Вернее, постарались забыть, потому что никто из нас не хотел, чтобы ты появился на свет! Я заплатила три пенса старой ведьме повитухе, чтобы она вытравила плод, а потом три дня блевала, и текло из меня, как из резаной свиньи. Я чуть не сдохла, дьявол тебя забери, но ты удержался, упрямец эдакий, ублюдок толстокожий! Когда мой день рождения, — это ж надо! Так вот, мы забыли, понятно тебе?
Но ему уже не было дела до дня рождения, потому что приближался старший конюший с веревкой, сплошь покрытой узлами. Он отвернулся и вжался лицом в землю, влажную и клейкую от свиной крови и пролитой овсянки.
Веревка хлестнула по спине, но он и тогда не заплакал, потому что рыцарю плакать не годится...
... — Я не заплачу, — прошептала Арианна.
— Очень на это надеюсь, миледи, потому что никто не плачет из-за такой крошечной царапины.
Арианна поморгала, и кроваво-красный солнечный свет померк, сменившись мирной зелено-золотой гаммой красок ее спальни. Еще несколько секунд она ощущала явственную жгучую боль в спине. Это казалось очень странным, потому что Талиазин прижимал чистую тряпицу к большому пальцу. Арианна открыла рот, чтобы сказать, что у нее болит вовсе не палец, но тут желудок как будто свело от внезапной тошноты. Зеленые с позолотой стены качнулись и поплыли. Она сжала зубы и с силой зажмурилась. В воздухе застоялся запах вареной овсянки и свежепролитой свиной крови, чего никак не могло быть, потому что на дворе стоял июль, а в июле свиней не колют. Возможно, она сама приказала... нет, ничего такого как будто не было...
Она еще не успела додумать мысль, как вдруг вспомнила все.
Старый бард явился к ней в спальню с золотой чашей... нет, явился Талиазин и так напугал ее, что она порезала палец перочинным ножиком. Она послала его за водой, и этот олух притащил воду в золотой чаше. А потом и сама она сделала ошибку, заглянув в чашу, потому что это вызвало видение. Видение — вот что это было. Видение и ничего больше. Она видела, как колют свинью в каком-то незнакомом замке, должно быть, в Честере, потому что там был граф. Она узнала его, он был тогда почти в точности таким, каким был теперь его сын. И еще там был Хью, которому подарили ко дню рождения пони. Стоило ей только посмотреть на пони, как она захотела такого же...
Не она — Рейн. Рейн захотел белого пони с льняной гривой. Все то, что случилось во дворе замка, случилось с Рейном, она просто видела кусочек его прошлого. Все было очень просто, за исключением того, что она не только смотрела со стороны, но и была Рейном. Была маленьким мальчиком по имени Рейн, и про ее день рождения все намеренно забыли... да нет же! Все забыли про день рождения Рейна, а ее дни рождения всегда проходили в веселой суете, среди изобилия подарков.
Арианну забила дрожь, которую она попыталась подавить, но не сумела. Эти видения... они с каждым разом становились все реальнее! Это было слишком пугающе, это потрясало: вот так проникать в сознание и чувства другого человека. Что, если однажды она совершенно потеряется в прошлом и больше не вернется в действительность?
— Миледи, неужели вы и впрямь решили упасть в обморок из-за пары капель крови?
Арианна открыла глаза. Оказывается, Талиазин оторвал от тряпицы длинную ленту и пытался обмотать вокруг ее пальца. Вместо его лица перед ней колыхалась завеса оранжевых волос.
— Зачем ты делаешь все это со мной? — требовательно спросила Арианна, чувствуя вместе с головокружением пустоту и печаль.
Оруженосец вскинул голову и отстранил с лица волосы своей белой изящной рукой. Глаза его светились, как светятся в темноте глаза кошки.
— Потому что даже маленький порез нужно промыть и перевязать, — терпеливо объяснил он, — иначе он загноится, а потом и вся рука отгниет и отвалится.
— Не делай из меня дурочку, парень, — устало сказала Арианна, глядя на свою руку, которая дрожала в руке Тали-азина. — Почему ты заставляешь меня видеть все это... ощущать все это...
— Все это? Если вы имеете в виду то, что из-за меня вы порезали палец, то моей вины тут на самом деле нет. Прежде чем войти, я вежливо постучал. А пришел я потому, что беспокоился за вас. Дело в том, что милорд спустился вниз грохоча, как грозовая туча. Глаза у него были налиты кровью и выпучены, как у коня, которому седло растерло всю спину, Я едва успел увернуться у него из-под ног да еще получил разнос за то, что торчу на дороге. Неужели, миледи, вы опять все испортили? — Оруженосец испустил всепрощающий вздох великомученика. — Клянусь богиней, я смертельно устал, поддерживая между вами хоть какой-то мир.
