Война может отнять у нее будущее, отказать ей в самых простых желаниях.
— Но, Джон! — воскликнула она горько и протестующе. — Что же будет с нами? Что ты будешь делать, если победит король? И что станется со мной, если победят парламентарии? О Джон, я так боюсь! Как все это кончится?
Джон повернулся к ней:
— О Боже, Юдит, я не знаю. Что делают люди, когда кончается война? Что-нибудь придумаем.
Вдруг Юдит закрыла лицо руками и заплакала. В горькие рыдания выплеснулись ее пережитое одиночество и предстоящая разлука. Джон снова обнял ее и пытался утешить.
— Не плачь, Юдит, дорогая. Я вернусь к тебе. И когда-нибудь мы с тобой…
— Когда-нибудь, Джон! — Она отчаянно ухватилась за него руками, в глазах были испуг и отчаяние. — Когда-нибудь! Но что, если это когда-нибудь не наступит никогда!
Час спустя он уехал, и Юдит вернулась в дом, счастливая и умиротворенная, как никогда прежде. Теперь, что бы ни случилось, как бы ни закончилась война — кто победит, а кто потерпит поражение, — они все равно будут вместе. Возможно, на короткое время они и будут врозь, но никогда и никто больше не разлучит их. Жизнь не казалась ей такой сложной и безысходной, как раньше.
Поначалу ее пугала даже мысль о встрече с матерью, она боялась взглянуть ей в глаза и снова чувствовала себя маленькой девочкой — тогда леди Энн, даже не видя дочки, всегда знала обо всех ее проказах. Несколько дней прошло в тревоге. Но потом Юдит все чаще стала погружаться в сладостные воспоминания: она переносилась мысленно на ту поляну у реки, вспоминала каждую улыбку, каждый поцелуй, прикосновение, каждое слово любви. Эти минуты скрашивали ее одиночество, успокаивали сомнения, помогали пережить жгучую тоску и все сгущавшиеся страхи.
Через месяц разнеслась весть о большой победе роялистов при Раундуэй Даун и лорд Уильям написал жене, что ожидает заключения мира со дня на день. И хотя леди Энн говорила, что ни Джон Мэйнворинг, ни кто другой из его семейства никогда не переступит порога их дома, Юдит знала, что они могут и сами решить свои проблемы. Ее надежды обрели крылья.
А потом Юдит поняла, что беременна. Она уже некоторое время ощущала странное состояние, и сначала сочла это обычным недомоганием, но в конце концов ей стало ясно, что с ней. Она слегла в постель на несколько дней, так сильно на нее подействовало это открытие. У Юдит пропал аппетит, она побледнела и осунулась. И каждый раз, когда в комнате вместе с ней оказывалась мать, Юдит со страхом ловила каждый ее взгляд, прислушивалась к каждому произнесенному слову — ей казалось, что в глазах матери и в ее голосе сквозит подозрение. Юдит даже не допускала мысли о том, что произойдет, если родители узнают обо всем. Ибо характер отца и его предрассудки были столь сильны, что он наверняка отправится на поиски Джона, чтобы убить его. Поэтому, пока никто ничего не заметил, она должна найти способ уехать отсюда, отправиться к Джону, где бы он ни находился. Ей нельзя родить ребенка незаконно: это легло бы на честь семьи позорным пятном, которое никогда не смоешь.
Лорд Уильям вернулся в сентябре победителем. «Они и месяца не удержатся против нас», — говорил он, и Юдит, которая не получала ни весточки от Джона, ловила каждое слово отца, надеясь услышать хоть мимолетное упоминание о Джоне, хотя бы намек — жив ли он, не ранен ли. Но если лорд Уильям и знал что-нибудь о Джоне, он ни за что не стал бы говорить об этом в присутствии Юдит, мать поддерживала его. Они оба делали вид, что Джона Мэйнворинга вообще не существует и не существовало на свете.
Потом ей сказали, что выбрали для нее мужа. Им оказался Эдмунд Мортимер, граф Рэдклифф. Юдит познакомилась с ним года полтора назад, когда он приехал с визитом в Роуз Лон. Ему было тридцать пять лет, он недавно овдовел и имел маленького сына. Юдит немногое могла о нем вспомнить, кроме того, что он ей не понравился. Он был ростом не больше пяти футов и шести или семи дюймов, хрупкого телосложения, со слишком большой головой для щуплого тела и узких плеч. Черты лица аристократические: тонкий нос, тонкие губы, холодные и жесткие глаза, отражающие ум аскетический и суровый. Эти качества не могли понравиться семнадцатилетней девушке, сердце которой заполнял образ красивого, мужественного и галантного молодого человека. И что-то еще в облике графа отталкивало Юдит, она и сама не знала, что именно. Нет, она не хотела такого мужа, даже если бы никогда не знала Джона Мэйнворинга.
