— Я знала, что ты принесешь мне много боли, — сказала она тихо.
И вовремя прикусила язык, не позволив себе добавить: «Но я не могла знать, что полюблю тебя». Это был неподходящий момент для признания в любви. Рейн мог переварить только одно откровение за раз.
Она рассказала о других своих видениях, касающихся его: например, как она была вместе с ним во дворе Руддлана в тот страшный день, когда его угрожали ослепить, и про осеннее утро в Честере, когда он просил у отца пони, но получил лишь побои.
Она не сразу подняла взгляд, умолкнув, а когда все же решилась сделать это, Рейн смотрел на нее так, словно видел перед собой самого дьявола.
— Рейн, почему ты так смотришь? Разве нельзя отнестись к этому иначе? Если мы можем быть так близки друг другу, это ведь прекрасно! Это даже большая близость, чем...
Он молча соскочил на пол и пошел прочь, напряженно выпрямив спину и расправив плечи. Склонившись над колыбелью, он поправил чепчик на головке спящей дочери... потом быстро направился к двери.
— Рейн!
Он помедлил, держа руку на щеколде. Арианна ждала, чтo он обернется, но этого не произошло.
— Рейн, мне знаком каждый дюйм твоего тела, я знаю твой запах, твой вкус! Я позволяю тебе входить в меня, как тебе хочется — в лоно и в рот! Почему же тебе так ненавистна мысль о том, что я могу войти в твою память, что мне дано ощутить твою боль?
— Держись подальше от моего прошлого, Арианна! — процедил он, распахивая дверь ударом кулака. — Не смей лезть в мою память... и, черт возьми, оставь меня в покое!
Глава 22
С невольной улыбкой Арианна следила за тем, как пальцы мужа вплетают в крохотный венок веточку вереска, покрытого желтыми колокольчиками цветов. Они устроились на обед в тени большого каштана, с нижней ветви которого, расположенной горизонтально, свисала детская колыбель. Неста нежилась в ней, спеленатая в мягкий лен. Стоял жаркий полдень, и они решили отдохнуть по дороге в Честер, на летнюю ярмарку.
После долгого кропотливого труда Рейн закончил венок, опустился на колено перед колыбелью и возложил его на голову малышки, как бы коронуя юную королеву. При своих небольших размерах венок все же был великоват и сразу сполз Несте на один глаз. Рейн расхохотался и потерся носом о пуговку детского носика.
— Теперь никто не посмеет усомниться, что перед ним сама «майская королева»!
Арианна засмеялась тоже, придвинулась поближе и прижалась грудью к спине мужа. Спина напряглась, но она уже не смогла удержать приготовленные слова.
— Интересно, кто научил тебя плести венки, муж мой?
Рейн отстранился совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы они больше не прикасались друг к другу, а потом и вовсе отошел к стволу каштана. Там он сел, привалившись спиной и положив руку на согнутое колено. Арианна уже решила, что не услышит ответа, но он повернулся. Глаза его были суше, чем пропеченная солнцем земля холма, на котором росло одноединственное дерево.
— Я часто плел их для Сибил, когда мы были детьми. Меня удивляет твой вопрос. Разве ты не видела этого, когда заглядывала в мое прошлое?
— У меня не было видений про тебя и Сибил.
— Рад за тебя, — заметил Рейн, и зубы его оскалились в зловещей пародии на улыбку, — потому что очень сомневаюсь, что увиденное понравилось бы тебе.
Глаза Арианны наполнились слезами, и она поспешно отвернулась, чтобы не дать ему заметить это. В Честере они непременно должны были стать почетными гостями графа Хью и графини Сибил.
Сверху ей на колени свалился неспелый каштан, заставив вздрогнуть от неожиданности. Арианна подняла его и огладила коричневато-зеленую гладкую кожицу. Другой орех валялся на земле совсем близко от Рейна. Заметив это, она уже не могла отвести взгляд от руки, почти касающейся каштана длинными загорелыми сильными пальцами, которые умели так ловко управляться с мечом, плести венки из полевых цветов и ласкать женщин.
Наконец, не в силах противиться искушению, Арианна подняла каштан, при этом намеренно коснувшись пальцев мужа.
Прикасаться к нему — пусть даже мельком, пусть даже на мгновение — означало испытывать мучительное желание. Рейн отдернул руку, но это было уже не важно, потому что она успела заметить, как волоски на его запястье поднялись, как судорожно расширилась его грудь.
Солнце палило немилосердно, и даже дерево с такой густой кроной и крупной листвой не могло удержать прохладу в своей тени. Пот капля за каплей стекал между грудей Арианны. Она слегка распустила шнуровку и оттянула лиф платья, обмахиваясь им, как веером, хотя это мало помогало всколыхнуть неподвижный воздух.
Она почувствовала взгляд Рейна, повернулась, но он тотчас отвел глаза.
Рот ее стремительно пересох. Среди остатков еды, которую они привезли с собой, была фляга с вином. Арианна подняла ее и поболтала. Внутри забулькало — значит, вино было выпито не до конца. Она запрокинула голову и начала пить так жадно, что янтарная жидкость потекла по подбородку в ямочку между ключицами. Арианна отерла кожу пальцами и облизала их, глубоко втянув в рот.
Она остро ощущала его взгляд, но на этот раз была осторожнее и не спугнула его. «Пусть смотрит, — думала она. — Пусть смотрит и пусть хочет!»
Чуть позже она поднялась и медленно, тщательно отряхнула подол от травинок и семян колосящихся трав. По-прежнему не глядя на мужа, она пошла вниз по склону, обращенному к Англии.
Совсем недалеко от того места, где они остановились на привал, дорогу преграждала внушительная траншея — настоящий овраг, уходящий в обе стороны до самого горизонта. На противоположной стороне траншеи вздымался насыпной вал из земли, некогда заполнявшей ее. Он достигал в высоту не менее двадцати футов. Талиазин рассказывал Арианне об этом деле рук человеческих. Траншея называлась по имени английского короля, который приказал ее выкопать, и служила для того, чтобы разграничивать Англию и Уэльс. В нынешние времена она разделяла земли лорда Руддлана и графа Честера.
Арианна стояла на самой кромке, глядя вниз, в глубокий округлый овраг, и чувствовала давно забытое желание спуститься на дно и обследовать его. Она непременно так и поступила бы, если бы все еще была девчонкой и хотела произвести впечатление на всех своих братьев разом. Теперь же здравый смысл подсказывал, что на дне траншеи ежевика потреплет ей подол, а осока изрежет лодыжки. К тому же единственному представителю мужского пола, на которого ей теперь хотелось произвести впечатление, было безразлично, чем она занята.
Одинокое облако лениво наползло на солнце, бросив недолговечную тень на пожухлую желтеющую траву. Арианна повернулась и посмотрела из-под козырька ладони в сторону холма, на котором возвышался каштан. Немного поодаль расположилась вся толпа слуг, вооруженный эскорт, верховые и вьючные лошади, но Рейн так и оставался под деревом в полном одиночестве, если не считать Несты, покачивающейся в свисающей с ветки колыбели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162