— воскликнула Фанни. — Эдмонд самое безрассудное существо на свете. А Урсула… Урсула не лучше. Ни один из них даже в малейшей мере не обладает чувством юмора. И не только им… Конечно, мне немножечко жаль Урсулу. Она заботилась о папе после смерти мамы и меня вырастила. Теперь, я полагаю, она останется здесь и будет присматривать за Эдмондом до тех пор, пока тот не женится. А потом… потом она будет ему не нужна.
— Конечно, многое будет зависеть от той женщины, на которой твой брат женится, — заметила я.
Фанни покачала головой и огорченно произнесла:
— Ты не знаешь Урсулу. С ней невозможно ладить. Она не хочет делить со мной даже обязанности по дому. Ладно, я понимаю, что домашняя работа — это нудная работа… Мы с Кенетом скоро поженимся, и у меня будет свой дом. У него в Смэдморе есть хорошенький домик и премилая экономка. Мы все замечательно сможем ужиться, я в этом не сомневаюсь.
Трудно было представить себе, что Фанни может с кем-то не ужиться. Она умеет превосходно ладить с любым человеком. Правда, до тех пор, пока человек не начнет завидовать ее красоте и светскому блеску.
— А что случилось с той лошадью? — напомнила я. — Неужели ты не смогла с ней справиться? Фанни изобразила гримасу и махнула рукой:
— А, глупое существо просто отказывалось сдвинуться с места до тех пор, пока я не ударила его кнутом. И тогда… тогда лошадь понесла меня по узкой тропинке в парке, потом по полям, словно за ней гналась стая волков. Потом она подскакала к скале и встала, как вкопанная. Ну, и я, конечно, перелетела через ее голову. Хорошо, что упала не на скалу, а рядом.
— Господи, ты же могла сломать себе шею! — пришла я в неподдельный ужас от случившегося.
— Или расколоть череп, — добавила Фанни. — Хотя Эдмонд всех уверял, что мой череп может расколоться только от ударов кувалдой… Тогда мне повезло еще и в том, что вся моя одежда оказалась в крови, иначе они с меня не слезли бы с живой.
— Ты очень больно ушиблась тогда? — спросила я. По бледному, совершенно рассосавшемуся шраму; я поняла, что она отделалась сравнительно легко.
— Как потом выяснилось, моей крови было не так уж много, — вспоминала она с улыбкой. — Кобыле досталось больше. Сгоряча наткнувшись на выступ скалы, она сильно поранила себе ноги.
В моем воображении довольно ярко всплыла описанная девушкой картина с окровавленной лошадью, окровавленной наездницей. И я невольно вскрикнула.
Фанни засмеялась и поспешила меня успокоить:
— Конечно, жаль лошадь, но она осталась жива. Правда, порезала сухожилия на передних ногах. Эдмонд, естественно, возместил ущерб доктору Родесу, а на меня он очень долго сердился, просто кипел яростью. Урсула хотела меня удавить, но потом передумала и настояла на том, чтобы Эдмонд выпроводил меня в Швейцарию учиться в школе. Так они избавились от меня на целых три года. Ну что ж, сама виновата.
Фанни закончила свой рассказ, и ее глаза стали печальными.
— Да, я тогда совершила ужасный поступок, — как бы подвела она итог. — Шестью месяцами раньше или шестью месяцами позже ничего этого не произошло бы. Но тогда я так сердилась на весь белый свет после смерти папы.
Своими изящными пальчиками она водила по серебряной рамке фотографии, и уголки ее губ опускались все ниже и ниже. Кто-нибудь другой, менее наблюдательный, мог бы подумать, что Фанни просто задумалась. На самом же деле печаль волнами распространялась от нее, и я ощущала эти волны.
— Это ужасно потерять родителей и остаться сиротой в пятнадцать лет, — тихо произнесла я. Она кивнула.
— Ладно, это случается иногда, — сказала она печально, затем внезапно рассмеялась и посмотрела мне в глаза. — Я уже достаточно наболталась, теперь хочу послушать тебя.
— Это уморит тебя до смерти, Фанни, — сразу предупредила я. — Моя жизнь проходила ужасно скучно.
— Чепуха, как ты встретилась с миссис Мэдкрофт? — требовательно спросила она. — Не станешь же ты утверждать, что жить с медиумом — обычное дело.
— Конечно, не буду, — согласилась я. — Но мы знакомы всего несколько дней.
Теперь у нее перехватило дыхание.
— Неужели?! — изумилась она. — А я полагала, что миссис Мэдкрофт с давних пор дружила с твоими родителями.
