У меня было такое ощущение, будто внутри у меня разверзлась огромная, ужасная рана, и меня затопило такой болью, гневом и печалью, какие я ощутила впервые после того, как меня заперли в этот злосчастный сумасшедший дом в Менстоне.
Брэббс обнял меня и прижал к груди.
— Тише, тише, Мэгги, послушай меня. Ты не можешь забрать ребенка. Если ты попытаешься похитить сына, тебя наверняка поймают и ты потеряешь его навсегда. Ты будешь страдать, потому что тебя отдадут под суд. И этим ты предашь его!
— Нет! Его забрали у меня! Я только хочу вернуть своего ребенка…
— Тише, Мэгги, успокойся, — повторил он. — А теперь скажи мне… Джером работал на обе стороны? Ты никогда не соглашалась, чтобы он поместил дитя в приличную семью? Смотри на меня, Мэгги, и отвечай правдиво. Такое соглашение существовало?
— Да. Но…
— В таком случае он понимал, что делает, девочка…
— Перестаньте напоминать мне об этом. Оттолкнув его, я начала мерить шагами комнату.
— Мэгги, — услышала я его ласковый голос, — иди сюда и сядь рядом. Я приготовил на обед маллигатони . Мы обсудим этот вопрос и, может быть, придумаем что-нибудь.
— Что тут придумывать! — возразила я, но невольно мой взгляд обратился к столу, на котором покоилась тарелка с уже нарезанным хлебом и кувшин посита . Запах горячего молока, сдобренного пряностями, заставил меня вспомнить, что я с утра ничего не ела.
— Садись.
Брэббс принес из буфета еще одну миску и поставил на стол. Обернувшись ко мне, он улыбнулся. Лицо его заросло седой щетиной.
— Мэгги, когда это было, чтобы ты отказывалась от моего маллигатони ? Прежде ты очень его любила.
Я снова попыталась отказаться.
— Уже поздно, доктор Брэббс. Он налил мне кружку посита .
— Сначала хороший глоток этого пойла и миска супа, и потом я тебя отпущу. Я запрягу свою лошадку и отвезу тебя обратно в Уолтхэмстоу, нечего тебе бродить в темноте по такому холоду.
Больше я не стала отказываться, потому что аппетит мой пробудился и я испытывала острое чувство голода. Брэббс сел за стол напротив меня, его добрые карие глаза не отрывались от моего лица.
Я ощущала его интерес к себе, даже любопытство: во мне все изменилось — и внешность, и характер. Но мне был неприятен его оценивающий взгляд, поэтому я старалась не встречаться с ним глазами, а смотреть в сторону, на стену или в тот угол, где горел камин. Я была совсем не готова к тому, чтобы говорить о том, что испытала в Менетоне. Вместо этого мысли мои снова возвращались к Николасу. И моему сыну.
Покончив с супом, я некоторое время сидела, откинувшись на спинку стула, прикрыв глаза, ощущая приятную сытость и недолгий покой, потом спросила:
— Как вы думаете, Николас сумасшедший?
— Не знаю, девочка.
— Но вы, должно быть, слышали…
— Ну, это только слухи. Мне трудно о нем судить, Николас Уиндхэм настоящий затворник.
— Но eго брат, конечно…
Руки Брэббса в возмущенном жесте взметнулись кверху:
— Его брат столь же годится, чтобы быть продолжателем нашей профессии, как я на то, чтобы стать королем Англии. Хочешь еще посита, Мэгги? Я покачала головой.
— У Тревора неплохая голова на плечах, я этого не стану отрицать, но он лишен сострадания, столь необходимого, чтобы быть настоящим доктором.
Вспомнив сегодняшний визит мистера Дикса, я мысленно согласилась с такой оценкой.
— Из Джорджа мог бы получиться отличный врач. И он об этом подумывал.
Я и забыла о Джордже Уиндхэме, втором сыне родителей милорда. Тут же мне припомнился и Юджин Уиндхэм, который был чуть старше Тревора. Тревор был младшим из сыновей Уиндхэма.
— Они все еще в колониях? — спросила я.
— Да, они прекрасно там устроились и осели в Бостоне. — Отодвинув стул от стола, Брэббс устремил взгляд на меня и сказал: — А теперь пора назад в Уолтхэмстоу, пока буря не разыгралась еще сильнее. Я приготовлю тележку, а ты пока посиди у огня и погрейся. Я вернусь в мгновение ока.
Я смотрела, как он натягивает шерстяной плащ.
— Мистер Брэббс? Я хочу задать вам один вопрос и задам его прямо, без обиняков. Вы думаете, он убил ее?
Налетел порыв ветра, и оконное стекло задребезжало под его напором.
— Ты знаешь его лучше, чем я, Мэгги, — ответил он наконец, потом повернулся к двери.
Я снова остановила его:
— Вас вызвали туда в ту ночь, когда она умерла?
— Да, — не оборачиваясь, ответил он.
— Вы видели ее тело?
— То, что от него осталось.
— А как вел себя Николас?
