, которые только что вернулись из плавания, закаленные в сражениях герои войны. Нэн остановилась в дверях, удивленная их присутствием.
— О! — произнесла она. — Простите, джентльмены. — Она сделала реверанс.
— Ничего, мисс Нэн. Черт меня подери, Сэдли, а она все хорошеет, не правда ли? Но в чем дело, вы-то что боитесь заболеть чумой?
— О, конечно, боюсь, сэр! Я с ума схожу от страха! Ведь на скольких домах уже стоят кресты! Сколько людей умерло! — И Нэн начала читать свежеотпечатанный список: — Заворот кишок — 3! От червей — 5! От удара — 2! Откуда мы знаем, что они не от чумы погибли, ведь никто не проверял, боясь заразиться!
Эмбер и джентльмены засмеялись, но Нэн была так возбуждена, что чуть не подавилась золотой монетой, которую держала во рту, и выскочила из комнаты. Только через девять дней королева и ее фрейлины выехали в Хэмптон-Корт, вскоре за ними должны были последовать мужчины. Бакхерст и некоторые придворные, которые слышали о наследстве Эмбер, стали уговаривать ее тоже уехать, но та отказалась.
Потом, наконец, к великому облегчению Нэн, Эмбер начала готовиться к отъезду. Она велела прислуге упаковать одежду, а большую часть драгоценностей отвезла Шадраку Ньюболду, ибо не хотела возить с собой столь ценные вещи, тем более, что сама не знала, где остановится. Когда Эмбер нашла улицу, где жил банкир, она заметила множество колясок и грузовых повозок, а в доме Ньюболда царил полный хаос.
— Очень хорошо, что вы пришли именно сегодня, миссис Дэнжерфилд, — сказал банкир. — Я завтра уезжаю из города. Но я полагал, что вы уже в деревне со всеми домочадцами. Они уехали не меньше двух недель назад.
У Дэнжерфилдов был загородный дом в Дорсетшире.
— Я теперь не живу в доме Дэнжерфилдов. Я хотела бы взять с собой не более ста фунтов. Этого будет достаточно, не правда ли?
— Я думаю — да. На дорогах будет особенно много разбойников, а чума должна скоро закончиться. Извините, мадам, я на минуту.
Ожидая Шадрака Ныоболда, Эмбер сидела, обмахиваясь веером. День стоял жаркий, и она чувствовала, что ее черное атласное платье с высоким воротником прилипает к коже; шелковые чулки, влажные от пота, плотно пристают к ногам. Наконец он вернулся, сел и отсчитал для нее золотые и серебряные монеты, сложив их стопками на столе.
— Какой приятный мальчик у миссис Джемаймы, вы согласны? — спросил он.
Эмбер не знала, что Джемайма родила, но сразу сообразила и саркастически заметила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Длинные похоронные процессии наводнили улицы Лондона, и люди уже начали обращать внимание на мужчин и женщин в трауре, стали вспоминать дурные предзнаменования, возникавшие несколько месяцев назад. Так, в декабре летала комета ночь за ночью, она прочерчивала в небе зловещую дугу. Другие вспомнили огненные шпаги, сиявшие над городом, колесницы, гробы и груды покойников в облаках. Большие толпы народа собирались у собора Святого Павла послушать полуголого старика, вещавшего с пылающим факелом в руке, он призывал людей покаяться в грехах. Звуки похоронного колокола стали иметь теперь новое значение для каждого: может быть, завтра этот колокол будет звонить по мне или по тому, кого я люблю.
Нэн каждый день приносила в дом очередное исцеляющее средство: шарики с ароматическими смолами, чтобы вдыхать, когда выходишь на улицу, амулет из жабы, бивень единорога, гусиное перо с мышьяком, ртуть в ореховой скорлупе, золотые монеты, отчеканенные в царствование королевы Елизаветы. Каждый раз кто-нибудь рассказывал ей о новом снадобье, предохраняющем от чумы, и Нэн немедленно приобретала его — по штуке для каждого из домочадцев, требуя, чтобы целительный предмет непременно носили, не снимая. Она даже лошадям надела на шеи гусиные перья с амальгамой.
Нэн не только пыталась предохранить всех от болезни. Она разумно предполагала, что, несмотря на все меры предосторожности, человек все равно может заразиться, поэтому начала заполнять полки шкафов средствами от чумы. Она купила знаменитое курение Джеймса Энгиера из известняка и каменной соли, а также порох, селитру, деготь и смолу для очистки воздуха; она накупила всяких трав — ангелику, руту, очный цвет, горечавку, ягоды можжевельника и еще десятки других. У нее скопился целый ящик лекарств — венецианская патока, драконова вода, коровий навоз, смешанный с уксусом.
Эмбер забавляли все эти лихорадочные приготовления, ибо астролог предсказал ей, что 1665 год будет счастливым для нее, да и в гороскопе ничего не говорилось ни о чуме, ни о другой какой болезни. К тому же, действительно, от чумы по большей части умирали бедные, которые жили в грязных перенаселенных трущобах.
