Вы это не одобряете?
— Нет, милорд.
— Может быть, вы считаете, что человек моего положения не должен этим злоупотреблять? — с вызовом спросил Николас.
— Вы имеете все права, сэр. И все же вам следовало бы говорить потише, чтобы ваш брат не нашел вас.
Его брови взметнулись вверх.
— Джимми, кажется, в наших рядах появилась дуэнья, чтобы следить за нашей нравственностью.
— В таком случае выпьем за дуэний с зелеными глазами! — ответил верный Джим, и они снова выпили.
Еще раз качнувшись на стуле, Николас устремил на меня взгляд, и, заметив его очевидный интерес к себе, я вспыхнула. Не могу сказать, что мне это было неприятно. О Господи! Вовсе нет! Просто это меня смущало. Я, честно говоря, не привыкла к такому откровенному разглядыванию. Он разглядьшал меня, как гончая лисицу: в глазах его я заметила особый блеск, а зубы его были обнажены в улыбке.
— Скажите мне, — внезапно обратился он ко мне, — где вы были сегодня вечером, мисс Рашдон?
— В Малхэме, — ответила я, глядя в свою кружку.
— Что? Говорите глядя прямо на меня, мисс Рашдон. Ну! Вот так! Повторите, что вы сказали.
— Я была в Малхэме, сэр.
Он сжал губы, как мне показалось, гневно, потом спросил:
— Вы не рассказывали мне про какого-то пастуха, которого сразили наповал своими чарами?
— Нет, сэр. Нигде и никогда я не пользовалась своими чарами против сына пастуха.
— Но ведь вы, кажется, говорили, что вы влюблены в него.
— Нет, не говорила.
— В таком случае, значит, мне это пригрезилось.
— Безусловно.
— А вы были когда-нибудь влюблены, мисс Рашдон?
Я едва заметно кивнула и снова принялась за свое вино.
Стул стукнул об пол, когда он поднялся на ноги, отодвинув его. Николас сделал два стремиельных шага ко мне, схватил меня за запястье и поднял со скамейки. Я молча подчинилась. Он потащил меня к камину, где было светлее. Нажав на мое плечо, он вынудил меня сесть, и я опустилась на пол, подогнув под себя ноги. Николас последовал моему примеру и сел рядом, обхватив рукой колено.
Улыбнувшись, я сказала:
— Лорд Малхэм, мне кажется, чувствует себя лучше. Теперь он готов пошалить.
— Прошу не путать — это лорд Малхэм, пустившийся в странствие на всех парусах, — возразил он. — Но это так, к слову. Я задал вам вопрос, мисс Рашдон, но вы, если не ошибаюсь, уклонились от прямого ответа. Вы когда-нибудь были влюблены?
Я оглянулась вокруг в поисках Джима.
— Ведь это очень личный вопрос, вы не находите? И не предназначен для чужих ушей.
— Считайте, что он просто чурбан с глазами, и не обращайте на него внимания.
Он подмигнул мне и улыбнулся.
Глядя в серые глаза, при виде которых у меня занимался дух, я тихо ответила:
— Да, милорд Малхэм, я была влюблена.
Он смотрел на мой рот, и веки его слегка опустились, прикрывая глаза.
— А теперь моя очередь, — сказала я, и глаза его теперь смотрели прямо в мои.
— А вы были когда-нибудь влюблены, лорд Малхэм?
Я ждала ответа, нетерпеливая, как дитя, стараясь не обращать внимания на его красивый рот с дразняще приподнятыми уголками.
При мягком свете камина черты его лица смягчились, и он выглядел молодым и необычайно привлекательным.
— Ну?
— Да, — ответил он наконец.
— Кто она?
— Мне говорили, что ее имя Мэгги.
— А вы сами не помните? Николас покачал головой.
— Откуда же вы знаете, что любили ее?
— Потому что я все еще люблю ее. Вы находите это странным? Я тоже. Я не понимаю, как могу любить женщину, лицо которой не могу вспомнить. А вы это понимаете?
Он смотрел на меня загадочным взглядом. Я отвела от него глаза и, глядя в огонь, несколько минут обдумывала эти слова. Наконец сказала:
— Думаю, я могу и попытаюсь объяснить. Мне было восемь лет, когда умерла моя мать. Я очень ее любила и все еще глубоко люблю. Но, когда пытаюсь воскресить в памяти ее лицо, не могу этого сделать. Ее черты забыты мною. Не могу вам сказать, какого точно оттенка были ее волосы или какого цвета глаза. И звук ее голоса для меня тайна. Но я помню, что она заставила меня почувствовать: при ее жизни я была счастливой и довольной и… живой. И это остается с нами навсегда. Каким-то образом эти чувства делают нас такими, как мы есть. Разве не так?
Когда он снова поднял глаза на меня, в них было мечтательное выражение.
— Должно быть, Мэгги любила вас, — сказала я, — ведь она подарила вам Кевина.
В сердце моем поселилась робкая надежда. Движимая все еще живой любовью к нему, я заметила, как все мои чувства пробудились, что они затрепетали, как живет и трепещет пламя в камине. Очень медленно его рука потянулась к моей и коснулась ее. Его пальцы нежно обвили мои запястье, он поднял мою руку и прижал мою ладонь к своей колючей щеке.
