Выпустив мои руки, Николас отвел локон черных волос, прилипших к моей щеке.
— Ты изменилась, Мэгги. Той девушке, в которую я влюбился два года назад, не пришло бы в голову мстить мне.
— Тому человеку, которого я полюбила два года назад, не пришло бы в голову травить меня, — возразила я.
Итак, мы лежали рядом, грудь к груди, бедро к бедру, и каждый выложил карты на стол. Наконец Николас соскользнул и лег рядом, правда, не убрав ноги с моего бедра и рукой все еще обнимая меня за талию.
— Мэгги, — сказал он наконец, — я хочу, чтобы ты меня выслушала. Время признаний пришло. Мы должны доверять друг другу. Я не пытался тебя убить. А это значит, что кто-то другой в этом доме пытался с тобой разделаться. И не один раз, а дважды. Разница в том, что во второй раз метили в нас обоих.
Я недоверчиво подняла бровь, отказываясь верить и даже посмотреть ему в лицо. Если бы я это сделала, я не смогла бы за себя поручиться.
— Чай был предназначен для нас обоих, — сказал он.
— Но его приготовил ты. Не станешь же ты это отрицать?
— Нет. А это значит, что яд добавили в молоко позже. Я налил его в кувшин сам.
— Полагаю, что этот яд витал над твоей головой, пока ты не отвернулся, а потом камнем упал в молоко и оказался там до того, как ты смог его обнаружить.
— Прекрати, кто-то пытался убить меня, и настроение у меня слишком скверное, чтобы выдержать твой сарказм.
— Итак, что же новенькое мы узнали?
— У тебя жало, как у осы, Мэгги. Я изо всех сил пытаюсь вспомнить, за что это я полюбил тебя тогда, когда увидел впервые.
— Потому что я была единственной женщиной, способной терпеть твою невероятную самонадеянность и высокомерие.
— Ага. Спасибо, что разъяснила.
— Не стоит благодарности.
Я не увидела, а скорее почувствовала его улыбку, скорее услышала в его голосе, потому что продолжала смотреть не на него, а в сторону. И в следующий момент его губы оказались у самого моего уха, и он сказал:
— Я вышел из кухни буквально на десять минут, чтобы проведать Матильду. Я ведь сказал, что она нездорова.
— Убедительное алиби. Чертыхнувшись, Николас вскочил с кровати и заходил по комнате.
— Черт возьми, если бы я хотел тебя убить, Мэгги, я спихнул бы тебя со скалы в бухте!
— Ты просто заговаривал мне зубы, убаюкивал меня ложным ощущением безопасности.
— Ради всего святого! Ты говоришь совсем как Брэббс.
— Он считает тебя безумцем.
— Напомни, чтобы я не забыл его поблагодарить, когда увижу в следующий раз.
Я перекатилась на противоположный край кровати, но отсюда мне было видно окоченевшее тельце Вельзевула. Вздрогнув, я заняла прежнее положение, выжидая следующего шага моего мужа.
Некоторое время он продолжал расхаживать по комнате: к окну от кровати, к двери от окна. Наконец он вытащил из кармана ключ и вставил его в замок. Мои глаза округлились, когда я услышала скрежет — он запер дверь изнутри.
«Итак, — подумала я, — вот оно. Начинается».
Когда Николас повернулся лицом ко мне, я спросила:
— Ты хоть разрешишь мне увидеть сына перед тем, как сделаешь это?
Милорд нахмурился:
— Скажи точнее, Мэгги, что ты имеешь в виду, говоря «это».
— Конечно, перед тем, как убьешь меня.
Он пробормотал какое-то ругательство, потом сделал шаг к кровати. Время будто остановилось — я вглядывалась в его лицо в трепетном свете свечи. Я не замечала в его лице ни гнева, ни горечи, как много раз прежде, после моего прибытия в Уолтхэмстоу. Да, я видела в нем боль и смущение, и беспокойство. И в этот момент у меня возникло сильное искушение поверить ему.
Когда он заговорил снова, голос его показался мне усталым и напряженным.
— Мэгги, я думаю, ты уже поняла, что кто-то систематически добавлял в мою пищу или питье наркотик.
Я продолжала молчать, и он снова выругался, и провел рукой по волосам.
— Неужели не ясно, что тот, кто отравлял меня, не остановится перед тем, чтобы убить меня?
— Нас, — поправила я. — И эти два события, возможно, не связаны друг с другом. Если кто-то хотел тебя убить, то мог бы попытаться это сделать давным-давно. Зачем надо было дожидаться момента, когда мы поженимся?
Он снова устремил на меня пристальный и мрачный взгляд своих черных глаз. Потом отвернулся.
— Мне предстоит еще так много вспомнить, Мэгги. В памяти моей еще так много белых пятен. И, возможно, всего я не вспомню никогда. Я не могу утверждать однозначно, что не убивал Джейн, что я никому не нанес ущерба в период своего умопомрачения.
Я было отрыла рот, чтобы запротестовать, но он заставил меня умолкнуть.
— Да, это было нечто вроде помешательства. Наркотик лишал меня возможности мыслить здраво. И под его влиянием я мог сделать что-то неподобающее. Я припоминаю, что иногда вел себя бездумно, бессмысленно и наносил оскорбления если не действием, то словом своим друзьям или…
Он не мог заставить себя произнести это слово, и я произнесла его сама:
— Семье.
Я видела, как он вздрогнул.
Николас подошел к окну и засмотрелся куда-то в темноту. Я взглянула на дверь, потом вспомнила, что он ее запер. Когда я снова посмотрела на него, он уже повернулся ко мне, одна половина его лица освещалась светом свечи.
— Ты все еще не веришь мне, — сказал он тихо. Я не знала, чему верить.
В мягком свете свечи мы смотрели друг на друга. Потом он сказал:
— Перед тем как мы поженились, я поклялся, что никогда не причиню тебе зла. Ты помнишь почему?
— Ты сказал, что любишь меня.
— Да, я сказал это. И сказал искренне.
— Ты и прежде говорил это, но женился все— таки на Джейн.
Он прижал пальцы к вискам и закрыл глаза.
— Я ничего не помнил, Мэгги. Они убедили меня, что я должен жениться на Джейн.
— Они?
— Моя мать, Адриенна и Тревор.
— Адриенна знала, зачем ты поехал в Йорк. Ты собирался аннулировать свою помолвку. Почему она ничего не сказала?
Он снова смотрел на меня:
— Не знаю, не могу тебе объяснить, почему в этом доме царит безумие. Возможно, я виновен в каких-то преступлениях, совершенных в беспамятстве, но знаю точно, что не я столкнул тебя с лестницы. И не я подсыпал яд в молоко.
Николас так резко и неожиданно приблизился ко мне, что я отпрянула. Теперь он нависал надо мной, заслоняя собою свет свечи. Он смотрел на меня пристально и говорил шепотом:
— Этот яд предназначался для нас обоих. Готов прозакладывать Уолтхэмстоу, что прав. Я готов поклясться также, что тот, кто это сделал, ожидает в скором времени обнаружить нас мертвыми. И ясно, что, кто бы это ни был, он или она вернется выяснить, так ли это. Хочешь дождаться этого?
Я согласилась, так и не решив, объяснялся ли блеск в его глазах безумием или решимостью. Так или иначе, я была готова рискнуть. Снова я была готова поверить и довериться ему, и сердце мое отказывалось ожесточаться против него. Надежда была как оперенная стрела, нацеленная мне прямо в грудь, и я, повинуясь инстинкту, решила испытать судьбу и сдаться на ее милость, каким бы горьким ни оказался конец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86