— Я не хочу выходить замуж, — сказала она, сама удивляясь своей смелости.
Отец строго взглянул на нее, и в его глазах появился опасный блеск, но не успел он открыть рот, как леди Энн попросила Юдит уйти в другую комнату и добавила, что поговорит с ней отдельно. Явное упрямство Юдит удивило и рассердило родителей. Тем не менее, они начали строить планы на свадьбу и не стали советоваться с Юдит, убежденные, что чем скорее выдадут ее замуж, тем раньше она забудет Джона Мэйнворинга и тем лучше будет для всех.
Из сундука достали подвенечное платье, сшитое полтора года назад и предназначавшееся для свадьбы с Джоном. Платье почистили, выгладили и повесили в ее комнате. Тяжелый белый атлас платья украшало шитье из мелкого жемчуга, а глухой ворот и манжеты — кремовые кружева. Юбка со шлицей надевалась поверх нижней юбки из светящейся, жесткой серебряной парчи. Это дорогое и красивое платье ручной работы, сшитое во Франции, сначала очень понравилось Юдит, а теперь она далее не могла заставить себя примерить его и с горечью заявила своей няньке, что скорее наденет на себя саван.
Вскоре приехал граф, но Юдит отказалась выйти, хотя ей не раз говорили, что следует оказать ему все знаки уважения и внимания, Юдит старалась избегать его, говорила с ним холодно, а потом безутешно плакала у себя в комнате. Пошел уже четвертый месяц беременности, и она пребывала в постоянном ужасе, что все обнаружится, хотя ее пышные юбки еще несколько недель могли скрывать пополневшую талию. От страха и переживаний Юдит осунулась, она нервно вздрагивала от малейшего неожиданного звука, стала задумчивой, раздражительной.
«Что же станется со мной?» — исступленно думала Юдит и молилась о том, чтобы Господь дал ей возможность увидеть Джона, или чтобы он прислал гонца и спас ее. Но никто не появлялся. Юдит даже не знала, жив ли он. Потом пришло облегчение, смешанное с чувством вины, когда за две недели до назначенного дня свадьбы поступило известие, что парламентарии напали на большое поместье в двадцати милях отсюда к юго-востоку, и граф Рэдклифф поскакал туда вместе с отцом Юдит.
Поместье Роуз Лон располагалось на границе, разделявшей территории парламентариев и роялистов, поэтому весть о сражении, столь близком к деревне, встревожила всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
— Но, Джон! — воскликнула она горько и протестующе. — Что же будет с нами? Что ты будешь делать, если победит король? И что станется со мной, если победят парламентарии? О Джон, я так боюсь! Как все это кончится?
Джон повернулся к ней:
— О Боже, Юдит, я не знаю. Что делают люди, когда кончается война? Что-нибудь придумаем.
Вдруг Юдит закрыла лицо руками и заплакала. В горькие рыдания выплеснулись ее пережитое одиночество и предстоящая разлука. Джон снова обнял ее и пытался утешить.
— Не плачь, Юдит, дорогая. Я вернусь к тебе. И когда-нибудь мы с тобой…
— Когда-нибудь, Джон! — Она отчаянно ухватилась за него руками, в глазах были испуг и отчаяние. — Когда-нибудь! Но что, если это когда-нибудь не наступит никогда!
Час спустя он уехал, и Юдит вернулась в дом, счастливая и умиротворенная, как никогда прежде. Теперь, что бы ни случилось, как бы ни закончилась война — кто победит, а кто потерпит поражение, — они все равно будут вместе. Возможно, на короткое время они и будут врозь, но никогда и никто больше не разлучит их. Жизнь не казалась ей такой сложной и безысходной, как раньше.
Поначалу ее пугала даже мысль о встрече с матерью, она боялась взглянуть ей в глаза и снова чувствовала себя маленькой девочкой — тогда леди Энн, даже не видя дочки, всегда знала обо всех ее проказах. Несколько дней прошло в тревоге. Но потом Юдит все чаще стала погружаться в сладостные воспоминания: она переносилась мысленно на ту поляну у реки, вспоминала каждую улыбку, каждый поцелуй, прикосновение, каждое слово любви. Эти минуты скрашивали ее одиночество, успокаивали сомнения, помогали пережить жгучую тоску и все сгущавшиеся страхи.
Через месяц разнеслась весть о большой победе роялистов при Раундуэй Даун и лорд Уильям написал жене, что ожидает заключения мира со дня на день. И хотя леди Энн говорила, что ни Джон Мэйнворинг, ни кто другой из его семейства никогда не переступит порога их дома, Юдит знала, что они могут и сами решить свои проблемы. Ее надежды обрели крылья.
