Мне захотелось хотя бы разок поговорить с Клариссой или ее отцом с начала до конца, потому что всегда оставалось чувство, что я либо не успела к началу беседы и пропустила что-то важное, либо пришла слишком поздно, чтобы понять все, о чем говорилось.
Вскоре я тоже пошла спать, все еще не до конца уяснив себе, что волновало Клариссу. Меня успокаивала лишь уверенность, что мне удалось поселить относительный покой в ее душе.
Так, по крайней мере, мне казалось.
Среди ночи я проснулась. Прислушалась, не воют ли собаки: мне показалось, они меня разбудили. Вместо этого я услышала отчаянный детский крик.
Кларисса!
Стремительно я выбежала из спальни, забыв надеть кофту и тапочки. Ее испуганные крики гулко звучали по всему коридору, хотя я сомневалась, что их можно было расслышать в западном крыле или на нижнем этаже. Очевидно, только я их слышала. Я побежала еще быстрее.
— Дж… Джессами? — спросила она, когда я вошла. В комнате было темно, она не могла меня видеть.
— Это я.
— Зажгите лампу, — попросила она жалобно.
Я зажгла лампу и, высоко подняв ее, подошла к кровати. Лицо Клариссы побелело, ее била дрожь, нижняя губка дергалась — ее душили слезы. Но в остальном все было в порядке.
— Что тут происходит? — спросила я. Она не сразу ответила.
— Видела страшный сон. Это было… это было… О Господи! Не могу вспомнить, — она села, опершись о подушки. — Джессами, скажите, что со мной?
— Ничего плохого, — успокоила я ее.
В глубине души я не сомневалась: ее кошмар был связан с мертвой овцой, и вот что получается, когда взрослые пытаются сделать вид, что ничего страшного не произошло. Клариссу нельзя было винить. Она была всего-навсего ребенком, пытающимся справиться со своими страхами как могла. Но мы, взрослые, не имели права оставлять ее без поддержки в этой борьбе. Сделав вид, что поверили в искренность того, что было игрой, мы обрекли ее на большие страдания.
Я злилась на себя, потому что послушалась Тристана, а не поступила так, как мне велело мое понимание происходящего. Клариссе нужно было позволить вспомнить, не во сне в виде страшного видения, а средь белого дня, когда рядом находится кто-то, кому она доверяет.
— Мне кажется, я знаю, что тебя испугало, — сказала я мягко.
— Знаете? — переспросила она. В голосе звучало недоверие, смешанное с облегчением.
Я кивнула.
— Во сне тебе привиделось то, что испугало тебя однажды. Что-то, что ты не можешь припомнить, когда спишь.
— Но почему я не могу вспомнить? У меня хорошая память.
— Я знаю. Однако есть вещи, которые мы предпочитаем забыть. Я не знаю, стоит ли о них напоминать. Когда ты будешь внутренне готова воспринимать спокойно то, чего когда-то боялась, ты сама вспомнишь. Только не подумай, что это болезнь, и не старайся спрятаться от того, что ты видела.
— Там была кровь? — спросила она. — Во сне я видела кровь, много крови, у меня все руки были в крови.
— Да, была, — сказала я тихо. — Но это была не твоя кровь. И не было ничего, что могло причинить тебе вред. И теперь тебе ничего не грозит.
Я посадила ее на колени, обняла и мерно убаюкивала.
Она дрожала.
— Мне страшно, Джессами.
— Иногда, если мы знаем, чего боимся, и заставляем себя убегать от того, что внушает страх, мы перестаем бояться, страх теряет над нами силу.
Она недоверчиво смотрела на меня снизу вверх, лицо было бледнее, чем у лежавшей рядом с ее подушкой Матильды.
— Я не трушу, Джессами, я не трусиха, правда.
— Я же не назвала тебя трусихой. Все люди способны испытывать страх.
— Даже Вы, Джессами?
— Да, даже я.
— Вы тоже стараетесь смотреть опасности в лицо?
— Пытаюсь.
— Это трудно?
— Да, но лучше, чем бояться неизвестно чего.
— Тогда я тоже попробую. Правда, обязательно попробую.
Днем я постучала в кабинет Тристана. Нельзя было скрывать от него мой разговор с Клариссой, чтобы он по неведению не продолжал поддерживать ее желание скрыть свои страхи. Это значило также признать, что я ослушалась его приказа.
Услышав «Войдите», я перешагнула черту порога, остановилась в дверях, пытаясь разгладить руками складки розового платья. Затем прошла в комнату.
— Могли бы Вы уделить мне минутку, лорд Вульфберн? — спросила я, полагая, что теперь неразумно было бы называть его по имени. Он ясно изложил свои намерения, и я не собиралась ему мешать их осуществить.
Он оторвался от бумаг, лежащих в кожаной папке, которые он читал, и, увидев меня, нахмурился.
— Это очень срочно? Я страшно занят.
— Мне нужно поговорить о Клариссе.
— Хорошо. Только постарайтесь короче.
Он закрыл папку и поднялся с кресла. Окна позади него не были завешены, на фоне дневного неяркого света отчетливо выделялся его силуэт, лицо же оставалось в тени. Он встал так намеренно. Мне он предложил сесть, но сам остался стоять.
— Она видела ночью страшный сон, — сказала я. Мне было очень трудно говорить, ведь я практически не видела выражение его лица. — Она была в очень нервном состоянии, пришлось рассказать ей правду.
Он молчал.
Дальше я говорила, опустив глаза.
— Надеюсь, что Вы не злитесь на меня, — сказала я в заключение. — Хотя знаю, что Вы этого не хотели.
Он постучал пальцами по столу, потом заговорил. Но это нервное постукивание убедило меня лучше слов, что он очень зол.
— Нет, я не могу злиться. Вы поступили так, как считали правильным, и, возможно, Вы правы. Конечно, в мои намерения не входило, чтобы ее тревожили кошмары по ночам. Они несут только вред.
— Я тоже так думаю.
— Я надеялся…
— Милорд?
— Через несколько лет она закончит школу. Тогда я не вижу причины, почему бы не отправить ее в Лондон, к тетушке. Она может встретить человека, с которым захочет связать жизнь, тогда ей незачем будет возвращаться в эти места. Нам уже недолго осталось защищать ее от непредвиденных случайностей.
— Добрых шесть лет, милорд. Довольно долго, чтобы держать человека в неведении. Особенно такую мыслящую девочку, как Кларисса.
Он кивнул.
— Я все больше убеждаюсь, что чем скорее ее отослать отсюда, тем лучше.
— Почему бы Вам самому не поехать с ней в Лондон?
— Я не могу оставить Холл.
— Почему? Ваш брат вообще не считал нужным жить здесь.
— Это как раз и заставило меня взвалить заботы о поместье на свои плечи. Теперь, когда дом принадлежит мне, я тем более не откажусь от них.
Я хотела продолжать спор, но тут за окном мелькнуло светлое пятно. Я присмотрелась и увидела Клариссу.
Держа на руках Матильду, она решительным шагом направлялась к развалинам. По упрямой посадке головы и сосредоточенному выражению лица я поняла, что она собирается войти внутрь замка.
— Кларисса! — закричала я, указывая на окно. Лорд Вульфберн обернулся к окну, но я не стала ждать, подобрала юбку и бросилась из кабинета, чтобы перехватить ее, пока она не скрылась внутри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72