Остроконечная желтая шапочка на голове и круг шелка цвета шафрана, нашитый на одежду спереди и сзади сказали Арианне, что перед ней еврей.
— Ах, ах, прекраснейшая леди Арианна! — воскликнул Симон, закатывая глаза и кланяясь с преувеличенным рвением (даже его дыхание благоухало маслом фенхеля). — Миледи, я много наслышан о вас, но должен признаться, что, как ни лестны слухи, они не передают вашей несказанной прелести, ибо лоб ваш белее лепестков жасмина, щеки нежнее и румянее яблоневого цвета, а губы... ах, ваши губы алее... алее весенних маков! — Тут его круглое лицо еще сильнее расплылось от удовольствия по поводу собственного красноречия.
— Я бы сказал, твои губы алее носа старого пропойцы! — прошептал Рейн, подходя и слегка наклоняясь к ее уху.
Неудержимая веселость заставила Арианну с силой сжать зубы, чтобы не расхохотаться в лицо гостю.
— А лоб белее брюха снулой рыбы...
На этот раз смех совсем было сорвался с губ. Чтобы прекратить эти бестактности, Арианна незаметно ткнула мужа кулаком в живот — и застала врасплох. Рейн закашлялся, выпучив глаза. У него был вид человека, который вот-вот задохнется, и на лице Симона отразилось живейшее беспокойство.
— Ах, милорд Рейн, как же сильно вы простужены! Болеть летом — самое распоследнее дело. Человек не обращает на кашель внимания, ан, глядишь — он уже и в могиле! Хочу посоветовать вернейшее средство: накладывать примочки из жира висельника. Прекрасно очищает кровь!
Тут уж Арианна не выдержала и засмеялась. Средство, предложенное Симоном, и в самом деле широко применялось, но Рейн, похоже, впервые слышал о нем, потому что содрогнулся и округлил глаза. На случай, если ее неуместная веселость обидела гостя, Арианна решила сделать ему комплимент.
— Какая у вас роскошная борода, почтенный сэр!
— Вам нравится? — Очевидно, Симон и сам восхищался бородой, потому что огладил ее с гордостью. — Насколько мне известно, такова последняя мода при французском дворе. Разумеется, ни один придворный не осмелится иметь бороду более внушительную, чем у короля. Вы понимаете меня? Это может обойтись слишком дорого: можно лишиться и бороды, и головы разом.
Еврей расхохотался так громко, что у Арианны заложило уши.
До сих пор ей не приходилось встречать представителей этого необычайного народа, но она слышала немало леденящих кровь рассказов. Однако, за исключением холеной бороды и золотых зубов, в Симоне не было ничего зловещего. Арианна даже нашла его приятным и довольно занятным в беседе. Как-то не верилось, что он способен выкрасть христианского младенца, чтобы пролить его кровь в каком-нибудь ужасном ритуале.
Впрочем, одна заведомо отрицательная черта в Симоне все же была: он ссужал деньги под проценты и поэтому был грешником с точки зрения католической церкви. Арианна задалась вопросом; какие дела могут быть у Рейна с таким человеком?
Когда ростовщик удалился под аккомпанемент своего громоподобного смеха, Рейн вернулся к столу и снова взялся за счеты. Он перекинул еще несколько костяшек и нахмурился, потирая висок пальцами, запачканными углем. Однако Арианну уже не так легко было сбить с толку. Она достаточно знала мужа, чтобы сообразить, что означают его потемневшие глаза и обострившиеся скулы. Что-то сильно взволновало его, но что? Рейн хмурился и покусывал нижнюю губу, но вопреки всему этому ее вдруг охватила сильнейшая потребность, чтобы он обнял ее и поцеловал (очевидно, беременность влияет не только на тело женщины, но и на ее разум, решила Арианна).
— Милорд, неужели этот человек приходил, чтобы ссудить вам денег?
— Да, дьявол его забери! Представь себе, мне пришлось пообещать в виде процента свою душу!
Арианна ахнула. Рейн засмеялся, встряхнул счеты и бросил их на стол.
— Ну что ты, что ты! Я просто пошутил, хотя в шутке и есть доля истины. Проценты этот плут дерет зверские.
— Неужели мы настолько бедны, что должны занимать деньги на пропитание? В таком случае я обращусь к отцу и...
Рейн приложил палец к ее губам. Прикосновение было теплым и ласковым, и ей с трудом удалось удержаться от поцелуя.
— Мы не бедны, Арианна. Симон просит большие проценты, но только он может ссудить ту сумму, что мне нужна. Я задумал построить замок.
— Замок? — переспросила она озадаченно. — Ты собираешься строить замок? Здесь, на землях Руддлана? Но для чего?