Я отрицательно покачала головой и коротко рассказала ей то немногое, что сама знала о дружеских отношениях миссис Мэдкрофт с моей матерью. Фанни останавливала меня чуть ли не на каждом слове и засыпала меня вопросами. Каждый раз, когда я замолкала, чтобы перевести дыхание, она просила меня быстрее продолжать. А в конце рассказа она взяла с меня клятву, что я покажу ей альбом с газетными вырезками, который миссис Мэдкрофт дала мне на время.
Неизвестно, сколько времени продолжалась бы наша беседа, но ее прервала горничная, которая принесла чай для Фаннж.
— Ваш чай внизу, мисс, — сказала горничная, обращаясь ко мне.
Стало ясно, что мое время свидания с Фанни истекло. Фанни по этому случаю надула губы, затем быстро взяла себя в руки и улыбнулась. И эту улыбку нельзя было не оценить. Так мог поступить только взрослый человек, который владеет собой.
— Я полагаю, тебе лучше пойти вниз, — согласилась Фанни. — Иначе доктор Родес поднимется спросить, почему я не отдыхаю. Мы сможем поговорить с тобой завтра.
Расставшись с Фанни, я тем не менее продолжала думать о ней. Теперь у меня не вызывало сомнения, что Урсула глубоко ошиблась в оценке своей сестры. Фанни, конечно, могла быть капризной, легкомысленной, даже безответственной, как и всякий ребенок. Но едва ли кто другой, будучи таким эксцентричным, как она, мог бы так внимательно отнестись к рассказу другого человека, так дотошно выспрашивать и так точно сопоставлять детали, как это делала она. У Фанни совсем не поверхностный ум, как пытались представить ее ближайшие родственники. Она может достаточно глубоко проникать в сущность вещи или события. Другое дело, что ей не достает выдержки и терпения расплетать хитросплетения жизненных ситуаций. Но со временем это придет. Нет, Фанни не так проста, как может показаться при первом знакомстве.
Можно или не понимать Фанни, или сознательно приписывать ей качества легкомысленного человека. Интересно, что лежит в основе отношения со стороны мистера Ллевелина и Урсулы? Возможен и третий вариант, объединяющий в себе оба первых. Скажем, ни Урсула, ни Эдмонд не понимают до конца интеллектуальный потенциал Фанни, однако интуитивно чувствуют его. Тогда, чтобы не попасть впросак, они представляют Фанни всем посторонним как легкомысленную девушку. Дескать, зачем ее слушать, все равно ничего дельного не скажет. Это беспроигрышная игра.
Кажется, только доктор Родес в полную меру осознает душевные богатства Фанни. Потому-то и выбрал ее. И бережет ее, как зеницу ока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
— Конечно, многое будет зависеть от той женщины, на которой твой брат женится, — заметила я.
Фанни покачала головой и огорченно произнесла:
— Ты не знаешь Урсулу. С ней невозможно ладить. Она не хочет делить со мной даже обязанности по дому. Ладно, я понимаю, что домашняя работа — это нудная работа… Мы с Кенетом скоро поженимся, и у меня будет свой дом. У него в Смэдморе есть хорошенький домик и премилая экономка. Мы все замечательно сможем ужиться, я в этом не сомневаюсь.
Трудно было представить себе, что Фанни может с кем-то не ужиться. Она умеет превосходно ладить с любым человеком. Правда, до тех пор, пока человек не начнет завидовать ее красоте и светскому блеску.
— А что случилось с той лошадью? — напомнила я. — Неужели ты не смогла с ней справиться? Фанни изобразила гримасу и махнула рукой:
— А, глупое существо просто отказывалось сдвинуться с места до тех пор, пока я не ударила его кнутом. И тогда… тогда лошадь понесла меня по узкой тропинке в парке, потом по полям, словно за ней гналась стая волков. Потом она подскакала к скале и встала, как вкопанная. Ну, и я, конечно, перелетела через ее голову. Хорошо, что упала не на скалу, а рядом.
— Господи, ты же могла сломать себе шею! — пришла я в неподдельный ужас от случившегося.
— Или расколоть череп, — добавила Фанни. — Хотя Эдмонд всех уверял, что мой череп может расколоться только от ударов кувалдой… Тогда мне повезло еще и в том, что вся моя одежда оказалась в крови, иначе они с меня не слезли бы с живой.
— Ты очень больно ушиблась тогда? — спросила я. По бледному, совершенно рассосавшемуся шраму; я поняла, что она отделалась сравнительно легко.
— Как потом выяснилось, моей крови было не так уж много, — вспоминала она с улыбкой. — Кобыле досталось больше. Сгоряча наткнувшись на выступ скалы, она сильно поранила себе ноги.
В моем воображении довольно ярко всплыла описанная девушкой картина с окровавленной лошадью, окровавленной наездницей. И я невольно вскрикнула.
