— Каким образом? — удивилась я.
В ее глазах мелькнула какая-то неожиданная мысль, и она стала покусывать нижнюю губу своими безупречными ровными зубами. Наблюдая за ее лицом, я подумала, что в нем не ощущалось недостатка интеллекта. То видимое легкомыслие, которое всем бросалось в глаза, не что иное, как свойство юности и результат того, что в семье с ней обращались, как с ребенком. Если бы к ней относились иначе, возможно, она вела бы себя по-другому. Впрочем, может быть, брак с доктором Родесом изменит ее к лучшему. По крайней мере, я горячо надеялась, что так оно и будет.
Между тем, Фанни припомнила то, что хотела.
— У меня есть друг с маленькой дочкой, которой уже не нужна няня, а нужна гувернантка. Пока они никого не наняли. У тебя есть рекомендательные письма?
— Я могу дать им письма от моего священника и адвокатов отца.
— Тогда увидишь, что я смогу сделать.
— Разумеется, я буду тебе благодарна за помощь. Я хотела поискать по объявлениям в лондонских газетах, но наш приезд сюда сделал это невозможным.
— Не думай больше об этом. Мне доставит удовольствие сделать для тебя все, что смогу.
Фанни счастливо улыбнулась, и ее лицо засияло от радости так ярко, как оно не сияло даже под лучами солнца. Значит, ей только нужно дать возможность сделать доброе дело, и она оживает. Как жаль, что ее брат и сестра считают ее обузой, навязанной им отцом и его второй женой. Я сочувствовала Фанни. Не удивительно, что ей хотелось проникнуть в загробный мир. Удивительно только то, что она еще не хотела контактировать со своим потакавшем ей во всем отцом.
Наверное, мои чувства отразились у меня на лице, и Фанни все поняла.
— Ты, наверное, думаешь, что я дурочка, если копаюсь в воспоминаниях? — спросила Фанни.
Я отрицательно покачала головой. Согласиться с ней было бы невежливо, прежде всего, и просто я считала иначе.
— Может быть, и не стоит бесконечно копаться в воспоминаниях, — сказала я. — Но твои воспоминания о матери будут всегда принадлежать тебе.
— Это было так давно, и мне с ней было так хорошо, — тяжело вздохнула она и села рядом со мной.
В глазах Фанни стояла искренняя печаль, и безо всякого сценического перевоплощения она представляла картину подавленности. Завитушки на ее голове поникли, а в глазах блеснули непролитые слезы.
— Ты бы лучше меня поняла, если бы потеряла свою мать, когда тебе было десять лет, — с грустью произнесла она. — И при трагических обстоятельствах. Полагаю, ты знаешь, как она умерла?
Я покачала головой.
— Она упала с галереи в церкви и разбила голову о камни, — посмотрев на меня, сказала Фанни. У меня перехватило дыхание.
— Везде была кровь, — продолжала Фанни. — Много крови, как мне рассказали. Какой ужас умереть такой молодой и красивой, как она. Ты согласна со мной?
— Для любого умереть ужасно, — пробормотала я.
— С того времени церковь закрыта, — все рассказывала Фанни. — Служба не проводится уже несколько лет. Мама любила ходить туда в полдень помолиться с мужем, пасынком и падчерицей. Она говорила, что церковь была единственным местом, где она находила умиротворение.
Ее слова удивили меня. Сопоставляя то, что она сообщила о характере своей матери, та не была похожа на женщину, которая могла бы наслаждаться тишиной церкви. А отец Фанни, наверное, был таким же потворствующим мужем, как и отцом. Вероятно, в их отношениях была какая-то другая, пока неизвестная мне, сторона. Но это еще предстояло узнать.
Фанни встала и оправила измявшееся платье.
— Мне надо идти, — спохватилась она. — Нужно написать письма, которые тебе обещала. И… достаточно о прошлом для одного утра.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила я, обеспокоенная тем, что она могла сильно расстроиться.
Она кивнула, но как-то поспешно. Я подумала, стоит ли говорить об этом доктору Родесу? Безусловно, она не поблагодарит меня, если я это сделаю. Фании ненавидела ограничения, которые ей создавали. И смотрела на них как на цепи, которые нужно разорвать.
Очевидно, слегка играя для меня, она пересекла комнату величественной походкой, держа голову прямо. Кажется, она начала сознавать, что от жизни не уйдешь и нужно иметь силы и волю противостоять любой атаке. Каждый, кто увидел бы ее в тот момент, восхитился бы се самообладанием.
У двери Фанни задержалась.
— На твоем месте я никому не рассказывала бы историю твоей матери, — обронила она.
— Почему? — спросила я изумленно.
— Послушай меня, чья мать пела в мюзил-холле. Твоя подноготная всегда будет вызывать удивления, независимо от того, что ты будешь делать и куда пойдешь. Эдмонд тебя уже не любит. Но он и Урсула пока что считают, что твоя мать была одной из обеспеченных и глупых клиенток миссис Мэдкрофт. Если бы он узнал правду, он не разрешил бы мне проводить с тобой время.
— Он опасается, что я дурно повлияю на тебя? — спросила я. — Какой чудовищный снобизм!
Тут же я пожалела о своих словах. В конце концов, они сводные брат • сестра. Их взаимоотношения — это их семейное дело.
— Это все из-за мамы, — пожала Фанни плечами. — Она вышла замуж за отца только ради денег. И они все презирали ее. В доме это не являлось секретом. Папа был на сорок лет старше мамы и отличался весьма скверным характером. От него доставалось всем, кроме меня. Занимался он главным образом добыванием денег.
Сказав все это, Фанни посмотрела мне в лицо, оценивая, какое впечатление произвели на меня ее слова. Признаться, я не знала, как ко всему этому отнестись. Мое внутреннее состояние, видимо, отразилось на лице. Скорее всего, такая неопределенность не устраивала Фанни, и она решила дать мне в качестве пищи к размышлению дополнительную информацию. Только теперь из Сегодняшних семейных тайн.
— К несчастью, Эдмонд относит всех красивых женщин, чье поведение ему кажется сомнительным, именно к таким женщинам, как моя мама, — доверительно произнесла Фанни. — Ты не заметила, что его нападки больше приходятся на тебя, чем на миссис Мэдкрофт?
— Заметила, — подтвердила я.
— Тогда будь осторожна, — посоветовала Фанни. — Я бы не хотела, чтобы наша дружба прервалась.
Ее улыбка сказала больше, чем слова. Я вздохнула, зная, как легко Фанни разочаровывается в подругах, но не стала огорчать ее своими сомнениями.
— Обещаю ничего не говорить, — заверила я. — Но не могу гарантировать, что никто другой ничего не скажет.
— Кто еще знает, кроме твоих друзей? — засмеялась она.
После того, как Фанни ушла, я долго обдумывала ее слова. Вернувшись к столу, где мы сидели, машинально посмотрела на альбомы. Вдруг мой взгляд остановился на последней странице второго альбома. Вправляя заметку, я подумала, что здесь что-то не так, как должно быть.
Поднесла альбом к глазам и внимательно присмотрелась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113