— Он был похож на человека в трансе. Прошло несколько дней, прежде чем шок начал проходить. Тогда, я боюсь, и началось самое худшее.
Брэббс открыл дверь и выглянул в темноту, прежде чем выйти в ночь.
Я надела плащ и принялась греть руки у камина перед тем, как решиться выйти.
Стоя на пронизывающем ветру, я оглядывала сад, где под покрывалом снега скрылись сухие стебли мака и душистого горошка. Наконец появился Брэббс с повозкой, и я взобралась в нее.
Мы проехали прямо через город, потом через общественный выгон — Овечью Пустошь и миновали Лавли-лейн. Дважды нам попадались навстречу всадники, и каждый раз я старалась как можно плотнее закутаться в плащ. Потом мы проехали мимо какого-то человека, стоящего сгорбившись на обочине дороги, и, поскольку Брэббс придержал лошадей, пропуская одинокого прохожего, я смогла узнать свою давнюю подругу Розину.
Перейдя дорогу до половины, она остановилась, подняла капюшон плаща, чтобы видеть меня лучше. Я не старалась укрыться от ее глаз, хотя инстинкт подсказывал мне, что я должна это сделать, но я не могла заставить себя таиться и скрываться от Рози.
Какие чувства я различила в ее близоруком взгляде? Может быть, в ее глазах заблестели слезы узнавания? Воспоминаний? Прощения? Ее губы тронула улыбка, но тотчас же ее фигура скрылась за пеленой снежных хлопьев. Повозка покатилась дальше.
Брэббс тихо сказал:
— Она очень больна.
Мы проехали молча оставшиеся полчаса до Уолтхэмстоу. Мне совсем не хотелось расставаться со своим старым другом. Я подняла на него глаза и улыбнулась. Он ответил мне улыбкой и поежился от холода.
— Милая Мэгги, — услышала я его неуверенный голос из темноты. — Ответь мне: если ты приехала сюда только ради ребенка, почему ты не забрала его и не бежала?
Я выбралась из повозки.
— Мэгги?..
Я подняла глаза на Брэббса, не отворачиваясь от снега, падавшего мне на лицо.
— Потому что я нужна Николасу.
Я отвернулась и закончила фразу тихо, чтобы Брэббс не услышал меня:
— Потому что я люблю его.
И, когда я призналась себе в этом, сразу почувствовала облегчение, которого не ожидала. Я была вольна любить Николаса Уиндхэма, потому что теперь я все поняла. Он любил меня. Он возвращался ко мне, но по жестокой прихоти злой судьбы его конь провалился под лед. И этот несчастный случай отчасти лишил его памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Брэббс обнял меня и прижал к груди.
— Тише, тише, Мэгги, послушай меня. Ты не можешь забрать ребенка. Если ты попытаешься похитить сына, тебя наверняка поймают и ты потеряешь его навсегда. Ты будешь страдать, потому что тебя отдадут под суд. И этим ты предашь его!
— Нет! Его забрали у меня! Я только хочу вернуть своего ребенка…
— Тише, Мэгги, успокойся, — повторил он. — А теперь скажи мне… Джером работал на обе стороны? Ты никогда не соглашалась, чтобы он поместил дитя в приличную семью? Смотри на меня, Мэгги, и отвечай правдиво. Такое соглашение существовало?
— Да. Но…
— В таком случае он понимал, что делает, девочка…
— Перестаньте напоминать мне об этом. Оттолкнув его, я начала мерить шагами комнату.
— Мэгги, — услышала я его ласковый голос, — иди сюда и сядь рядом. Я приготовил на обед маллигатони . Мы обсудим этот вопрос и, может быть, придумаем что-нибудь.
— Что тут придумывать! — возразила я, но невольно мой взгляд обратился к столу, на котором покоилась тарелка с уже нарезанным хлебом и кувшин посита . Запах горячего молока, сдобренного пряностями, заставил меня вспомнить, что я с утра ничего не ела.
— Садись.
Брэббс принес из буфета еще одну миску и поставил на стол. Обернувшись ко мне, он улыбнулся. Лицо его заросло седой щетиной.
— Мэгги, когда это было, чтобы ты отказывалась от моего маллигатони ? Прежде ты очень его любила.
Я снова попыталась отказаться.
— Уже поздно, доктор Брэббс. Он налил мне кружку посита .
— Сначала хороший глоток этого пойла и миска супа, и потом я тебя отпущу. Я запрягу свою лошадку и отвезу тебя обратно в Уолтхэмстоу, нечего тебе бродить в темноте по такому холоду.
Больше я не стала отказываться, потому что аппетит мой пробудился и я испытывала острое чувство голода. Брэббс сел за стол напротив меня, его добрые карие глаза не отрывались от моего лица.
Я ощущала его интерес к себе, даже любопытство: во мне все изменилось — и внешность, и характер. Но мне был неприятен его оценивающий взгляд, поэтому я старалась не встречаться с ним глазами, а смотреть в сторону, на стену или в тот угол, где горел камин. Я была совсем не готова к тому, чтобы говорить о том, что испытала в Менетоне. Вместо этого мысли мои снова возвращались к Николасу. И моему сыну.