— Ариэль, — прошептал он. — Исцелите меня.
Я склонилась к нему:
— Как? Скажите мне как, и я это сделаю, милорд.
— Изгоните мои кошмары, заставьте их исчезнуть.
— О каких кошмарах вы говорите? Может быть, если вы попытаетесь противостоять им…
— Огонь… Пожар…
— Вам снится огонь? Тот самый пожар, что убил вашу жену?
— Я вижу, будто бью ее. Она падает и больше не поднимается.
Николас отвернулся, но не отпускал моей руки и продолжал нежно дышать мне в ладонь. Потом легонько коснулся ее языком. Любовь, которую я питала к Николасу, была столь сильной, что от этого прикосновения меня пронзила боль. И вдруг я осознала нечто ужасное: что мне все равно, действительно ли он убил жену, поднял ли он на нее руку и нанес ли ей этот роковой удар. Я все равно любила его.
Устыдившись собственной слабости, я отвела глаза.
— Ариэль? — Его дыхание коснулось кожи у моего виска. — Посмотрите на меня.
Я не могла на него смотреть: я бы выдала себя.
— Ариэль…
«Не прикасайся ко мне, — думала я, — не говори со мной, не смотри на меня…» Он прижался к моей щеке щекой. Боже, о Боже, что со мной будет?
— Не отворачивайтесь, — сказал он, — вы нужны мне, вы единственная, кто не смотрит на меня с осуждением. Вы и Кевин. Не знаю, что я делал до того, как вы здесь появились. Что бы со мной сталось, если бы вы меня покинули?..
Все это было произнесено низким взволнованным шепотом, обдававшим меня теплом, возбуждающим и влажным, как летний туман. Потом так же стремительно Николас отстранился.
Из-под ресниц я наблюдала за ним: как он склонился над огнем и протянул к нему руку.
— Я попросил слишком многого, — сказал он наконец. — Простите меня. Вы приехали в Уолтхэмстоу, чтобы позировать мне, и ни для чего больше. Вы и не должны вникать в мои проблемы. И я не должен вас просить об этом.
— Но явсе равно уже ввязалась в ваши дела, — ответила я. — Возможно, я помогла бы вам, если бы только знала как. Если бы я понимала все…
— Что тут понимать? Я теряю рассудок, когда у меня случаются приступы ярости, и в таком припадке я убил свою жену.
— Но ведь вы не помните, как убили ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Нет, милорд.
— Может быть, вы считаете, что человек моего положения не должен этим злоупотреблять? — с вызовом спросил Николас.
— Вы имеете все права, сэр. И все же вам следовало бы говорить потише, чтобы ваш брат не нашел вас.
Его брови взметнулись вверх.
— Джимми, кажется, в наших рядах появилась дуэнья, чтобы следить за нашей нравственностью.
— В таком случае выпьем за дуэний с зелеными глазами! — ответил верный Джим, и они снова выпили.
Еще раз качнувшись на стуле, Николас устремил на меня взгляд, и, заметив его очевидный интерес к себе, я вспыхнула. Не могу сказать, что мне это было неприятно. О Господи! Вовсе нет! Просто это меня смущало. Я, честно говоря, не привыкла к такому откровенному разглядыванию. Он разглядьшал меня, как гончая лисицу: в глазах его я заметила особый блеск, а зубы его были обнажены в улыбке.
— Скажите мне, — внезапно обратился он ко мне, — где вы были сегодня вечером, мисс Рашдон?
— В Малхэме, — ответила я, глядя в свою кружку.
— Что? Говорите глядя прямо на меня, мисс Рашдон. Ну! Вот так! Повторите, что вы сказали.
— Я была в Малхэме, сэр.
Он сжал губы, как мне показалось, гневно, потом спросил:
— Вы не рассказывали мне про какого-то пастуха, которого сразили наповал своими чарами?
— Нет, сэр. Нигде и никогда я не пользовалась своими чарами против сына пастуха.
— Но ведь вы, кажется, говорили, что вы влюблены в него.
— Нет, не говорила.
— В таком случае, значит, мне это пригрезилось.
— Безусловно.
— А вы были когда-нибудь влюблены, мисс Рашдон?
Я едва заметно кивнула и снова принялась за свое вино.
Стул стукнул об пол, когда он поднялся на ноги, отодвинув его. Николас сделал два стремиельных шага ко мне, схватил меня за запястье и поднял со скамейки. Я молча подчинилась. Он потащил меня к камину, где было светлее. Нажав на мое плечо, он вынудил меня сесть, и я опустилась на пол, подогнув под себя ноги. Николас последовал моему примеру и сел рядом, обхватив рукой колено.
Улыбнувшись, я сказала:
— Лорд Малхэм, мне кажется, чувствует себя лучше. Теперь он готов пошалить.