— Миссис де Лэйси уезжает завтра из города, — сообщила Нэн однажды утром, расчесывая волосы Эмбер.
— Ну и что из того? У миссис де Лэйси сердце, как у цыпленка, она визжит при виде мыши.
— И не только она, мэм. Многие другие тоже уезжают, да вы сами это знаете.
— Но ведь король-то не уезжает, верно? Последние две недели они спорили так ежедневно, и Эмбер это надоело.
— Нет, но он — король, и он может не заразиться, если постарается. Я вам верно говорю, мэм, оставаться здесь очень опасно. В пяти минутах ходьбы от нас, вверх по Друри Лейн, заколотили дом. Я начинаю бояться, мэм. Боже мой, я не хочу умирать, я не хочу, чтобы вы умерли!
Эмбер рассмеялась.
— Ладно, Нэн, если положение станет ухудшаться, мы тоже уедем. Но ты перестань с ума сходить и суетиться.
Эмбер вовсе не собиралась уезжать до возвращения Брюса.
Третьего июля английский и голландский флоты вступили в бой неподалеку от Лоуштофта, и пушечная канонада докатилась даже до Лондона. Звуки боя слышались очень слабо, как шум крыльев ласточки в дымоходе камина. Восьмого числа стало известно, что Англия одержала победу в морском сражении: двадцать четыре корабля было потоплено или захвачено в плен и почти десять тысяч голландцев было убито или взято в плен, а англичане потеряли лишь семьсот моряков. Радость граничила с истерикой. На каждой улице разожгли костры, праздничная толпа выбила стёкла в доме посла Франции за то, что у здания посольства не было праздничного костра. Король Карл — величайший из королей, герцог Йоркский — самый замечательный адмирал в истории Англии, все страстно желали продолжения войны, изничтожения Голландии и вечного владения всеми морями на земле.
Красные кресты появились на домах в Сити — в сердце Лондона.
Через несколько дней Нэн вбежала в дом со списком умерших в руках.
— Мэм! — вскричала она. — Мэм! На прошлой неделе от чумы умерли 112 человек!
У Эмбер в гостях были лорд Бакхерст и сэр Чарльз Сэдли, а также другие джентльмены, которые только что вернулись из плавания, закаленные в сражениях герои войны. Нэн остановилась в дверях, удивленная их присутствием.
— О! — произнесла она. — Простите, джентльмены. — Она сделала реверанс.
— Ничего, мисс Нэн. Черт меня подери, Сэдли, а она все хорошеет, не правда ли? Но в чем дело, вы-то что боитесь заболеть чумой?
— О, конечно, боюсь, сэр! Я с ума схожу от страха! Ведь на скольких домах уже стоят кресты! Сколько людей умерло! — И Нэн начала читать свежеотпечатанный список: — Заворот кишок — 3! От червей — 5! От удара — 2! Откуда мы знаем, что они не от чумы погибли, ведь никто не проверял, боясь заразиться!
Эмбер и джентльмены засмеялись, но Нэн была так возбуждена, что чуть не подавилась золотой монетой, которую держала во рту, и выскочила из комнаты. Только через девять дней королева и ее фрейлины выехали в Хэмптон-Корт, вскоре за ними должны были последовать мужчины. Бакхерст и некоторые придворные, которые слышали о наследстве Эмбер, стали уговаривать ее тоже уехать, но та отказалась.
Потом, наконец, к великому облегчению Нэн, Эмбер начала готовиться к отъезду. Она велела прислуге упаковать одежду, а большую часть драгоценностей отвезла Шадраку Ньюболду, ибо не хотела возить с собой столь ценные вещи, тем более, что сама не знала, где остановится. Когда Эмбер нашла улицу, где жил банкир, она заметила множество колясок и грузовых повозок, а в доме Ньюболда царил полный хаос.
— Очень хорошо, что вы пришли именно сегодня, миссис Дэнжерфилд, — сказал банкир. — Я завтра уезжаю из города. Но я полагал, что вы уже в деревне со всеми домочадцами. Они уехали не меньше двух недель назад.
У Дэнжерфилдов был загородный дом в Дорсетшире.
— Я теперь не живу в доме Дэнжерфилдов. Я хотела бы взять с собой не более ста фунтов. Этого будет достаточно, не правда ли?
— Я думаю — да. На дорогах будет особенно много разбойников, а чума должна скоро закончиться. Извините, мадам, я на минуту.
Ожидая Шадрака Ныоболда, Эмбер сидела, обмахиваясь веером. День стоял жаркий, и она чувствовала, что ее черное атласное платье с высоким воротником прилипает к коже; шелковые чулки, влажные от пота, плотно пристают к ногам. Наконец он вернулся, сел и отсчитал для нее золотые и серебряные монеты, сложив их стопками на столе.
— Какой приятный мальчик у миссис Джемаймы, вы согласны? — спросил он.
Эмбер не знала, что Джемайма родила, но сразу сообразила и саркастически заметила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138