Он выпустил руку и подхватил сосуд с розовой от крови водой. Арианна захлопала глазами: это был бронзовый тазик для умывания, который никак невозможно было принять за золотую чашу.
— Куда ты ее дел? — вырвалось у нее.
— Миледи!
Талиазин так сильно вздрогнул от ее крика, что вода из тазика выплеснулась на камыш. Он уставился на Арианну глазами круглыми и предельно невинными, как у щенка, пойманного хозяином с полусъеденным ботинком в зубах.
— Магическая чаша Майрддина — куда ты ее дел?
— Не знаю я никаких магических чаш.
— Не ври! Ты украл ее у меня в день падения Руддлана, а в день венчания вернул. Зачем? Чтобы сбивать меня с толку? Чтобы напустить на меня порчу? Несколько минут назад разве ты не подал ее мне? А теперь она снова исчезла, и ты отпираешься, как...
Арианна говорила все тише и наконец умолкла. Бесполезно было пытаться что-нибудь вытянуть из этого типа, да и зачем? Все равно рано или поздно чаша должна, обязана была объявиться снова. Как же не хотелось Арианне жить под угрозой очередного тягостного видения!
Тем временем оруженосец поставил тазик на место и шажок за шажком продвигался к двери.
— Талиазин!
Тот замер и повернулся с забавным выражением неудовольствия на лице.
— Миледи, клянусь, я слыхом не слыхивал про магическую чашу. К тому же у меня столько важных дел, что некогда прохлаждаться. У милорда совсем потускнели латы, а уж про коня не знаю, что и сказать. За ним теперь ухаживает ваш брат, который так мало в этом смыслит, что наверняка успел наделать дел, а отвечать-то мне! Не дай Бог, милорду что-нибудь не понравится. Уж и не знаю, за что он тогда меня подвесит...
— Да перестань же ты молоть языком, — перебила Арианна, смеясь вопреки досаде. — Хоть он у тебя и без костей, но все же побереги его, чтобы не истерся до основания. А теперь скажи, известен ли тебе день рождения лорда Рейна?
Сбитый с мысли, оруженосец поморгал, потом широкая улыбка расплылась по его лицу.
— Как странно, что вы об этом спросили! Только пять минут назад я думал о том, что переменчивый и вспыльчивый характер милорда объясняется тем, что он рожден под знаком Марса. Ну, а благому событию, о котором вы спросили, завтра будет двадцать шесть лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
Но ему уже не было дела до дня рождения, потому что приближался старший конюший с веревкой, сплошь покрытой узлами. Он отвернулся и вжался лицом в землю, влажную и клейкую от свиной крови и пролитой овсянки.
Веревка хлестнула по спине, но он и тогда не заплакал, потому что рыцарю плакать не годится...
... — Я не заплачу, — прошептала Арианна.
— Очень на это надеюсь, миледи, потому что никто не плачет из-за такой крошечной царапины.
Арианна поморгала, и кроваво-красный солнечный свет померк, сменившись мирной зелено-золотой гаммой красок ее спальни. Еще несколько секунд она ощущала явственную жгучую боль в спине. Это казалось очень странным, потому что Талиазин прижимал чистую тряпицу к большому пальцу. Арианна открыла рот, чтобы сказать, что у нее болит вовсе не палец, но тут желудок как будто свело от внезапной тошноты. Зеленые с позолотой стены качнулись и поплыли. Она сжала зубы и с силой зажмурилась. В воздухе застоялся запах вареной овсянки и свежепролитой свиной крови, чего никак не могло быть, потому что на дворе стоял июль, а в июле свиней не колют. Возможно, она сама приказала... нет, ничего такого как будто не было...
Она еще не успела додумать мысль, как вдруг вспомнила все.
Старый бард явился к ней в спальню с золотой чашей... нет, явился Талиазин и так напугал ее, что она порезала палец перочинным ножиком. Она послала его за водой, и этот олух притащил воду в золотой чаше. А потом и сама она сделала ошибку, заглянув в чашу, потому что это вызвало видение. Видение — вот что это было. Видение и ничего больше. Она видела, как колют свинью в каком-то незнакомом замке, должно быть, в Честере, потому что там был граф. Она узнала его, он был тогда почти в точности таким, каким был теперь его сын. И еще там был Хью, которому подарили ко дню рождения пони. Стоило ей только посмотреть на пони, как она захотела такого же...
