— Убирайся к дьяволу, нормандец!
Рейн потер кулак, онемевший от долгого и безуспешного стука в дверь. Изъеденные жучком толстенные деревянные бруски были так хорошо промаслены и так тщательно обиты железом, что их не удалось даже раскачать. Он прикинул, не начать ли пинать дверь ногой, но отбросил эту идею и спустился по лестнице вниз, в главную залу.
То, что требовалось, удалось обнаружить без труда. Он висел на видном месте, над мечом и парой скрещенных копий на одной из внушительных колонн, поддерживающих высоченный потолок, — боевой топор с трехфутовой рукоятью. Широкое лезвие, выполненное раструбом и по форме напоминающее устье фанфары, не было наточено, но должно было сгодиться для того, что задумал Рейн.
Он прикинул топор на вес, перебросил из руки в руку, примеряясь к непривычному оружию, и губы его тронула мрачная усмешка. Строптивая девчонка должна усвоить раз и навсегда, что он не из тех, кто позволяет жене запираться в спальне, когда ей вожжа попадет под хвост! То, что это не их собственная спальня, значения не имеет, важно, чтобы она именно сейчас зарубила себе это на носу (Рейн инстинктивно чувствовал, что ему предстоит еще множество стычек с женой и немало открытий по поводу ее нелегкого характера).
Он взбежал по лестнице, прыгая через две ступеньки, и пошел вдоль галереи к двери спальни, где заперлась Арианна. По дороге он продолжал перебрасывать топор из руки в руку и угрюмо улыбаться.
— Арианна! Ты перестанешь вести себя как последняя дурочка, и впустишь меня?
На этот раз она даже не потрудилась ответить проклятием. Рейн подождал, считая удары сердца, и когда насчитал их пять, занес топор. Лезвие ударило в дверь со всей силой, на которую Рейн был способен.
Ему показалось, что из-за двери донесся испуганный возглас, но трудно было сказать наверняка, потому что ближайший к притолоке брус раскололся с оглушительным треском. Он снова занес топор и обрушил его на дверь. Потребовалось примерно полдюжины ударов, чтобы дверь распахнулась, повиснув на одной петле. Сбоку, по-прежнему опущенная, осталась торчать щеколда. Рейн тотчас же ринулся через порог.
Если бы не удивительная ловкость, он нанизал бы себя на острие своего же меча.
Оружие было достаточно тяжелым даже для его руки, Арианна же держала его двумя руками. Однако меч не дрожал, направленный Рейну в живот. Никогда еще ему не приходилось видеть жену в такой ярости.
Некоторое время они стояли друг против друга, молча, тяжело дыша: он — с топором в руке, она — с мечом, испепеляя друг друга взглядами. Рейн вдруг понял, что понятия не имеет, как вести себя дальше.
— Значит, у тебя не дрогнет рука убить меня моим же мечом? — спросил он, пытаясь улыбнуться. — Это так, моя маленькая женушка?
— Я бы предпочла кастрировать тебя им, — ответила Арианна без улыбки.
Рейн отбросил топор и сделал шаг в сторону торчащего острия. Арианна и не подумала отвести меч, наоборот, от усилия держать его прямо на ее запястьях выступили сухожилия.
— То, что ты видела у пруда... это совсем не то, о чем ты думаешь.
— О чем я думаю? — спросила она и скривила губы в пренебрежительной усмешке, которая так хорошо удавалась ей.
— Я всегда хранил верность тебе, Арианна. Мы были в разлуке долгие месяцы, но и тогда я не прикоснулся ни к одной женщине, даже к шлюхе.
— Весьма похвально, что вы так безупречно вели себя, милорд. Но может быть, я тут ни при чем? Может быть, дело в том, что во Франции не было Сибил?
— Меня связывает с ней только память о детстве.
— Ты лжешь так бессовестно, что у тебя может отсохнуть язык! — Арианна отшвырнула меч и повернулась к Рейну спиной.
— Ты знаешь, что я не лгу. Ведь знаешь, Арианна! Она принялась ходить по комнате и повернулась не сразу.
— Я возвращаюсь в Руддлан, — сказала она ровно, скрестив на груди руки с видом человека, принявшего решение.
Рейн едва удержался от облегченного вздоха. Он опасался услышать: «Я возвращаюсь в Гуинедд, к отцу». В этом случае он был бы вынужден приковать ее к кровати, потому что меньше всего хотел выдержать еще одну стычку с Оуэном Гуинеддом (кроме того, ему не улыбалось снова терять и калечить своих людей, пробиваясь через весь Уэльс, чтобы привезти беглянку домой).
— Конечно, конечно, — ответил он, стараясь говорить голосом рассудительным и спокойным. — Завтра с утра я куплю племенную кобылу, и мы сразу же отправимся домой.
— Я уеду сегодня же, — отрезала Арианна, — а ты поступай, как тебе вздумается. Можешь остаться здесь навсегда. Мне совершенно все равно, как ты будешь жить дальше.
Однако он уловил в голосе жены дрожь неуверенности. Глаза ее были влажными, глубокими, полными боли. Он изнемогал от желания схватить ее в объятия и стиснуть со всем пылом страсти... черт возьми, он изнемогал не только от этого желания! Но он потому и добился таких успехов за столь короткий срок, что развил в себе способность чувствовать, когда разумнее броситься в атаку, а когда — отступить.
— Что ж, если хочешь, отправляйся домой, а я вернусь через пару дней, — сказал он спокойно. — Но учти, я не позволю тебе выехать на ночь глядя. Уже темнеет, и дороги опасны. Ничего не случится, если ты подождешь с отъездом до утра.
— Можно подумать, тебе не все равно, что со мной будет!
— Я сказал, что ты поедешь утром, — значит, так тому и быть. Не перегибай палку, Арианна.
Та вызывающе вскинула подбородок, и Рейн приготовился к дальнейшим препирательствам. Однако она сказала только:
— Ладно. Но не жди, что этой ночью мы будем спать в одной постели.
— А ты не боишься, что я проведу ночь в объятиях Сибил? — спросил он, вновь впадая в ярость.
— Повторяю, мне теперь все равно.
Рейн повернулся и пошел к выходу, стараясь ничем не выдать своего бешенства. На полу галереи лежали груда щепок и обломки бруса, словно какой-то великан приготовился играть здесь в бирюльки. Рейн с трудом удержался от смеха, представив себе, какое лицо будет у Хью, когда тот увидит остатки разбитой двери. Выходя, он сбросил на пол щеколду и обернулся. Арианна стояла у окна спиной к нему и делала вид, что рассматривает холмы на темнеющем горизонте.
— Клянусь честью, Арианна, Сибил мне не любовница. Она никогда больше не будет ею.
Плечи Арианны дрогнули, но она упорно продолжала смотреть вдаль. Рейн уже перешагнул порог, когда ее голос, внятный и полный достоинства, остановил его:
— Я буду ожидать тебя в Руддлане, муж мой.
Арианна придержала лошадку и оглянулась на равнину Чешира, оставшуюся позади. Порыв ветра, в котором чувствовалась влага приближающегося дождя, рванул полы плаща. На горизонте собирались тяжелые тучи кремниево-серого цвета. «Цвета его глаз», — подумала Арианна.
В этот момент, тоже ощутив приближение грозы, из полегшей под ветром травы поднялась целая туча ярких бабочек, оранжевых, с черными пятнышками на крыльях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162