— Ты сыплешь вопросами, как небеса градом. Передохни хоть минуту, и тогда я смогу все тебе рассказать.
Он подвел Арианну к раскладному столу у окна. На нем был расстелен и придавлен с четырех краев самый тонкий свиток пергамента, который ей только приходилось видеть. Сеть трещин — признак немалого возраста — покрывала его, и даже издалека можно было ощутить залежалый, плесенный запах (который обычно бьет в нос, если открыть сундук с одеждой, много времени простоявший на сыром чердаке).
— Руддлан устарел, — говорил Рейн, заглядывая Ари-анне через плечо так, что его дыхание согревало ей шею. — Конечно, его не сравнить с деревянными укреплениями времен Вильгельма Завоевателя, но за последние десять лет в строительстве замков многое изменилось. Особенно многого добились язычники, мастера сооружать неприступные твердыни. Во время крестового похода я старался учиться у них. То, что ты видишь перед собой, — это как раз такой замок, о котором я всегда мечтал.
Арианна сознавала, что на пергаменте что-то изображено, но это «что-то» было настолько сложным, что ускользало от понимания... и вдруг случилось чудо. Медленно-медленно из путаницы тонких линий возник замок. Он обрел форму, и стало ясно, что это та самая неприступная твердыня, которой Рейн восхищался у сарацинов: величественное сооружение с круглыми башнями и стенами, сплошь покрытыми амбразурами и бойницами. Несколько секунд Арианна видела центральную башню, на верхушке которой развевалось знамя с черным драконом на кроваво-красном поле...
Она мигнула — и замок исчез, превратился в сеть поблекших черных линий.
— Значит, ты привез эту карту из Святой Земли?
— Чертеж — так это называется, — ответил Рейн, любовно дотрагиваясь до какой-то части рисунка. — Я получил его от одного сарацина, которого соплеменники считают непревзойденным строителем. Точно такой же замок он построил для султана Нураддина.
— Да уж, милорд, мы здесь наслышаны о ваших подвигах во время крестового похода! — заметила Арианна, надувая губы. — Мне часто приходит в голову, что все это ужасно несправедливо.
Рейн заметил, как оттопырилась ее нижняя губа, и начал было наклоняться, но удивленно поднял брови.
— Что же тут несправедливого?
— Вам, милорд, обеспечено спасение души только за то, что вы убивали язычников во имя Святого Креста и приложились губами к гробу Господню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
— Ах, ах, прекраснейшая леди Арианна! — воскликнул Симон, закатывая глаза и кланяясь с преувеличенным рвением (даже его дыхание благоухало маслом фенхеля). — Миледи, я много наслышан о вас, но должен признаться, что, как ни лестны слухи, они не передают вашей несказанной прелести, ибо лоб ваш белее лепестков жасмина, щеки нежнее и румянее яблоневого цвета, а губы... ах, ваши губы алее... алее весенних маков! — Тут его круглое лицо еще сильнее расплылось от удовольствия по поводу собственного красноречия.
— Я бы сказал, твои губы алее носа старого пропойцы! — прошептал Рейн, подходя и слегка наклоняясь к ее уху.
Неудержимая веселость заставила Арианну с силой сжать зубы, чтобы не расхохотаться в лицо гостю.
— А лоб белее брюха снулой рыбы...
На этот раз смех совсем было сорвался с губ. Чтобы прекратить эти бестактности, Арианна незаметно ткнула мужа кулаком в живот — и застала врасплох. Рейн закашлялся, выпучив глаза. У него был вид человека, который вот-вот задохнется, и на лице Симона отразилось живейшее беспокойство.
— Ах, милорд Рейн, как же сильно вы простужены! Болеть летом — самое распоследнее дело. Человек не обращает на кашель внимания, ан, глядишь — он уже и в могиле! Хочу посоветовать вернейшее средство: накладывать примочки из жира висельника. Прекрасно очищает кровь!
Тут уж Арианна не выдержала и засмеялась. Средство, предложенное Симоном, и в самом деле широко применялось, но Рейн, похоже, впервые слышал о нем, потому что содрогнулся и округлил глаза. На случай, если ее неуместная веселость обидела гостя, Арианна решила сделать ему комплимент.
— Какая у вас роскошная борода, почтенный сэр!
— Вам нравится? — Очевидно, Симон и сам восхищался бородой, потому что огладил ее с гордостью. — Насколько мне известно, такова последняя мода при французском дворе. Разумеется, ни один придворный не осмелится иметь бороду более внушительную, чем у короля. Вы понимаете меня? Это может обойтись слишком дорого: можно лишиться и бороды, и головы разом.
Еврей расхохотался так громко, что у Арианны заложило уши.