Фанни засмеялась и поспешила меня успокоить:
— Конечно, жаль лошадь, но она осталась жива. Правда, порезала сухожилия на передних ногах. Эдмонд, естественно, возместил ущерб доктору Родесу, а на меня он очень долго сердился, просто кипел яростью. Урсула хотела меня удавить, но потом передумала и настояла на том, чтобы Эдмонд выпроводил меня в Швейцарию учиться в школе. Так они избавились от меня на целых три года. Ну что ж, сама виновата.
Фанни закончила свой рассказ, и ее глаза стали печальными.
— Да, я тогда совершила ужасный поступок, — как бы подвела она итог. — Шестью месяцами раньше или шестью месяцами позже ничего этого не произошло бы. Но тогда я так сердилась на весь белый свет после смерти папы.
Своими изящными пальчиками она водила по серебряной рамке фотографии, и уголки ее губ опускались все ниже и ниже. Кто-нибудь другой, менее наблюдательный, мог бы подумать, что Фанни просто задумалась. На самом же деле печаль волнами распространялась от нее, и я ощущала эти волны.
— Это ужасно потерять родителей и остаться сиротой в пятнадцать лет, — тихо произнесла я. Она кивнула.
— Ладно, это случается иногда, — сказала она печально, затем внезапно рассмеялась и посмотрела мне в глаза. — Я уже достаточно наболталась, теперь хочу послушать тебя.
— Это уморит тебя до смерти, Фанни, — сразу предупредила я. — Моя жизнь проходила ужасно скучно.
— Чепуха, как ты встретилась с миссис Мэдкрофт? — требовательно спросила она. — Не станешь же ты утверждать, что жить с медиумом — обычное дело.
— Конечно, не буду, — согласилась я. — Но мы знакомы всего несколько дней.
Теперь у нее перехватило дыхание.
— Неужели?! — изумилась она. — А я полагала, что миссис Мэдкрофт с давних пор дружила с твоими родителями.
Я отрицательно покачала головой и коротко рассказала ей то немногое, что сама знала о дружеских отношениях миссис Мэдкрофт с моей матерью. Фанни останавливала меня чуть ли не на каждом слове и засыпала меня вопросами. Каждый раз, когда я замолкала, чтобы перевести дыхание, она просила меня быстрее продолжать. А в конце рассказа она взяла с меня клятву, что я покажу ей альбом с газетными вырезками, который миссис Мэдкрофт дала мне на время.
Неизвестно, сколько времени продолжалась бы наша беседа, но ее прервала горничная, которая принесла чай для Фаннж.
— Ваш чай внизу, мисс, — сказала горничная, обращаясь ко мне.
Стало ясно, что мое время свидания с Фанни истекло. Фанни по этому случаю надула губы, затем быстро взяла себя в руки и улыбнулась. И эту улыбку нельзя было не оценить. Так мог поступить только взрослый человек, который владеет собой.
— Я полагаю, тебе лучше пойти вниз, — согласилась Фанни. — Иначе доктор Родес поднимется спросить, почему я не отдыхаю. Мы сможем поговорить с тобой завтра.
Расставшись с Фанни, я тем не менее продолжала думать о ней. Теперь у меня не вызывало сомнения, что Урсула глубоко ошиблась в оценке своей сестры. Фанни, конечно, могла быть капризной, легкомысленной, даже безответственной, как и всякий ребенок. Но едва ли кто другой, будучи таким эксцентричным, как она, мог бы так внимательно отнестись к рассказу другого человека, так дотошно выспрашивать и так точно сопоставлять детали, как это делала она. У Фанни совсем не поверхностный ум, как пытались представить ее ближайшие родственники. Она может достаточно глубоко проникать в сущность вещи или события. Другое дело, что ей не достает выдержки и терпения расплетать хитросплетения жизненных ситуаций. Но со временем это придет. Нет, Фанни не так проста, как может показаться при первом знакомстве.
Можно или не понимать Фанни, или сознательно приписывать ей качества легкомысленного человека. Интересно, что лежит в основе отношения со стороны мистера Ллевелина и Урсулы? Возможен и третий вариант, объединяющий в себе оба первых. Скажем, ни Урсула, ни Эдмонд не понимают до конца интеллектуальный потенциал Фанни, однако интуитивно чувствуют его. Тогда, чтобы не попасть впросак, они представляют Фанни всем посторонним как легкомысленную девушку. Дескать, зачем ее слушать, все равно ничего дельного не скажет. Это беспроигрышная игра.
Кажется, только доктор Родес в полную меру осознает душевные богатства Фанни. Потому-то и выбрал ее. И бережет ее, как зеницу ока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113