А потом Юдит поняла, что беременна. Она уже некоторое время ощущала странное состояние, и сначала сочла это обычным недомоганием, но в конце концов ей стало ясно, что с ней. Она слегла в постель на несколько дней, так сильно на нее подействовало это открытие. У Юдит пропал аппетит, она побледнела и осунулась. И каждый раз, когда в комнате вместе с ней оказывалась мать, Юдит со страхом ловила каждый ее взгляд, прислушивалась к каждому произнесенному слову — ей казалось, что в глазах матери и в ее голосе сквозит подозрение. Юдит даже не допускала мысли о том, что произойдет, если родители узнают обо всем. Ибо характер отца и его предрассудки были столь сильны, что он наверняка отправится на поиски Джона, чтобы убить его. Поэтому, пока никто ничего не заметил, она должна найти способ уехать отсюда, отправиться к Джону, где бы он ни находился. Ей нельзя родить ребенка незаконно: это легло бы на честь семьи позорным пятном, которое никогда не смоешь.
Лорд Уильям вернулся в сентябре победителем. «Они и месяца не удержатся против нас», — говорил он, и Юдит, которая не получала ни весточки от Джона, ловила каждое слово отца, надеясь услышать хоть мимолетное упоминание о Джоне, хотя бы намек — жив ли он, не ранен ли. Но если лорд Уильям и знал что-нибудь о Джоне, он ни за что не стал бы говорить об этом в присутствии Юдит, мать поддерживала его. Они оба делали вид, что Джона Мэйнворинга вообще не существует и не существовало на свете.
Потом ей сказали, что выбрали для нее мужа. Им оказался Эдмунд Мортимер, граф Рэдклифф. Юдит познакомилась с ним года полтора назад, когда он приехал с визитом в Роуз Лон. Ему было тридцать пять лет, он недавно овдовел и имел маленького сына. Юдит немногое могла о нем вспомнить, кроме того, что он ей не понравился. Он был ростом не больше пяти футов и шести или семи дюймов, хрупкого телосложения, со слишком большой головой для щуплого тела и узких плеч. Черты лица аристократические: тонкий нос, тонкие губы, холодные и жесткие глаза, отражающие ум аскетический и суровый. Эти качества не могли понравиться семнадцатилетней девушке, сердце которой заполнял образ красивого, мужественного и галантного молодого человека. И что-то еще в облике графа отталкивало Юдит, она и сама не знала, что именно. Нет, она не хотела такого мужа, даже если бы никогда не знала Джона Мэйнворинга.
— Я не хочу выходить замуж, — сказала она, сама удивляясь своей смелости.
Отец строго взглянул на нее, и в его глазах появился опасный блеск, но не успел он открыть рот, как леди Энн попросила Юдит уйти в другую комнату и добавила, что поговорит с ней отдельно. Явное упрямство Юдит удивило и рассердило родителей. Тем не менее, они начали строить планы на свадьбу и не стали советоваться с Юдит, убежденные, что чем скорее выдадут ее замуж, тем раньше она забудет Джона Мэйнворинга и тем лучше будет для всех.
Из сундука достали подвенечное платье, сшитое полтора года назад и предназначавшееся для свадьбы с Джоном. Платье почистили, выгладили и повесили в ее комнате. Тяжелый белый атлас платья украшало шитье из мелкого жемчуга, а глухой ворот и манжеты — кремовые кружева. Юбка со шлицей надевалась поверх нижней юбки из светящейся, жесткой серебряной парчи. Это дорогое и красивое платье ручной работы, сшитое во Франции, сначала очень понравилось Юдит, а теперь она далее не могла заставить себя примерить его и с горечью заявила своей няньке, что скорее наденет на себя саван.
Вскоре приехал граф, но Юдит отказалась выйти, хотя ей не раз говорили, что следует оказать ему все знаки уважения и внимания, Юдит старалась избегать его, говорила с ним холодно, а потом безутешно плакала у себя в комнате. Пошел уже четвертый месяц беременности, и она пребывала в постоянном ужасе, что все обнаружится, хотя ее пышные юбки еще несколько недель могли скрывать пополневшую талию. От страха и переживаний Юдит осунулась, она нервно вздрагивала от малейшего неожиданного звука, стала задумчивой, раздражительной.
«Что же станется со мной?» — исступленно думала Юдит и молилась о том, чтобы Господь дал ей возможность увидеть Джона, или чтобы он прислал гонца и спас ее. Но никто не появлялся. Юдит даже не знала, жив ли он. Потом пришло облегчение, смешанное с чувством вины, когда за две недели до назначенного дня свадьбы поступило известие, что парламентарии напали на большое поместье в двадцати милях отсюда к юго-востоку, и граф Рэдклифф поскакал туда вместе с отцом Юдит.
Поместье Роуз Лон располагалось на границе, разделявшей территории парламентариев и роялистов, поэтому весть о сражении, столь близком к деревне, встревожила всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138