— Прошу не путать — это лорд Малхэм, пустившийся в странствие на всех парусах, — возразил он. — Но это так, к слову. Я задал вам вопрос, мисс Рашдон, но вы, если не ошибаюсь, уклонились от прямого ответа. Вы когда-нибудь были влюблены?
Я оглянулась вокруг в поисках Джима.
— Ведь это очень личный вопрос, вы не находите? И не предназначен для чужих ушей.
— Считайте, что он просто чурбан с глазами, и не обращайте на него внимания.
Он подмигнул мне и улыбнулся.
Глядя в серые глаза, при виде которых у меня занимался дух, я тихо ответила:
— Да, милорд Малхэм, я была влюблена.
Он смотрел на мой рот, и веки его слегка опустились, прикрывая глаза.
— А теперь моя очередь, — сказала я, и глаза его теперь смотрели прямо в мои.
— А вы были когда-нибудь влюблены, лорд Малхэм?
Я ждала ответа, нетерпеливая, как дитя, стараясь не обращать внимания на его красивый рот с дразняще приподнятыми уголками.
При мягком свете камина черты его лица смягчились, и он выглядел молодым и необычайно привлекательным.
— Ну?
— Да, — ответил он наконец.
— Кто она?
— Мне говорили, что ее имя Мэгги.
— А вы сами не помните? Николас покачал головой.
— Откуда же вы знаете, что любили ее?
— Потому что я все еще люблю ее. Вы находите это странным? Я тоже. Я не понимаю, как могу любить женщину, лицо которой не могу вспомнить. А вы это понимаете?
Он смотрел на меня загадочным взглядом. Я отвела от него глаза и, глядя в огонь, несколько минут обдумывала эти слова. Наконец сказала:
— Думаю, я могу и попытаюсь объяснить. Мне было восемь лет, когда умерла моя мать. Я очень ее любила и все еще глубоко люблю. Но, когда пытаюсь воскресить в памяти ее лицо, не могу этого сделать. Ее черты забыты мною. Не могу вам сказать, какого точно оттенка были ее волосы или какого цвета глаза. И звук ее голоса для меня тайна. Но я помню, что она заставила меня почувствовать: при ее жизни я была счастливой и довольной и… живой. И это остается с нами навсегда. Каким-то образом эти чувства делают нас такими, как мы есть. Разве не так?
Когда он снова поднял глаза на меня, в них было мечтательное выражение.
— Должно быть, Мэгги любила вас, — сказала я, — ведь она подарила вам Кевина.
В сердце моем поселилась робкая надежда. Движимая все еще живой любовью к нему, я заметила, как все мои чувства пробудились, что они затрепетали, как живет и трепещет пламя в камине. Очень медленно его рука потянулась к моей и коснулась ее. Его пальцы нежно обвили мои запястье, он поднял мою руку и прижал мою ладонь к своей колючей щеке.
— Ариэль, — прошептал он. — Исцелите меня.
Я склонилась к нему:
— Как? Скажите мне как, и я это сделаю, милорд.
— Изгоните мои кошмары, заставьте их исчезнуть.
— О каких кошмарах вы говорите? Может быть, если вы попытаетесь противостоять им…
— Огонь… Пожар…
— Вам снится огонь? Тот самый пожар, что убил вашу жену?
— Я вижу, будто бью ее. Она падает и больше не поднимается.
Николас отвернулся, но не отпускал моей руки и продолжал нежно дышать мне в ладонь. Потом легонько коснулся ее языком. Любовь, которую я питала к Николасу, была столь сильной, что от этого прикосновения меня пронзила боль. И вдруг я осознала нечто ужасное: что мне все равно, действительно ли он убил жену, поднял ли он на нее руку и нанес ли ей этот роковой удар. Я все равно любила его.
Устыдившись собственной слабости, я отвела глаза.
— Ариэль? — Его дыхание коснулось кожи у моего виска. — Посмотрите на меня.
Я не могла на него смотреть: я бы выдала себя.
— Ариэль…
«Не прикасайся ко мне, — думала я, — не говори со мной, не смотри на меня…» Он прижался к моей щеке щекой. Боже, о Боже, что со мной будет?
— Не отворачивайтесь, — сказал он, — вы нужны мне, вы единственная, кто не смотрит на меня с осуждением. Вы и Кевин. Не знаю, что я делал до того, как вы здесь появились. Что бы со мной сталось, если бы вы меня покинули?..
Все это было произнесено низким взволнованным шепотом, обдававшим меня теплом, возбуждающим и влажным, как летний туман. Потом так же стремительно Николас отстранился.
Из-под ресниц я наблюдала за ним: как он склонился над огнем и протянул к нему руку.
— Я попросил слишком многого, — сказал он наконец. — Простите меня. Вы приехали в Уолтхэмстоу, чтобы позировать мне, и ни для чего больше. Вы и не должны вникать в мои проблемы. И я не должен вас просить об этом.
— Но явсе равно уже ввязалась в ваши дела, — ответила я. — Возможно, я помогла бы вам, если бы только знала как. Если бы я понимала все…
— Что тут понимать? Я теряю рассудок, когда у меня случаются приступы ярости, и в таком припадке я убил свою жену.
— Но ведь вы не помните, как убили ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86