Салли подошла к клавесину и стала нехотя просматривать лежавшие стопкой ноты. Выбрав то, что ей приглянулось, она не спеша села за клавесин и аккуратно расправила юбку со всех сторон. Перед тем, как начать играть, Салли сняла множество бряцающих браслетов, которые украшали ее пухленькие руки. Ее предусмотрительность меня даже удивила. Но как только ее пальцы коснулись клавишей, я поняла, что она прекрасный музыкант. Причем, мне показалось, что у нее достаточно здравого смысла, чтобы не сходить с ума от самолюбования.
Между тем, Фанни, не дожидаясь чьих-либо просьб, медленно проплыла по комнате и стала у клавесина. Как только Салли слегка кивнула головой, Фанни запела. Мы тут же забыли о картах. Вспомнили о них лишь после того, как Фанни спела не менее десяти песен. Оказалось, в наследство от своей матери она получила прекрасный голос. Красивое сопрано, которое нельзя было бы не заметить и не оценить даже искушенному слушателю. Надо ли говорить о переполнившем вас чувстве восторга. У меня сложилось такое впечатление, будто каждое слово песни в исполнении Фанни висело и звенело в воздухе наподобие ледяного кристалла, созданного по высшим законам совершенства.
Слушая игру Салли и пение Фанни, я поняла, какие узы связывали их. Дополняя друг друга, они создали гармоничное целое, которое жило в течение всего того времени, пока звучал клавесин. Фанни и Салли выглядели у клавесина в более выгодном свете, чем каждая в отдельности, предоставленная сама себе. Эта мысль пришла мне в голову внезапно, и я стала корить себя за то, что прежде не проявляла к ним достаточного великодушия. Конечно, их объединила любовь к музыке, а не тщеславие.
Однако противоположное впечатление никогда не оставляло меня полностью.
Очарование, навеянное прекрасной игрой и замечательным пением постепенно прошло, и мы приступили к игре в карты. Урсула и Эглантина обычно выступали партнерами, но так как обе они отличные игроки, а мы с миссис Мэдкрофт по существу новички, то им пришлось в этот раз играть порознь.
— Я возьму себе в партнеры Хилари, — предложила Урсула прежде, чем кто-либо успел что-нибудь сказать.
Миссис Мэдкрофт слегка рассердилась, поняв, что теперь ее мнение, скорее всего, не будет учтено. Я понимала, что Эглантина, помня о знаках внимания, которые настойчиво оказывал мне Винни, ни за что не станет играть со мной в паре. Следовательно, сообразительность Урсулы выручила и Эглантину, и меня.
Игра началась. Но Урсула, кажется, использовала ее всего лишь как маскировку для беседы со мной о событиях моей жизни. Она достаточно подробно расспросила меня о моем отце и моей матери. К счастью, миссис Мэдкрофт была очень занята ставками и не очень внимательно следила за моими ответами. Это позволило мне умолчать о том, что моя мать работала ассистенткой у миссис Мэдкрофт. А миссис Мэдкрофт не заметила этого пробела в моей биографии.
Спустя несколько часов после начала игры решение Урсулы взять меня в партнеры оправдалось. Мы с ней выиграли большую часть партий. Правда, главным образом, за счет того, что миссис Мэдкрофт оказалась совершенно не в состоянии разобраться в картах Эглантины.
— У меня никогда не хватало ума разобраться в этих злосчастных картах, — призналась она после того, как допустила очень грубую ошибку. — Я думаю, что духи не любят азартные игры и уводят меня в сторону.
Вечер закончился рано. Поскольку никто из нас не был в хорошем расположении духа, то все быстро почувствовали усталость от игры и от общения. Урсула выглядела чем-то недовольной, хотя теперь это не имело отношения к Фанни. Эглантина и миссис Мэдкрофт выражали недовольство исходом игры. Я все еще находилась под впечатлением событий уходящего дня. Только Фанни выглядела веселой и довольной. Она радовалась тому, что ей удалось развлечь нас. Но Салли, кажется, не разделяла ее радость.
— Bы талантливы, и это произвело на меня сильное впечатление, — сказала я Фанни и Салли перед тем, как удалиться, и поблагодарила их обеих за доставленное мне большое удовольствие.
— Я люблю играть, — сказала Салли, передернув плечиками. — Жаль, что сегодня некому было слушать.
Фанни при этом сдержала смешок, а я вежливо улыбнулась.
Имела в тот вечер Салли удовольствие встретить мистера Ллевелина или нет, я не знаю. Меня это как-то не очень волновало. Все мои мысли были об уютной комнате и мягкой постели, которые ожидали меня.
Прежде чем попасть в свою комнату, мне пришлось пройти по фойе и подняться по лестнице. Здесь стояла тишина. Но это не была тишина домашнего уюта, а скорее тишина близ смертного ложа или тишина, царящая близ могил. Все уже известные мне каменные лица взирали на меня с выжидательным злорадством, и воздух напряженно трепетал от надвигающихся потрясений.
Я непроизвольно отметила каким-то внутренним чувством, что атмосфера на лестничной площадке заметно сгустилась по сравнению с моими недавними ощущениями и начала распространяться на близлежащее пространство. То, что прежде давало ощущение пассивного присутствия чего-то зловещего, теперь приобрело качества присутствующей активной устрашающей силы. Даже больше, чем просто силы. Это была неуправляемая могучая энергия. Я остро ощущала ее, хотя затруднялась выразить это ощущение.
Личность!
Вот что это такое. От энергии, распространявшейся по Эбби Хаус, исходило отчетливое ощущение личности. По крайней мере, какой-то энергетической сущности, обладающей могучим потенциалом.
Господи, защити нас!
Я с радостью добралась сначала до своего безопасного коридора, затем до своей комнаты.
С теми мыслями, которые волновали меня перед сном, трудно рассчитывать на спокойную ночь и хороший отдых. Так и получилось. Я почти не спала. Моя голова постоянно кружилась, и что только мне не снилось. Сначала я танцевала в объятиях мужчины, лицо которого скрывала тень. Я пыталась разглядеть его черты, но как только мне казалось, что узнаю его, он превращался в кого-то другого. Иногда это был Винни, иногда доктор Родес, а иногда мужчина, которого я вообще не знала.
Затем музыка стала громче, темп быстрее, и мой партнер сильнее. Теперь уже не было необходимости изучать темное лицо напарника, я знала, что танцую с Эдмондом. Я положила свою голову на его сильную грудь и все острее и острее ощущала нарастающее чувство удовольствия. Оно все более и более будоражило меня, и я была счастлива, как никогда.
Я засмеялась от счастья, и смех смешался со звуками вальса. Но вот мелодичные радостные звуки сменились более грубыми и резкими. Невидимые музыканты перестали трать, и остался только мой смех. Но теперь он был уже другим, почему-то резким и скрипучим.
Мой смех. Он отзывался эхом в моих ушах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113