До сих пор ей не приходилось встречать представителей этого необычайного народа, но она слышала немало леденящих кровь рассказов. Однако, за исключением холеной бороды и золотых зубов, в Симоне не было ничего зловещего. Арианна даже нашла его приятным и довольно занятным в беседе. Как-то не верилось, что он способен выкрасть христианского младенца, чтобы пролить его кровь в каком-нибудь ужасном ритуале.
Впрочем, одна заведомо отрицательная черта в Симоне все же была: он ссужал деньги под проценты и поэтому был грешником с точки зрения католической церкви. Арианна задалась вопросом; какие дела могут быть у Рейна с таким человеком?
Когда ростовщик удалился под аккомпанемент своего громоподобного смеха, Рейн вернулся к столу и снова взялся за счеты. Он перекинул еще несколько костяшек и нахмурился, потирая висок пальцами, запачканными углем. Однако Арианну уже не так легко было сбить с толку. Она достаточно знала мужа, чтобы сообразить, что означают его потемневшие глаза и обострившиеся скулы. Что-то сильно взволновало его, но что? Рейн хмурился и покусывал нижнюю губу, но вопреки всему этому ее вдруг охватила сильнейшая потребность, чтобы он обнял ее и поцеловал (очевидно, беременность влияет не только на тело женщины, но и на ее разум, решила Арианна).
— Милорд, неужели этот человек приходил, чтобы ссудить вам денег?
— Да, дьявол его забери! Представь себе, мне пришлось пообещать в виде процента свою душу!
Арианна ахнула. Рейн засмеялся, встряхнул счеты и бросил их на стол.
— Ну что ты, что ты! Я просто пошутил, хотя в шутке и есть доля истины. Проценты этот плут дерет зверские.
— Неужели мы настолько бедны, что должны занимать деньги на пропитание? В таком случае я обращусь к отцу и...
Рейн приложил палец к ее губам. Прикосновение было теплым и ласковым, и ей с трудом удалось удержаться от поцелуя.
— Мы не бедны, Арианна. Симон просит большие проценты, но только он может ссудить ту сумму, что мне нужна. Я задумал построить замок.
— Замок? — переспросила она озадаченно. — Ты собираешься строить замок? Здесь, на землях Руддлана? Но для чего?
— Ты сыплешь вопросами, как небеса градом. Передохни хоть минуту, и тогда я смогу все тебе рассказать.
Он подвел Арианну к раскладному столу у окна. На нем был расстелен и придавлен с четырех краев самый тонкий свиток пергамента, который ей только приходилось видеть. Сеть трещин — признак немалого возраста — покрывала его, и даже издалека можно было ощутить залежалый, плесенный запах (который обычно бьет в нос, если открыть сундук с одеждой, много времени простоявший на сыром чердаке).
— Руддлан устарел, — говорил Рейн, заглядывая Ари-анне через плечо так, что его дыхание согревало ей шею. — Конечно, его не сравнить с деревянными укреплениями времен Вильгельма Завоевателя, но за последние десять лет в строительстве замков многое изменилось. Особенно многого добились язычники, мастера сооружать неприступные твердыни. Во время крестового похода я старался учиться у них. То, что ты видишь перед собой, — это как раз такой замок, о котором я всегда мечтал.
Арианна сознавала, что на пергаменте что-то изображено, но это «что-то» было настолько сложным, что ускользало от понимания... и вдруг случилось чудо. Медленно-медленно из путаницы тонких линий возник замок. Он обрел форму, и стало ясно, что это та самая неприступная твердыня, которой Рейн восхищался у сарацинов: величественное сооружение с круглыми башнями и стенами, сплошь покрытыми амбразурами и бойницами. Несколько секунд Арианна видела центральную башню, на верхушке которой развевалось знамя с черным драконом на кроваво-красном поле...
Она мигнула — и замок исчез, превратился в сеть поблекших черных линий.
— Значит, ты привез эту карту из Святой Земли?
— Чертеж — так это называется, — ответил Рейн, любовно дотрагиваясь до какой-то части рисунка. — Я получил его от одного сарацина, которого соплеменники считают непревзойденным строителем. Точно такой же замок он построил для султана Нураддина.
— Да уж, милорд, мы здесь наслышаны о ваших подвигах во время крестового похода! — заметила Арианна, надувая губы. — Мне часто приходит в голову, что все это ужасно несправедливо.
Рейн заметил, как оттопырилась ее нижняя губа, и начал было наклоняться, но удивленно поднял брови.
— Что же тут несправедливого?
— Вам, милорд, обеспечено спасение души только за то, что вы убивали язычников во имя Святого Креста и приложились губами к гробу Господню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162