Не она — Рейн. Рейн захотел белого пони с льняной гривой. Все то, что случилось во дворе замка, случилось с Рейном, она просто видела кусочек его прошлого. Все было очень просто, за исключением того, что она не только смотрела со стороны, но и была Рейном. Была маленьким мальчиком по имени Рейн, и про ее день рождения все намеренно забыли... да нет же! Все забыли про день рождения Рейна, а ее дни рождения всегда проходили в веселой суете, среди изобилия подарков.
Арианну забила дрожь, которую она попыталась подавить, но не сумела. Эти видения... они с каждым разом становились все реальнее! Это было слишком пугающе, это потрясало: вот так проникать в сознание и чувства другого человека. Что, если однажды она совершенно потеряется в прошлом и больше не вернется в действительность?
— Миледи, неужели вы и впрямь решили упасть в обморок из-за пары капель крови?
Арианна открыла глаза. Оказывается, Талиазин оторвал от тряпицы длинную ленту и пытался обмотать вокруг ее пальца. Вместо его лица перед ней колыхалась завеса оранжевых волос.
— Зачем ты делаешь все это со мной? — требовательно спросила Арианна, чувствуя вместе с головокружением пустоту и печаль.
Оруженосец вскинул голову и отстранил с лица волосы своей белой изящной рукой. Глаза его светились, как светятся в темноте глаза кошки.
— Потому что даже маленький порез нужно промыть и перевязать, — терпеливо объяснил он, — иначе он загноится, а потом и вся рука отгниет и отвалится.
— Не делай из меня дурочку, парень, — устало сказала Арианна, глядя на свою руку, которая дрожала в руке Тали-азина. — Почему ты заставляешь меня видеть все это... ощущать все это...
— Все это? Если вы имеете в виду то, что из-за меня вы порезали палец, то моей вины тут на самом деле нет. Прежде чем войти, я вежливо постучал. А пришел я потому, что беспокоился за вас. Дело в том, что милорд спустился вниз грохоча, как грозовая туча. Глаза у него были налиты кровью и выпучены, как у коня, которому седло растерло всю спину, Я едва успел увернуться у него из-под ног да еще получил разнос за то, что торчу на дороге. Неужели, миледи, вы опять все испортили? — Оруженосец испустил всепрощающий вздох великомученика. — Клянусь богиней, я смертельно устал, поддерживая между вами хоть какой-то мир.
Он выпустил руку и подхватил сосуд с розовой от крови водой. Арианна захлопала глазами: это был бронзовый тазик для умывания, который никак невозможно было принять за золотую чашу.
— Куда ты ее дел? — вырвалось у нее.
— Миледи!
Талиазин так сильно вздрогнул от ее крика, что вода из тазика выплеснулась на камыш. Он уставился на Арианну глазами круглыми и предельно невинными, как у щенка, пойманного хозяином с полусъеденным ботинком в зубах.
— Магическая чаша Майрддина — куда ты ее дел?
— Не знаю я никаких магических чаш.
— Не ври! Ты украл ее у меня в день падения Руддлана, а в день венчания вернул. Зачем? Чтобы сбивать меня с толку? Чтобы напустить на меня порчу? Несколько минут назад разве ты не подал ее мне? А теперь она снова исчезла, и ты отпираешься, как...
Арианна говорила все тише и наконец умолкла. Бесполезно было пытаться что-нибудь вытянуть из этого типа, да и зачем? Все равно рано или поздно чаша должна, обязана была объявиться снова. Как же не хотелось Арианне жить под угрозой очередного тягостного видения!
Тем временем оруженосец поставил тазик на место и шажок за шажком продвигался к двери.
— Талиазин!
Тот замер и повернулся с забавным выражением неудовольствия на лице.
— Миледи, клянусь, я слыхом не слыхивал про магическую чашу. К тому же у меня столько важных дел, что некогда прохлаждаться. У милорда совсем потускнели латы, а уж про коня не знаю, что и сказать. За ним теперь ухаживает ваш брат, который так мало в этом смыслит, что наверняка успел наделать дел, а отвечать-то мне! Не дай Бог, милорду что-нибудь не понравится. Уж и не знаю, за что он тогда меня подвесит...
— Да перестань же ты молоть языком, — перебила Арианна, смеясь вопреки досаде. — Хоть он у тебя и без костей, но все же побереги его, чтобы не истерся до основания. А теперь скажи, известен ли тебе день рождения лорда Рейна?
Сбитый с мысли, оруженосец поморгал, потом широкая улыбка расплылась по его лицу.
— Как странно, что вы об этом спросили! Только пять минут назад я думал о том, что переменчивый и вспыльчивый характер милорда объясняется тем, что он рожден под знаком Марса. Ну, а благому событию, о котором вы спросили, завтра будет двадцать шесть лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162