Покончив с супом, я некоторое время сидела, откинувшись на спинку стула, прикрыв глаза, ощущая приятную сытость и недолгий покой, потом спросила:
— Как вы думаете, Николас сумасшедший?
— Не знаю, девочка.
— Но вы, должно быть, слышали…
— Ну, это только слухи. Мне трудно о нем судить, Николас Уиндхэм настоящий затворник.
— Но eго брат, конечно…
Руки Брэббса в возмущенном жесте взметнулись кверху:
— Его брат столь же годится, чтобы быть продолжателем нашей профессии, как я на то, чтобы стать королем Англии. Хочешь еще посита, Мэгги? Я покачала головой.
— У Тревора неплохая голова на плечах, я этого не стану отрицать, но он лишен сострадания, столь необходимого, чтобы быть настоящим доктором.
Вспомнив сегодняшний визит мистера Дикса, я мысленно согласилась с такой оценкой.
— Из Джорджа мог бы получиться отличный врач. И он об этом подумывал.
Я и забыла о Джордже Уиндхэме, втором сыне родителей милорда. Тут же мне припомнился и Юджин Уиндхэм, который был чуть старше Тревора. Тревор был младшим из сыновей Уиндхэма.
— Они все еще в колониях? — спросила я.
— Да, они прекрасно там устроились и осели в Бостоне. — Отодвинув стул от стола, Брэббс устремил взгляд на меня и сказал: — А теперь пора назад в Уолтхэмстоу, пока буря не разыгралась еще сильнее. Я приготовлю тележку, а ты пока посиди у огня и погрейся. Я вернусь в мгновение ока.
Я смотрела, как он натягивает шерстяной плащ.
— Мистер Брэббс? Я хочу задать вам один вопрос и задам его прямо, без обиняков. Вы думаете, он убил ее?
Налетел порыв ветра, и оконное стекло задребезжало под его напором.
— Ты знаешь его лучше, чем я, Мэгги, — ответил он наконец, потом повернулся к двери.
Я снова остановила его:
— Вас вызвали туда в ту ночь, когда она умерла?
— Да, — не оборачиваясь, ответил он.
— Вы видели ее тело?
— То, что от него осталось.
— А как вел себя Николас?
— Он был похож на человека в трансе. Прошло несколько дней, прежде чем шок начал проходить. Тогда, я боюсь, и началось самое худшее.
Брэббс открыл дверь и выглянул в темноту, прежде чем выйти в ночь.
Я надела плащ и принялась греть руки у камина перед тем, как решиться выйти.
Стоя на пронизывающем ветру, я оглядывала сад, где под покрывалом снега скрылись сухие стебли мака и душистого горошка. Наконец появился Брэббс с повозкой, и я взобралась в нее.
Мы проехали прямо через город, потом через общественный выгон — Овечью Пустошь и миновали Лавли-лейн. Дважды нам попадались навстречу всадники, и каждый раз я старалась как можно плотнее закутаться в плащ. Потом мы проехали мимо какого-то человека, стоящего сгорбившись на обочине дороги, и, поскольку Брэббс придержал лошадей, пропуская одинокого прохожего, я смогла узнать свою давнюю подругу Розину.
Перейдя дорогу до половины, она остановилась, подняла капюшон плаща, чтобы видеть меня лучше. Я не старалась укрыться от ее глаз, хотя инстинкт подсказывал мне, что я должна это сделать, но я не могла заставить себя таиться и скрываться от Рози.
Какие чувства я различила в ее близоруком взгляде? Может быть, в ее глазах заблестели слезы узнавания? Воспоминаний? Прощения? Ее губы тронула улыбка, но тотчас же ее фигура скрылась за пеленой снежных хлопьев. Повозка покатилась дальше.
Брэббс тихо сказал:
— Она очень больна.
Мы проехали молча оставшиеся полчаса до Уолтхэмстоу. Мне совсем не хотелось расставаться со своим старым другом. Я подняла на него глаза и улыбнулась. Он ответил мне улыбкой и поежился от холода.
— Милая Мэгги, — услышала я его неуверенный голос из темноты. — Ответь мне: если ты приехала сюда только ради ребенка, почему ты не забрала его и не бежала?
Я выбралась из повозки.
— Мэгги?..
Я подняла глаза на Брэббса, не отворачиваясь от снега, падавшего мне на лицо.
— Потому что я нужна Николасу.
Я отвернулась и закончила фразу тихо, чтобы Брэббс не услышал меня:
— Потому что я люблю его.
И, когда я призналась себе в этом, сразу почувствовала облегчение, которого не ожидала. Я была вольна любить Николаса Уиндхэма, потому что теперь я все поняла. Он любил меня. Он возвращался ко мне, но по жестокой прихоти злой судьбы его конь провалился под лед. И этот несчастный случай отчасти лишил его памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86